Почти три с половиной тысячи школ в Украине, по данным министерства образования страны, пострадали от российских обстрелов. Полностью уничтожены 365. Сколько именно школ разрушено на территориях, которые сейчас оккупированы российской армией, сказать точно невозможно. Но едва ли не первое, за что принялись россияне на захваченных территориях, – это подготовка к первому сентября, причем по российскому стандарту.
Ирина Дубас – директор лицея в городе Новая Каховка Херсонской области, куда российские войска пришли в первый день полномасштабного вторжения – 24 февраля 2022 года. Почти через месяц после захвата Новой Каховки к Ирине и другим педагогам пришли оккупационные власти и военные с автоматами. Приказали готовиться к работе в российской школе. Делать это Ирина отказалась. Вместе с коллективом в конце лета они начали готовить свой украинский лицей к открытию.
“В начале августа коллектив вышел на работу. Мы готовились к новому учебному году, и тут подъезжает машина, очень много мужчин с автоматами. Приехали, прижали весь мой коллектив к стене, а меня – под дуло автомата. Забрали у меня все ключи и выгнали из школы”, – вспоминает Ирина Дубас.
Мы общались с учителями, которые выехали из оккупации из разных регионов. Все они рассказывают похожие истории: российские власти принуждают педагогов к сотрудничеству – сначала обещают большие зарплаты, потом запугивают. Если получают отказ перейти на сторону России, применяют силу. Варианты могут быть разные – от психологического до физического насилия. Чаще всего учителя оказываются в СИЗО, или, как говорят сами российские военные, их “забирают на подвал”. Там же оказалась и директор Новокаховского лицея:
“Привезли меня в Новокаховскую полицию. Посадили в третью камеру. Это была комната четыре квадратных метра, и уже там три человека было. Был один стульчик, один шкаф – положили на ребро, чтобы было где сесть, один человек спал на ребре шкафа, а три человека спали на полу и укрывались флагом Ленина”.
Вместе Ириной в камере была еще одна директорка местной школы. Каждый день, вспоминает Ирина, их водили на допросы и принуждали написать заявление о переходе на сторону России: “Каждый раз вызывали, водили на допросы под автоматом разные военные: “Пишите заяву или вам светит 15 лет лишения свободы в Сибири где-то там, или Крыму, или в России”.
В камере Ирину Дубас держали шесть дней. Затем ей дали двое суток, чтобы вернуться в школу и начать учебный процесс по российским стандартам. Ирина успела выехать из Новой Каховки на подконтрольную Украине территорию. За это время в ее лицее убрали всю украинскую символику.
“В школы заходили либо военные российские, либо оккупационные власти, и первым делом снимались национальные символы, текст украинского гимна, флаг, герб, и это уничтожалось самыми различными методами”, – рассказывает исследователь Amnesty International Анна Райт.
Международная правозащитная организация Amnesty International опубликовала доклад о том, как проходит процесс обучения на оккупированных территориях. Украинские флаги и цитаты Тараса Шевченко на стенах учебных заведений быстро сменились портретами новых российских героев и триколорами.
“Один из учителей в Запорожской области рассказывал, что у них были большие фотообои в цветах флага в форме сердца. Первое задание им дали – сдирать их шпателями со стены, настолько неприемлемо было наличие символики”, – говорит Анна Райт.
Потом убрали украинские учебники и книги. Их просто выбросили, как рассказывают учителя. Оккупационные власти завезли в школы российскую литературу. Школьникам в разных регионах также раздали наборы с книгами об участниках “СВО” (так в России называют войну против Украины).
Чтобы привить детям любовь к новым героям, российские власти на захваченных территориях открывают мемориальные доски в честь российских военных и устраивают минуты молчания. Во многих учебных заведениях стали появляться музеи так называемой “СВО”.
Учителей на оккупированных территориях не так много. В начале полномасштабной войны, после захвата Мариуполя, в России стали активно агитировать преподавателей ехать учить украинских детей. Но как говорит глава российской общественной организации “Альянс учителей” Даниил Кен, массовой отправки учителей из России не было: “Учителей отправили не очень много. Очевидно, что истинного намерения помочь детям не было. Было важно создать картинку и показать, что это общее дело для граждан России. То есть не только военные решают задачу, но и мирные профессии: строители, врачи, учителя. И выходили пропагандистские сюжеты, как их отправляют”.
