Кто и почему работает на цензуру в России.
В ноябре 2022 года беларусская группа хакеров «Киберпартизаны» взломала внутреннюю сеть «Главного радиочастотного центра» — структуры основного цензурного ведомства России — Роскомнадзора (РКН). Хакеры выкачали документы, переписки и почты сотрудников на более чем два терабайта, и передали все это журналистам.
Когда об утечке стало известно внутри ГРЧЦ, среди сотрудников началась настоящая паника. Люди, которые составляли справки для признания журналистов, артистов, оппозиционеров и активистов «иностранными агентами», разрабатывали программы для глобальной слежки за всеми россиянами в интернете, блокировали независимые СМИ и обидные для Владимира Путина мемы, испугались, что теперь все узнают, кто помогал режиму и пропаганде скрывать от граждан правду о том, что происходит в стране.
Руководство ГРЧЦ даже посоветовало сотрудникам сменить паспорта, а также обещало «обговорить возможное централизованное удаление персональных данных через сервисы пробива (через такие сервисы за деньги можно получить информацию о человеке, например, телефонные номера, ссылки на социальные сети, паспортные данные и др. — Прим. ред.)», рассказали со ссылкой на источник внутри ведомства журналисты «Настоящего времени». Уже на следующий день сотрудникам сообщили, что администраторы «одного из ключевых» Telegram-ботов для пробива согласились удалить данные о работниках ГРЧЦ: «Они быстро смекнули по нашему месту работы чем пахнет дело, готовы сотрудничать».
Несмотря на все усилия руководства ГРЧЦ, журналисты «Важных историй» смогли найти некоторых его сотрудников и поговорить с людьми, непосредственно работающими на российскую машину цензуры.
Знакомьтесь с нашими интернет-надзирателями.
«В порочащих связях не замечен»
ГРЧЦ — не секретная организация, но ее сотрудники действительно боятся публичности. И в попытках скрыть свою личность или избежать открытого разговора с журналистами они пошли не только на вымарывания своих данных из Telegram-ботов для пробива.
30-летняя Кристина Мосенз, которая отвечает за организацию мониторинга СМИ и соцсетей в ГРЧЦ, даже попыталась инсценировать собственное задержание, чтобы не отвечать на неудобные вопросы. Ее подчиненные готовят справки для признания людей и организаций иностранными агентами, а также составляют отчеты о так называемых «точках информационной напряженности» — событиях и публикациях, которые могут вызвать общественный резонанс.
По личному телефону Кристины Мосенз ответил мужской голос: «Здравия желаю! А Кристина Евгеньевна уже два дня как у нас — задержана за экономические преступления». Притворявшийся силовиком мужчина поинтересовался, «милиция или полиция» ищет Мосенз, и посоветовал сделать официальный запрос в Следственный комитет, чтобы поговорить с ней. Но уже через несколько дней она сама взяла трубку и на вопрос журналистов «Важных историй» о том, почему она решила работать на цензуру, попросила ей больше не звонить.
Сотрудники Кристины Мосенз следят за призывами к протестам в России, за информацией о войне в Украине, за критикой Владимира Путина и за всеми темами, которые российская власть считает опасными. Эти отчеты сотрудники ГРЧЦ отправляют «наверх» — в Генпрокуратуру, МВД, ФСБ, администрацию президента и другие ведомства.
После начала полномасштабного вторжения в Украину у сотрудников департамента мониторинга и смежных подразделений увеличилась нагрузка. Из-за этого им пришлось отменить часть регулярных задач: в ГРЧЦ временно перестали составлять отчеты о терроризме и «антироссийской пропаганде в Прибалтике», прекратили следить за продажей поддельных сертификатов о вакцинации от коронавируса, приостановили мониторинг нарушений в эфирах крупнейших российских телеканалов, а также оставили в покое сериалы и фильмы «с наркотической тематикой».
Несмотря на сокращение некоторых обязанностей, сотрудники начали увольняться. В середине мая в ГРЧЦ открылась вакансия старшего смены в дежурную службу мониторинга: как пояснили в заявке, «в связи с многократным ростом числа задач и стрессовых условий» из отдела ушли сразу несколько человек. Однако на место ушедших работников приходили новые. В феврале 2022 года в департамент мониторинга СМИ и соцсетей планировали набрать 102 новых сотрудника, а всего штат ГРЧЦ рассчитывали расширить на 450 человек. Перед наймом будущих сотрудников проверяли и составляли на них характеристики, где отдельно указывали, что «информации об участии кандидата в мероприятиях в поддержку А. Навального или связи с оппозиционными деятелями не выявлено».
Мы познакомим вас с некоторыми из тех, кто занимает руководящие должности и непосредственно занимается цензурой” (Со списком можно ознакомиться здесь)
Фабрика цензоров
ГРЧЦ ищет новые кадры среди студентов крупнейших московских вузов. Привлечь студентов решили еще в конце 2021 года из-за «напряженной ситуации с трудовыми ресурсами, выраженной в оттоке квалифицированных кадров».
