Радио Свобода продолжает цикл “Развилки” – серию публикаций о переломных моментах российской истории, когда она могла пойти совсем другим путем. Какими были исторические альтернативы и почему они остались нереализованными?
“Дыхание Чейн-Стокса”: мемуаристы, находившиеся в марте 1953 году в лагерях, вспоминают эти слова, прозвучавшие из радиорепродуктора, сообщившего заключенным о болезни “вождя всех народов”. Медики из санчасти подтверждали, что такой пациент явно безнадежен. Полную обреченность Иосифа Сталина кремлевские врачи поняли уже утром 2 марта, через 8 часов после того, как охранники нашли его тело на полу малой столовой “Ближней дачи”.
Сталин был еще формально жив, когда 4 марта члены Бюро Президиума ЦК КПСС разделили власть над Советским Союзом. Сталинский пост председателя Совета министров достался Георгию Маленкову, он ненадолго сохранил и пост секретаря ЦК, а его первыми заместителями в Совмине стали Лаврентий Берия, Вячеслав Молотов, Николай Булганин и Лазарь Каганович. Секретарем ЦК сделали Никиту Хрущева. Руководитель ядерного Спецкомитета Берия стал также главой Министерства внутренних дел СССР, объединив МВД и МГБ. Молотову вернули пост главы МИДа.
Злодей-реформатор
9 марта 1953 года Советский Союз попрощался с генералиссимусом, правившим страной три десятилетия. Соратники вождя с трибуны Мавзолея клялись в верности его курсу. Дальновидным наблюдателям вскоре стало понятно: курс будет изменен, держаться за сталинские идеи последнего времени не будут. Уже 10 марта 1953 года премьер Георгий Маленков на заседании Президиума ЦК потребовал от редакторов центральных газет, опубликовавших фото с изображением Сталина вместе с Мао, “прекратить политику культа личности”. Потребовались и акции популистского характера, призванные обеспечить поддержку власти со стороны населения: с 1 апреля было проведено снижение государственных розничных цен на промтовары и продовольствие.
Лаврентий Берия в новой роли развил бурную деятельность сразу по нескольким направлениям. Как министр внутренних дел он издал приказ, осудив пытки, и категорически запретил их применение “органами”. В начале апреля по его инициативе была проведена полная реабилитация арестованных по инициативе Сталина по сфабрикованному “делу врачей-убийц” – речь шла о 37 людях. Постановление Президиума ЦК стало сигналом к прекращению многолетней сталинской антисемитской кампании по “борьбе с космополитизмом”.
Власти решили немедленно реабилитировать участников так называемых “артиллерийского” и “авиационного” дел, маршалов Яковлева и Новикова и их подчиненных. Выпустили из тюрьмы жену Вячеслава Молотова Полину Жемчужину. Было закрыто и так называемое “мингрельское дело” по Грузии, которое в сталинское время могло серьезно задеть Берию. Освобождены до 500 арестованных партийных работников и членов их семей, а также возвращены в Грузию из ссылки 11 тысяч депортированных, обвинявшихся в “мингрельском национализме” и нелегальном сотрудничестве с Турцией. Опыт частичного смягчения репрессий у Берии уже был: после ежовщины в 1939 году несколько десятков тысяч недобитых во время Большого террора граждан было выпущено из тюрем.
Есть предположение историка Владимира Наумова, что Лаврентий Берия использовал проводимую им реабилитацию и как орудие давления на своих коллег, которых особенно пугало то, что он, раскрывая тайны фальсификаций дел, занимался этим один, имея у себя в сейфе материалы, свидетельствующие о прямой причастности членов Президиума ЦК к сталинским злодеяниям. Очевиден факт: первые предложения Берии о пересмотре сфабрикованных в МГБ дел были мгновенно одобрены его коллегами.
Было принято постановление Президиума ЦК “Об одобрении мероприятий МВД СССР по исправлению последствий нарушений законности”, в нем содержалось признание “преступных действий, совершенных на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР, выражавшихся в фабриковании фальсифицированных дел на честных людей”. Некоторые особо “отличившиеся” следователи были арестованы. На Лубянку вернули уволенных сотрудников госбезопасности, верных Берии.