На оккупированных территориях остались преподавать и те, кто согласился перейти на сторону России. Таких учителей тоже немного.
Оккупационные власти заявляют о кадровом голоде в школах, из-за этого предметов у школьников в оккупации крайне мало. В день там проводят всего несколько занятий.
“Программа очень часто состоит из трех предметов: русский язык, история и “разговоры о важном”. И мы видели расписание школьное, где так расписание составлено на пять дней, и это все, чем дети занимаются. Мы не говорим о физике, химии, этого вообще не было”, – говорит исследователь Amnesty International Анна Райт.
“Дети в школах не учатся. Это не образование. Это просто тотальная пропаганда с самого начала до самого конца. Нет необходимости у русских растить умных детей. Они то готовятся к “дню победы”, то снова готовятся к следующему “дню победы”, – говорит советник мэра Мариуполя Петр Андрющенко.
Основное, на чем концентрируются в российских школах, – это, конечно, история. Ей уделяют особое внимание. В новых учебниках за 11-й класс есть отдельный раздел о войне против Украины.
Заместитель мэра захваченного Мариуполя Петр Андрющенко говорит, что в первый год оккупации местным учителям к преподаванию истории даже не разрешали приближаться – настолько щепетильна эта тема для российской пропаганды.
“Преподавали онлайн из Санкт-Петербурга по отдельной программе. За лето, за год научили уже своих, теперь уже и свои преподают”, – рассказывает Петр Андрющенко.
Помимо уроков истории, большой акцент в оккупированных школах делают на внеклассных занятиях. В школах проводят и различные телемосты из российских регионов – к примеру, в школе Геническа прошел урок “Крым – возвращение домой”.
14-летняя Надежда вместе с мамой какое-то время жили в оккупации. Просят не называть место и не показывать их лица – на захваченной территории остались их родственники. В родном городе Наде пришлось учиться в российской школе.
“У нас каждый понедельник была линейка и нам включали гимн России, а потом нам показывали разные видео про Россию. Как там хорошо жить и всякое такое”, – вспоминает Надежда.
Отдельный вид пропаганды – различные детские организации. Таких на оккупированных территориях множество – к примеру, кадеты или “Юнармия”. Дети читают присягу на верность России и готовятся ее защищать.
“Они поделили детей на целевые категории, – говорит заммэра захваченного Мариуполя Петр Андрющенко. – И для каждой нарабатывают свои общественные организации. Есть “Юнармия”. Эти придурки, которых они одевают, извините, эта коричневая форма, такой “путинюгенд” конкретный. Кто попадает в “Юнармию”? Это место для детей из маргинальных семей, неблагополучных. Есть следующая ниша – для детей постарше, “Молодая гвардия”. Это комсомол, грубо говоря. Кроме того, есть движение первых, думаю, все о нем знают. Это элита и надежда российской политики. Это даже не комсомол, нет аналогии. Из этого они куют свой управленческий актив для РФ”.
Глава российской общественной организации “Альянс учителей” Даниил Кен рассказывает, что на оккупированных территориях подобные движения действуют гораздо агрессивнее, чем в самой России: “На этих территориях особенно остро стояла политическая задача русификации в плане языка, истории, нарративов, объяснения военной операции, вторжения. Это было очень агрессивно. Если, скажем, по всей стране есть некоторая формула, что 90 процентов активностей этих молодежных школьных организаций – они внешне не политические, это турпоходы, спорт, краеведение, и 10 процентов – это политические флешмобы, акции в поддержку военных и поздравления Путина”.
Еще один способ, чтобы закрепить у детей любовь к новой родине, – регулярные экскурсии в Россию. На оккупированных территориях для этого создали отдельную программу.