Уже сейчас ГРЧЦ сотрудничает с МГУ, Московским государственным юридическим университетом (МГЮА), Финансовым университетом при правительстве РФ и другими крупными учебными заведениями. Сотрудники ГРЧЦ ведут в этих вузах занятия и берут учащихся на потоковую практику. Им рассказывают об основах российского законодательства в сфере СМИ, особенностях определения статуса иноагента, использовании искусственного интеллекта в мониторинге, учат искать «точки информационной напряженности» и следить за СМИ и соцсетями вручную.
Практикантов используют для «выполнения рутинных задач» и разгрузки штатных сотрудников ГРЧЦ, а также для «трудозатратных неприоритетных задач». Например, в апреле 2022 года практикантка с факультета политологии МГУ составляла аналитическую справку на главного редактора телеканала «Дождь» Тихона Дзядко, где среди прочего указала, что Дзядко крещен и «является героем известного интернет-мема “Мой Семен”». А вот как по версии другого практиканта можно охарактеризовать некоторые российские СМИ:
- журнал Cosmopolitan «разжигает вражду не только по половому, но и по национальному признаку»;
- портал Republic «является оплотом русофобии и наполнен крайне токсичной аудиторией, готовой загнобить тебя за любую похвалу в отношении Путина»;
- «Голос Америки» — «марионеточная американская радиостанция, участвовавшая в информационно-психологической войне против СССР».
- Особо отличившимся студентам предлагают выполнить тестовые задания для приема на работу в ГРЧЦ. Одних просят описать конфликт между главой Чечни Рамзаном Кадыровым и семьей Янгулбаевых (власти Чечни считают сыновей федерального судьи в отставке Сайди Янгулбаева — Абубакара и Ибрагима — причастными к администрированию Telegram-канала 1ADAT, критикующего республиканские власти и лично Кадырова. — Прим. ред.), — провести мониторинг сообщений о здоровье Владимира Путина. «При возможности выявить распространителей и первоисточники, медийные лица, которые также участвовали в распространении таких фейков. Воздержаться от декларирования своих политических взглядов. Максимальный фактаж и нейтралитет», — пишет глава дежурного отдела мониторинга Кирилл Золотов кандидатке.
«Важные истории» связались со студентами, которые устроились работать в цензурное ведомство уже после начала войны в Украине. Студентка политфака МГУ Александра Зингер бросила трубку, услышав вопрос, а ее коллега, 22-летняя студентка того же факультета Анастасия Шеремето, отрицает свою работу на цензуру.
— Я правильно понимаю, что вы занимаетесь мониторингом соцсетей, протестных акций?
— Нет-нет, вы ошиблись, я не работаю, я учусь на юридическом.
— Я видела, что вы делали тестовое задание в ГРЧЦ про конфликт Кадырова с Янгулбаевыми, отправляли документы для приема на работу.
— Нет, вам кажется, — сказала Шеремето журналистке «Важных историй» и бросила трубку.
Помимо пробных заданий, кандидатам предлагают пройти тесты. Их спрашивают, оскорбляет ли президента видео под названием «Путин взрывает дома» о терактах в России в конце девяностых, будет ли приглашение на митинг Алексея Навального призывом к массовым беспорядкам, какое из слов «блядство», «хуйня», «сука», «ебанашка» не является нецензурным.
За студентов, готовых работать на цензуру, ГРЧЦ борется с другими госструктурами. «Получил 10 отборных резюме от факультета политологии МГУ. Можно и больше, но там люди уже имеют предложения или ждут их (в основном от АП [администрации президента]) и могут сорваться», — жалуется замглавы дежурной службы мониторинга Александр Спиридонов. Однако в цензоры возьмут не всех. Центр не готов брать на работу «политизированных студентов», а предпочтение отдают кандидатам с «опытом в госструктурах, предпочтительно силовых или околосиловых».
Новички нравятся не всем. Один из сотрудников ГРЧЦ, недовольный коллегой, спросил у руководителя: «что это за хрен?». И замглавы дежурной службы мониторинга Александр Спиридонов ему ответил: «А это новые реалии. В ДМСМК [департамент мониторинга средств массовой коммуникации] и ДРЗИ [департамент ведения реестров запрещенной информации] набрали кучу новых, некоторых сразу руководителями групп».
загСколько платят интернет-надзирателям
Руководители в ГРЧЦ, такие как, например, директор в сфере средств массовых коммуникаций Игорь Иванов, зарабатывают от 600 тысяч рублей в месяц. Начинающим платят от 40 тысяч рублей, руководителям департамента — 100 тысяч и более (без учета премии). Средняя зарплата работников ГРЧЦ — 81 тысяча рублей.