В области национальной политики Берия предлагал взять в республиках СССР курс на “коренизацию” кадров, то есть выдвижение владеющих местными языками руководителей. С помощью своих помощников он быстро успел подготовить предложения по Украине и республикам Прибалтики. Пленум ЦК КП Белоруссии проходил уже в день ареста Берии.
Мы видим конкретные попытки Берии разобраться с чудовищной лагерной экономикой. По его предложению уже 18 марта 1953 года были приняты решения о прекращении самых разорительных из “великих строек коммунизма”, возводившихся силами узников ГУЛАГа. Среди них были Главный Туркменский канал, канал Волга — Урал, вторая очередь Волго-Балта, железная дорога Салехард – Игарка, тоннель на Сахалин под Татарским проливом, десятки других дорогостоящих объектов. Берия добивался передачи отраслевикам значительную часть предприятий ГУЛАГа. Маленков как глава Совмина одобрил предложение. Колымский Дальспецстрой, Енисейстрой, Главк горно-металлургической промышленности перевели из МВД СССР в Министерство металлургии, институт Гидропроект – в Министерство электростанций. Предприятия МВД передавались в Миннефтепром, МПС, в министерства промышленности стройматериалов, лесной промышленности, морского и речного флота.
В мае Берия подготовил решение об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей, очевидно мешавших эффективному использованию трудовых ресурсов.
Президиум Верховного Совета 27 марта 1953 года одобрил указ “Об амнистии”, согласно которому из тюрем и лагерей надо было освободить 1 млн 203 тысяч человек и прекратить следствие еще по 400 тысячам дел. Речь шла о женщинах, подростках, пожилых и больных людях, тех, кто осужден за мелкие и хозяйственные правонарушения, опоздания на работу и прогулы. Многим категориям заключенных сроки сокращались вдвое. Политзаключенные попадали под амнистию, если их срок приговора не превышал 5 лет. Обычные сроки заключения по “политической” 58-й статье составляли 8–10 лет. Указ об амнистии полностью основывался на поданной Берией в Президиум ЦК докладной записке. Она показывает, что глава МВД недалеко зашел бы по пути реабилитации политзэков.
Дело не в гуманизме инициаторов этих решений, прежде всего самого Берии. Власти в 1953 году осознали глубокий кризис, в котором находились карательная система и убыточная экономика принудительного труда. Имелись ясные причины для срочной реформы ГУЛАГа и начала амнистии. В местах заключения находилось более 2,5 миллиона человек. Лагеря, даже после освобождения 1,2 миллиона краткосрочников, по мнению Берии, знавшего реальную обстановку в лагерях, представляли собой источник повышенной опасности для режима. Это подтверждается такими последовавшими событиями, как забастовки и акции протеста заключенных, крупнейшими из которых были Воркутинское и Норильское восстания (1953) и Кенгирское восстание (1954). Власти хотели предупредить дестабилизацию обстановки в лагерях, но с этим не успели, хотя 28 марта 1953 ГУЛАГ и был передан из МВД в ведение Министерства юстиции СССР.
Решения принимались быстро, отличались прагматизмом и, видимо, создавали и создают у биографов желание додумывать следующие шаги Лаврентия Берии в роли одного из реформаторов системы. Появление его старого политического союзника Георгия Маленкова во главе Совмина было отмечено попыткой срочно выделить больше госсредств на производство товаров народного потребления за счет сокращения инвестиций в тяжелую промышленность, снизить налогообложение сельских жителей, которым приходилось платить высокие налоги с приусадебных участков.
Логичной была поддержка со стороны Берии программы Маленкова по развитию легкой и пищевой промышленности и облегчению положения сельских жителей. Далее они, возможно, пришли бы к реорганизации убыточных колхозов. Но неизвестны документы, подтверждающие предположение, что Берия готовил быстрое возвращение к свободе торговли и нэпу и роспуск колхозов. Так далеко за сталинские флажки Берия еще не заходил.