“Там специально подготовлена программа для детей с оккупированных территорий. Их там кружат, танцуют, какая Россия, красивые картинки, и дети возвращаются другими. Они их везут в Москву, Санкт-Петербург – это программа Львовой-Беловой. Она курирует все эти программы. Это ее изобретения”, – продолжает Петр Андрющенко. – Они из них воспитывают граждан РФ, путинцев. И это страшно, потому что россияне делают это сознательно и цинично. Если бы я давал оценки, и посмотреть, как это работало в нацистской Германии, ну, это то же самое. Это наработки нацистов просто осовремененные с учетом XXI века”.
С теми детьми или родителями, кто сопротивляется и не хочет учиться по российской программе, оккупационные власти делают то же, что и с украинскими учителями, – угрожают и запугивают, принуждая идти в российскую школу. Отказаться, находясь в оккупации, невозможно.
“Люди, которые там философствуют много и говорят о том, что можно отказаться, так там нельзя. Там приходили сообщения вот так: если вы не придете завтра в лицей, вас заберут в армию РФ”, – говорит учительница из Мелитополя Ганна Бут.
“Приходили вооруженные люди, давали предупреждение: или он в школу, или мы заберем и лишим вас прав, либо вас на подвал, либо заберем ребенка на усыновление”, – говорит исследователь Amnesty International Анна Райт.
Но даже в условиях тотальных запретов и контроля на оккупированных территориях есть те, кто тайно продолжают учиться в украинских школах. Физически это невозможно – дети учатся онлайн. Перечислить, в каких именно населенных пунктах проходит такое обучение, мы не можем из соображений безопасности этих людей. Родителям, говорит Анна Райт, приходится изобретать разные методы, как подключаться к таким занятиям:
“С нами пообщалась одна семья, которая рассказала, что у них есть целая система, когда ребенок посещает занятие онлайн. Папа стоит на улице и смотрит, чтобы машин не было. Если едет подозрительная, дает сигнал маме у окна, они придумали знаки, а мама бежит к ребенку, и они прячут либо закрывают”.
Отработанная система обучения детей на оккупированных территориях, как рассказала учительница из Мелитополя Ганна Бут, есть и у самих учителей: “Мы им готовим материал, надиктовываем, чтобы они слышали наш голос, чтоб они знали, что мы с ними, а они нам в ответ присылают задания на электронную почту”.
Среди преподавателей есть и те, кто находится на захваченных территориях. Преподавать в таких условиях крайне опасно, говорят правозащитники. Учителя официально устраиваются на другую работу и преподают втайне.
“Про это на оккупированных территориях никто из рашистов не знает. Они знают, что все уволились, что никто не работает. Если узнают такую информацию, не дай бог кто-то скажет, что там кто-то преподает в украинском каком-то учреждении, то все, человека никто не найдет”, – рассказывает Ганна Бут.
Анна Райт, исследователь Amnesty International, рассказывает историю учительницы, которой ее знакомые оставили ключи от брошенных квартир, и она по ним “мигрирует”. “Она не ночует дважды в одной квартире, не выходит дважды из одного места на проведение уроков, компьютер оставляет в одном месте, сама живет в другом”, – говорит Анна.
Преподает для детей в оккупации и директор Новокаховского лицея Ирина Дубас. Находясь на подконтрольной Украине территории, Ирина набрала 249 учеников из захваченных Россией населенных пунктов.
После пребывания в СИЗО Ирине пока не удалось до конца восстановить здоровье. Ирина рассказывает, что ее главной мотивацией продолжать работу стали ее ученики: “Я смотрела на своих учителей, на своих родителей и детей, которые вот на меня смотрят и ждут от меня помощи. Они думают, что я сейчас одержу победу и вся Украина будет свободна. Я верю в победу. Я знаю, что она будет, обязательно. Я не могу по-другому. Я работаю в школе больше 30 лет. Каждый гражданин своей страны должен быть преданным. Как мы можем вырастить и воспитать нацию украинцев, когда мы, учителя, будем делать ошибки?”
Ее родная школа в захваченной Новой Каховке сейчас пустует. Российское обучение там не началось – не нашли учителей. Само здание, говорит Ирина, повреждено обстрелами. Но она уверена, что после деоккупации ей удастся все восстановить: “Я верю в наших ребят, потому что там мои ученики. И они обязательно нас освободят”.
Источник: Евгения Токарь, «Настоящее время»