Но есть сотрудники, ради которых в ГРЧЦ готовы пойти на исключения. Например, для начальника отдела машинного обучения Андрея Невзорова удалось выбить зарплату 250 тысяч рублей — «чтобы он не сбежал», как выразилась его коллега из департамента цифровой трансформации Анастасия Волкова.
Работать на цензоров соглашаются не только айтишники, но и ученые. Например, группа ученых из главного технического вуза — МФТИ — под руководством главы кафедры машинного обучения и цифровой гуманитаристики Константина Воронцова написала Научно-исследовательскую работу по разработке системы «Вепрь», которая с помощью нейросетей должна находить в интернете призывы к протестам, «положительный образ ЛГБТ», критику системы здравоохранения и образования, сравнение уровня жизни в России и на Западе и многие другие темы вплоть до «трусости современных казаков». Подробнее о том, как Роскомнадзор внедряет в работу искусственный интеллект для тотальной слежки, мы писали в этом тексте. Константин Воронцов сначала выслушал, о чем журналисты «Важных историй» хотят поговорить с ним, попросил перезвонить, а затем перестал отвечать на звонки.
Первое правило ГРЧЦ — не упоминать о ГРЧЦ
Отказ сотрудников ГРЧЦ можно объяснить не только страхом перед публичными комментариями о своей работе на цензуру, но и инструкцией, которую новички получают при устройстве. В ней сказано, что ведомство «полностью поддерживает право сотрудников на свободу слова и самовыражение в интернете». Но с оговоркой — сотрудников просят не публиковать «провокационный личный контент», не давать комментарии о работе и воздержаться от публичной критики Роскомнадзора или самого ГРЧЦ.
Большинство сотрудников действительно стараются не говорить о своей работе, а после утечки данных многие закрыли профили в соцсетях и поменяли ники.
Лишь некоторые все же решаются хотя бы коротко поговорить с журналистами. Например, 37-летняя Ольга Прудникова — начальница отдела мониторинга федеральных СМК. Она собирала справки для признания людей иноагентами от других сотрудников и раздавала инструкции о слежке за СМИ: например, поручила найти «негативные по отношению к действующей власти и СВО» материалы на сайте «Новой рассказ-газеты». Через неделю после этого поручения сайт проекта заблокировали.
— «Важные истории», ага, знаем таких… Вы думаете, что я так просто любому встречному журналисту расскажу про свою работу? — спросила Прудникова.
— Я бы хотела ваше личное мнение узнать об этом. В чем вы видите важность этой работы, почему этим занимаетесь?
— Ну, наверное, потому же, почему и вы. Все зарабатывают так, как умеют.
— То есть вы ради денег этим занимаетесь?
— Нет, я вам так не говорила, не ради денег, — сказала Прудникова и отказалась отвечать на дальнейшие вопросы.
Помимо требования держать рот на замке, сотрудникам рекомендуют соблюдать дресс-код. В одной из версий памятки для новичков есть примеры того, как не стоит одеваться на работу и что носить можно, но необязательно.
Среди бонусов у сотрудников ГРЧЦ — медицинская страховка, компенсация проезда и питания на сумму 4800 рублей каждый месяц, выплаты в случае рождения детей или смерти близкого родственника. Но главное преимущество — бронь от мобилизации.
Изначально сотрудникам ГРЧЦ не предоставляли отсрочку, а некоторым вручали повестки прямо на рабочем месте. Под призыв могли попасть около двух тысяч человек — почти половина работников ведомства. Однако глава департамента цифровой трансформации Денис Касимов развернул активную работу, чтобы рабочую силу цензуры не забирали на фронт, и судя по всему, добился успеха. За это ему даже предложили дать премию.
«На сегодняшний день удалось достигнуть однозначного бронирования некоторых работников ФГУП “ГРЧЦ” в первую очередь относящихся к группе риска, а именно имеющих боевой опыт и военную специальность <…>. В связи с изложенным считаю целесообразным премировать Касимова Д. В. в размере одного оклада», — говорится в служебной записке.
«Гроши на жратву отобрали». На что жалуются сотрудники ГРЧЦ
Несмотря на все эти бонусы, условия работы в ГРЧЦ нравятся не всем. Сотрудники жалуются на рост нагрузки, снижение доходов и наплевательское отношение начальства.
В марте 2022 Денис Касимов, который добился «брони» от мобилизации, писал, что работникам неудобно пользоваться некоторыми программами, но замруководителя РКН Вадима Субботина это не беспокоит: «Субботину похер на то, что пользакам (пользователям — Прим. ред.) не удобно, пусть работают».