Важнейшей задачей “коллективного руководства” СССР было снизить возможность перерастания холодной войны в мировую. Вместе с остальными членами Президиума ЦК КПСС Берия выступал за срочное прекращение кровопролитнейшей войны в Корее. Перемирие между Севером и Югом, а фактически между блоком СССР – КНР и США во главе сил ООН, вступило в силу 27 июля 1953 года.
В то же время актуальный проект Берии по нормализации отношений с Югославией не поддержал и заблокировал глава МИДа Вячеслав Молотов. Берии позже было поставлено в вину желание самостоятельно наладить связь и начать тайные переговоры с руководителями Югославии Иосифом Броз Тито и Александром Ранковичем.
Сейчас пишут, что Берия предлагал вернуть Германии Кенигсберг (Калининград), Курильские острова – Японии, а Финляндии возвратить территории, которые СССР захватил в ходе Зимней войны 1939–1940 годов. Но официального документа Берия не готовил, а тема эта из стен Лубянки не вышла. Она возникла во время допросов работников секретариата МВД.
Падение Берии
Предлагавшиеся Берией срочные меры по снижению напряженности поначалу поддерживались членами “коллективного руководства”, но постепенно его инициативы стали вызывать недовольство как у конкурентов, так и у консервативной части Президиума ЦК. В мае 1953-го Берия предложил отказаться от строительства социализма в Германской Демократический республике. Ввиду явного политического кризиса в ГДР и бегства населения в Западную Германию Берия считал необходимым “поправить” Социалистическую единую партию Германии (СЕПГ) и “пересмотреть проведенные в последнее время правительством ГДР мероприятия по вытеснению и ограничению капиталистических элементов в промышленности, в торговле и сельском хозяйстве, имея в виду отменить в основном эти мероприятия… Пересмотреть, в сторону сокращения, намеченные пятилеткой чрезмерно напряженные планы хозяйственного развития”. Сначала Берию поддержали и Маленков, и Хрущев, потом оба засомневались. С критикой выступил Молотов. В итоге дискуссии в Президиуме было принято компромиссное решение: “Признать неправильным в нынешних условиях курс на форсирование строительства социализма в ГДР, взятый СЕПГ”.
Власти ГДР на смягчение режима вовремя не пошли. Попытки Берии изменить ситуацию в ГДР предшествовали массовым демонстрациям и забастовкам 17 июня 1953 года в Берлине и других городах Восточной Германии с требованиями изменения политики властей и проведения свободных выборов. Выступления, в которых участвовали десятки тысяч рабочих, были подавлены “народной полицией” ГДР и советскими войсками.
Берия явно недооценил рост недовольства его инициативами в высшем эшелоне власти и в аппарате ЦК. Как мы увидим, никаких мер для самозащиты, усиления своей охраны он не принял. До последнего момента Никита Хрущев демонстрировал к нему внешне полную лояльность. В то же время Хрущев вел переговоры с членами Президиума ЦК об устранении Берии. Хрущев позже хвастался, что умело усыпил бдительность опытного чекиста.
Слухи о каком-то заговоре Берии против руководства партии явно не соответствуют действительности. Все свои инициативы он продвигал через Президиум ЦК. Он был дисциплинированным чиновником: точно так же Берия заручился подписями всех членов Политбюро во главе со Сталиным и Молотовым, когда предложил расстрелять 14 с половиной тысяч польских пленных офицеров в 1940 году.
Скорее можно говорить о вполне реальном заговоре Хрущева, желавшего убрать инициативного и чрезвычайно опасного главу карательной системы СССР, который мог претендовать на роль политического лидера страны, а пока действовал пока из-за спины Маленкова. В своих мемуарах Хрущев описывает несколько вариантов разрастания заговора. Главным для него было привлечь на свою сторону формально первое лицо на тот момент: Георгия Маленкова. Это удалось. Маленков Берии боялся и был бы освободиться рад от его опеки.
