В России рекордное число мужчин с инвалидностью – 2 миллиона 170 тысяч человек в 2023 году в возрасте от 31 до 59 лет. Это данные Фонда пенсионного и социального страхования. Число запросов на получение протезов нижних конечностей выросло на 40%, верхних конечностей – на 60%, пишет издание “Такие дела”. Минобороны России скрывает количество солдат, получивших инвалидность и прошедших через ампутацию, но по косвенным признакам понятно, что оно очень велико.
Новая глава в жизни Елены и ее возлюбленного Александра из Самарской области началась второго августа, когда мужчина, рядовой контрактник, участник войны в Украине, позвонил с фронта и сообщил о ранении. Официальный диагноз Александра – “огнестрельное слепое осколочное ранение”. Из-за этого ему ампутировали левую ногу на уровне нижней трети бедра. Операцию провели в Ростове-на-Дону, а после отправили на реабилитацию в Москву.
“Надеюсь, скоро он получит протез и попадет домой”, – рассказывает в своем блоге Елена. Она старается подавать информацию о ранении и ампутации Александра с оптимизмом.
Тем временем про кратное увеличение количества мужчин с протезами рук и ног, которые возвращаются после войны, говорит множество сюжетов на региональном российском телевидении. Об участниках вторжения в Украину, а уж тем более о “ветеранах-инвалидах СВО”, на государственных российских каналах принято говорить только хорошее. Аккуратно умалчивая о криминальном прошлом, например. Сюжеты про “умные”, “технологичные”, “бионические” протезы для российских военных стали выходить регулярно с зимы 2022 года.
Иногда на федеральном телевидении снимают сюжеты про участников “СВО” с целью собрать для них деньги на протезы. Судя по сообщениям в закрытых сообществах, ситуации, когда лишившийся конечности военный не получил необходимой помощи, в России не редкость.
Основные проблемы, с которыми сталкиваются участники военного вторжения в Украину, – своевременное оказание медицинской помощи, бюрократия при получении справок и прохождении комиссий, нестабильное психологическое состояние вернувшегося участника войны и членов его семьи. По информации экспертов рынка протезирования в России, вернувшиеся с фронта мужчины могут ждать протезов месяцами, из-за санкций часть комплектующих может быть и вовсе недоступна.
Сотни российских военных с инвалидностью находятся в украинском плену, пишет издание Insider. Согласно Женевской конвенции, тяжелораненых пленных можно вернуть домой не только через обмен, но и через репатриацию.
Для этого нужно создать медицинскую комиссию, в которой будут врачи из нейтральных стран и домашней для пленного страны. В Киеве заявляют, что такая комиссия уже готова. Но в России ее нет. А обменивать тяжелораненых солдат Россия тоже не спешит, рассказывают журналистам российские пленные.
Ирина Крынина – из Красноярска, она поехала в Киев, чтобы забрать из плена своего партнера, российского мобилизованного, который, впрочем, сам отказался от освобождения. Ирина выступила против войны и присоединилась к проекту “Наш выход”, теперь она помогает другим родным пленников.
Ирина рассказала Настоящему Времени, что происходит с российскими военными, получившими тяжелые ранения на фронте, в украинском плену.
– Я бы хотела сказать, что я сейчас приехала в одно из мест содержания военнопленных именно с курского направления. Мы сейчас будем звонить родным и помогать им присвоить статусы военнопленных.
По поводу тяжелораненых я хочу сказать, что в проект “Хочу найти” – это государственный украинский проект – обращаются родственники, мы их находим, приезжаем, связываемся, и многие из них оказываются с тяжелыми ранениями: без рук, без ног, без глаз.
Хотела немножко рассказать, что в момент взятия в плен, когда украинские военные берут в плен, им оказывается медицинская помощь прямо на месте боя, где их взяли в плен: банальные перевязки или еще что-то, дают обезболивающее. Потом их перевозят в прифронтовой госпиталь, где лечат украинских солдат. Там им оказывается уже более качественная медицинская помощь. Если требуется, у них происходят операции. И в дальнейшем их уже отправляют в лагеря для содержания военнопленных. Там тоже есть медсанчасть, где им оказывается медицинская помощь.
– А что происходит потом, когда их уже нужно обменять? Россия стремится их обменять, или такого желания не видно – именно когда мы говорим о тяжелораненых?
– Когда я приезжаю, я же не знаю заранее – тяжелораненый он или не тяжелораненый. У нас есть заявка, я по ней приезжаю, вижу, что человек находится без руки или без ноги. И я его родственникам и ему объясняю, что, согласно Женевским конвенциям, он может по репатриации попасть домой, не дожидаясь обмена. Что в России эти Женевские конвенции не работают, потому что Россия уже целый год не может утвердить смешанную комиссию. И я родственникам говорю, чтобы они обращались к властям и требовали, чтобы они утвердили эти смешанные комиссии и чтобы их тяжелораненые военнопленные смогли вернуться домой.
Я бываю на всех обменах. И, к сожалению, я вижу, что процент тяжелораненых очень маленький, на обмен попадают единицы. В основном это здоровые мужчины, которые с руками, с ногами, которые целые.
– А с чем вы это связываете? Почему Россия не торопится обменять тяжелораненых, людей с ампутациями?
– Она вообще никого не торопится обменять. Понимаете, если смотреть статистику обменов, то они очень редкие и их очень мало. Я не знаю, с чем это связано, почему Россия не забирает своих военнопленных, но я знаю, что Украина заявила, что она готова к обмену всех на всех. И здесь только требуется согласие России. И я очень надеюсь, что Россия согласится провести такой обмен. Это позволит вернуть всех мужчин домой.
– Российские военнопленные, которые получили ампутацию, выступали в издании The Insider. Они говорили, что, по их информации, их не торопятся обменять, потому что их нельзя потом вернуть в окопы, чтобы они вернулись на войну. Вы можете это подтвердить?
– Такая статистика есть. Я общаюсь с обменянными военнопленными, которые уже попали на обмен. И их обратно пытаются отправить на войну. Такие случаи есть. И есть случаи, которых уже отправили на войну.
И я хотела рассказать такую историю про одного военнопленного. Он был обменян в январе, и в апреле он пришел в часть, и ему сказали: “Мы тебя первым рейсом отправляем обратно на войну”. Он, конечно, растерялся, пришел домой, рассказал своим родственникам, что ему вот так сказали, что ни ВВК ему не положено, ничего не положено. И родственники его спрятали, написали обращение в военную прокуратуру, в военную полицию, записали видеообращение о том, что вот такой беспредел происходит в части. И командира, который ему это все сказал, отстранили, а самого обменянного военнопленного оставили при части и не отправили на войну.
Источник: Тимофей Рожанский, «Настоящее время».