Сотрудники дежурной службы Константин Малинин и Денис Палагичев обсуждали, что их руководитель — «ебанат сизый», который «всего боится», — заставляет их отправлять много отчетов по критике [президента] в генеральную прокуратуру даже по старым публикациям. По их словам, бессмысленной работы становится все больше, а зарплаты — меньше: «Мы уже вообще весь цикл выполняем — и мониторим, и правовую базу подгоняем, и текстовку… только зп все меньше. <…> Сидим здесь, копейки собираем, даже гроши на жратву отобрали». Константин Малинин даже хотел уволиться: «Прочитал позавчера лекцию в МГИМО и ощутил острое желание съебаться. Прям невероятно острое, особенно когда потом поглядел, как Владосу каждый чих согласовывал [руководитель Роскомнадзора] Липов (!!!!) по лекции Росмолодежи по инфовойнам».
В разговоре с «Важными историями» Малинин сказал, что в работе его все устраивает.
Судя по переписке, цензоры и сами понимают, что занимаются не самым престижным делом. «Имидж РКН в среде ИТшников играет против их интереса к нам», — писал бывший руководитель департамента ведения реестров запрещенной информации Иван Зуев, обсуждая перспективы пригласить к сотрудничеству с РКН экспертов по искусственному интеллекту.
Но среди сотрудников ГРЧЦ есть и те, кто верит, что занимается важной работой. Например, Руслан Махалов, бывший старший смены в дежурном отделе мониторинга СМК. Он, в частности, сообщал в Генпрокуратуру о публикациях, в которых говорилось об убийствах мирных жителей, потерях российских солдат и других неприятных фактах об армии. Именно его рабочий аккаунт хакеры смогли взломать и получить доступ ко всей системе ГРЧЦ. В переписке с журналисткой «Важных историй» он рассказал, что уволился из цензурного ведомства месяц назад по причинам, не связанным с утечкой.
Малахов решил поделиться своей мотивацией работать на государственную цензуру. «При всей моей абсолютно здоровой нелюбви к некоторым явлениям вроде коррупции, сокрытия фактов о ней и тому подобного мне кажется, что государство имеет право себя обезопасить тем путем, которое в нем принимается большей частью общества, — написал Малахов. — Но даже если государство, допустим, функционирует не так, как хотелось бы мне, то я бы сам у себя дома хотел решать эти проблемы, понимаете?». Руслан не стал отвечать на вопрос, почему, на его взгляд, россияне не должны узнавать о пострадавших или погибших на войне людях, а также о других фактах, которые не вписываются в прокремлевский нарратив.
Еще один идейный сотрудник — специалист отдела мониторинга средств массовых коммуникаций Дмитрий Ляпустин. Его задачи — проверять, ставят ли СМИ, признанные иноагентами, пометки на все свои статьи и посты в соцсетях («Данное сообщение распространено иностранным агентом…»).
В разговоре с журналисткой «Важных историй» он требовал сказать, где она в данный момент находится, назвал ее «врагом российского государства» и несколько раз бросал трубку. Свою работу на цензуру он оправдывает тем, что «крайне негативно относится к фейкам и занимается своим делом: соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций». О фейках в подконтрольных государству российских СМИ Ляпустин, судя по всему, не задумывается.
Почему люди выбирают такую работу? Непосредственно участвуют в блокировке независимых СМИ, отслеживают посты и комментарии с критикой власти и доносят на них в прокуратуру? Доцент факультета социальных наук Университета Амстердама Анна Фенько объясняет, что не только высокая, но и низкая зарплата и неприятные условия труда людей, работающих на цензуру, как ни странно, тоже могут способствовать принятию идеологии.
«[Работники цензуры] делятся на две большие категории. Первая — это абсолютные циники, и они работают за деньги, — рассуждает Анна Фенько. — Они ни во что не верят: ни в какие скрепы, ни в какую российскую цивилизацию, они играют по правилам. Делают то, за что им платят. А есть люди, которым платят меньше. Это очень интересная группа, у которой нет достаточного материального оправдания такой грязной работы. И они начинают верить, что все делают правильно, иначе у них возник бы так называемый „когнитивный диссонанс“. Один из способов разрешить этот диссонанс — просто убедить себя в том, что эти дела не подлые, а вполне себе хорошие».
При смене режима такие люди, скорее всего, не будут чувствовать вины за то, что совершали преступление — занимались цензурой, запрещенной Конституцией России. «Представим себе, что каким-то чудесным образом в стране сменился режим, и людям этим сказали: „спасибо, вы свободны“, — продолжает Фенько. — Будут ли они при этом чувствовать себя виноватыми? Исторический опыт показывает, что, скорее всего, нет. Они сразу забудут всё, чем занимались. Они будут вспоминать только то, как они втихаря у себя на кухне ругали какие-то оголтелые действия этого режима, особенно идиотские приказы начальства. Себя, а потом и других будут убеждать, что всю жизнь были противниками режима».
Источник: Катя Бонч-Осмоловская, «Важные истории»