Явно недооценена и роль министра обороны, которым был Николай Булганин. Именно он привлек к аресту Берии группу военных, в том числе и своего заместителя Георгия Жукова. Заместитель Берии в МВД Иван Серов поддерживал особые отношения с Никитой Хрущевым и не был верен своему непосредственному начальнику.
Фактически Хрущев договорился о смещении Берии со всеми руководителями страны. Единственным исключением был Анастас Микоян. Как вспоминал Сергей Хрущев, его отец и Микоян встречались утром 26 июня 1953 года. Хрущев говорил с Микояном, считавшим возможным сохранить Берию в коллективном руководстве, обещая, что того назначат министром нефтяной промышленности. Возможно, что перед 26 июня Маленков также думал об этом варианте. В Архиве Президента РФ имеется черновая запись наброска его выступления на заседании Президиума ЦК. Пункт 56 гласил: “От поста зама [председателя Совета министров СССР] — освободить, назнач[ить] мин[истром] нефт[яной] промышленности]…”.
Судя по письму Берии своим бывшим соратникам, в вину ему поставили его политические инициативы, споры и конфликты последнего времени. Это желание разослать по республиканским ЦК записки МВД о положении дел вместе с партийными документами, что, по мнению Хрущева, принижало партию. Отвергались предложения Берии об отказе от строительства социализма в ГДР в пользу создания нейтральной единой Германии. Берия каялся: “Иногда доходило до недопустимой грубости и наглости с моей стороны в отношении товарищей Хрущева и Булганина при обсуждении по германскому вопросу”. Извиняется он и за требования к венгерскому лидеру Матьяшу Ракоши снизить репрессивность режима. Берия признает некорректным то, что публично приказал Ракоши включить в руководство “настоящих венгров”, сделать премьер-министром Имре Надя, который сотрудничал в 30-е годы с НКВД.
Дискуссия в Кремле 26 июня 1953 года носила ожесточенный характер. Берия отвергал выдвинутые против него обвинения в заговоре. Видимо, первым арестовать Берию потребовал Вячеслав Молотов. По звонку Маленкова из приемной в зал заседаний вошли военные во главе с генералом Москаленко и маршалом Жуковым. Как вспоминал Хрущев: “В кабинет вошло человек 10 или более того. И Маленков мягко так говорит, обращаясь к Жукову: “Предлагаю вам как Председатель Совета Министров СССР задержать Берию”. Жуков скомандовал Берии: “Руки вверх!” Москаленко и другие обнажили оружие, считая, что Берия может пойти на какую-то провокацию. Берия рванулся к своему портфелю, который лежал на подоконнике, у него за спиной. Я схватил Берию за руку, чтобы он не мог воспользоваться оружием, если оно лежало в портфеле. Потом проверили: никакого оружия там не было, ни в портфеле, ни в карманах. Он просто сделал какое-то рефлекторное движение”. По приказу Маленкова и Хрущева военные арестовали Берию, который был доставлен в штаб МВО, где его допрашивали и содержали под охраной.
О “законности” принятых решений говорит тот факт, что генпрокурор СССР Григорий Сафонов был снят со своего поста, так как отказался сразу подписать постановление об аресте Берии, поскольку тот как депутат Верховного Совета СССР пользовался неприкосновенностью. Сменили Сафонова на Романа Руденко, который в 1937–38 годах приговорил к смертной казни как член “особой тройки” более 10 тысяч человек.
В архивах найдены письма Берия к соратникам по Президиуму ЦК с просьбой учесть его заслуги, но ответа он ни от Маленкова, ни от других адресатов не получил. Арест и закрытый суд над Берией были одобрены постановлением ЦK KПCC “О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия”, единогласно принятым на заседании пленума ЦК КПСС 7 июля 1953 года. Георгий Маленков объявил, что Берия “стал ловко и умело пользоваться своим положением министра внутренних дел и развил активную деятельность в том преступном направлении, чтобы поставить МВД над партией и правительством”.
Многие обвинения выглядят сейчас странно. Так, Берию без доказательств обвинили в работе во время Гражданской войны на британскую разведку, когда он был советским агентом в рядах азербайджанских мусаватистов. Но обвинение в шпионаже давало единственный законный повод подвести его под расстрел. Виновным в измене Берия себя не признал. Важно то, что за предложения не строить социализм в ГДР Берию прямо обвинили в умышленном расшатывании основ социалистического строя и попытке реставрации капитализма, ставя ему в вину 58-ю статью УК как “контрреволюционеру”. “Вредительскими” объявили и проекты Берии в области национальной политики.
С другой стороны, уже на закрытом суде были приведены весомые доказательства того, что Берия “совершал преступления против человечности, производя опыты по испытанию ядов на живых людях”. Речь шла о спецлаборатории Майрановского, которая подчинялась Берии, еще когда он был главой НКВД. Кроме того, были предъявлены обвинения в отдельных преступлениях периода массовых репрессий, в частности, в расстреле оправданного судом Михаила Кедрова или в расправе с неугодными с помощью “тройки” или Особого совещания НКВД. В числе жертв названы Папулия Орджоникидзе, Нина Орджоникидзе, другие видные политики-коммунисты. На допросе 14 августа 1953 года Берия признал: “В 1939–1940 гг. в бытность мою наркомом внутренних дел избивали арестованных и имели место факты, когда избиения были в моем присутствии”.
Лаврентий Берия был расстрелян на основании приговора Специального судебного присутствия Верховного суда СССР 23 декабря 1953 года. Странным образом исполнителем казни в бункере штаба МВО стал генерал Батицкий. В результате “дела Берии” были осуждены, в том числе к расстрелу, полтора десятка руководителей МГБ, считавшиеся “бериевцами”, в числе которых были настоящие злодеи: Меркулов, Кобулов, Мешик, Деканозов, Гоглидзе, лично пытавшие арестованных. Позже были приговорены к “высшей мере” бывший глава КП Азербайджана Багиров, бывший глава МГБ Абакумов… До сотни видных чекистов к 1956 году лишились генеральских и полковничьих званий, были исключены из партии.
Но не были реализованы и уже одобренные исходившие от Берии позитивные решения. Так, реабилитация членов Еврейского антифашистского комитета была надолго отложена, было прекращено расследование деятельности последнего сталинского главы МГБ Семена Игнатьева, хотя оно предполагалось постановлением по “делу врачей”, а сам он был возвращен в состав ЦК и получил пост главы Башкирского обкома КПСС.
Пир победителей
Падение Берии, которому радовались заключенные, не ускорило процесс десталинизации, шла она медленно. В сентябре 1954 года Президиум ЦК принял постановление об упразднении Особого совещания при МГБ и МВД СССР и других внесудебных органов (“троек”, “пятерок”). Но это не означало автоматической отмены приговоров ОСО. Совет министров под руководством Маленкова лишь в мае, июле и августе 1954 года принял важные постановления, снявших ограничения со спецпереселенцев и кулаков. Так для 3 миллионов крестьян закончилась “кулацкая ссылка”, которая длилась почти четверть века. Только в 1955 году в лагерях заработали комиссии по пересмотру политических дел.
Уничтожение Берии решило проблему опасного соперника для всех членов “коллективного руководства”. В то же время, как оказалось, были ослаблены позиции Георгия Маленкова, который потерял одну из своих опор: активного политика и силового союзника. Была проведена реорганизация правоохранительных органов: статус политической полиции, она же госбезопасность, понизили, создав КГБ при Совете министров СССР во главе с близким Хрущеву Иваном Серовым. Снова выделили традиционное МВД в отдельную структуру по охране порядка.
В августе 1953 года на сессии Верховного Совета СССР Георгий Маленков выступил с предложением вдвое снизить сельхозналог, списать недоимки прошлых лет. Крестьянам в 5 раз увеличили приусадебные участки. В выступлении премьера предлагалось “поправить и изменить неправильное отношение… к личному подсобному хозяйству”. Была повышена оплата труда колхозников. В 1953–1956 годах подняли в 3 раза государственные закупочные цены на продукцию колхозов. Любопытно, что в 1953–1958 годах сельскохозяйственное производство в СССР выросло в полтора раза: таких темпов больше в истории Советского Союза не было.
Был взят курс на увеличение производства товаров легкой и пищевой промышленности. Маленков говорил о необходимости “крутого подъема” производства предметов народного потребления, задаче “всемерно форсировать” развитие легкой промышленности и сельского хозяйства. Кроме того, предприятиям ВПК дали план по конверсии. Все это прибавило Маленкову популярности в народе, но вызвало тревогу у конкурентов.
Полгода, с марта по сентябрь 1953 года, Маленков, заняв пост Сталина во главе Совета министров СССР, воспринимался как его непосредственный преемник. Однако Хрущев усилил свои позиции, добился от товарищей по Президиуму ЦК введения не предусмотренного уставом КПСС поста первого секретаря ЦК, возродив другую традицию: именно партийный лидер является лидером страны.
“Маленковская” аграрная программа была одобрена пленумом ЦК. Но доклад делал уже Никита Хрущев. И на том же Пленуме 9 сентября 1953 года Хрущев в самом конце заседания по рекомендации Маленкова, вынужденно выступавшего по поручению Президиума ЦК, был избран первым секретарем ЦК КПСС. Он фактически взял на себя лидерство в послесталинском СССР. Появление поста первого секретаря означало отход от принципа коллективного руководства, принятого всего шесть месяцев назад на мартовском пленуме ЦК.
По своей энергии и активности как инициатор и проводник новых начинаний Хрущев, безусловно, превосходил всех своих соратников по руководству Советском Союзом. При этом он отличался упорством, а то и упрямством в проведении своей линии. В частности, к его спорным инициативам принадлежит ускоренное освоение целинных и залежных земель, которое стало предметом дискуссии в руководстве страны. 25 января 1954 года на Президиуме ЦК КПСС Маленков, Молотов и Ворошилов предложили направить ресурсы на восстановление старопахотных земель и разоренных войной хозяйств центра и северо-западных областей РСФСР.
Оппоненты указывали Хрущеву на экстенсивный характер проекта срочного освоения целины, риски падения плодородия, опасность пыльных бурь и предлагали большее внимание уделить восстановлению хозяйств, пострадавших от войны, но эти предупреждения были отброшены. Хрущев настойчиво “пробивал” решение, мотивируя его спорными данными о неэффективности наращивания вложений в сельское хозяйство традиционных районов земледелия.
Срочное освоение целины получило поддержку большинства членов Президиума ЦК. Вместо поначалу запланированных 13 миллионов гектаров в действительности распахали 35 миллионов. Освоение началось с создания совхозов, без предварительной подготовки, при отсутствии инфраструктуры – дорог, зернохранилищ, квалифицированного персонала, жилья и МТС. В 1954–1956 годах на целину было потрачено до 20% аграрных инвестиций СССР, туда переселили более миллиона человек. Урожаи зерновых с 1954 года к 1960-му выросли с 27 до 58 миллионов тонн, но затем резко снизились из-за оскудения почв – эффективность их возделывания упала на 65 %. Возможно, более сбалансированный подход в долгосрочной перспективе принес бы лучшие результаты. Но Хрущев хотел быстрого успеха, и он его на первых порах получил.
Передача Крымской области в состав УССР из РСФСР в январе – апреле 1954 года в верхах власти каких-то споров не вызвала, поскольку для СССР это был чисто хозяйственный вопрос: предполагалось обводнение полуострова за счет воды Днепра, что было проще осуществить усилиями одной республики.
По инициативе Хрущева были осуждены “архитектурные излишества” сталинской эпохи. Ряд дорогостоящих проектов был пересмотрен или временно остановлен. Сталинский классицизм меняется на функционализм. Началась подготовка программы массового панельного домостроения, которая стартовала в 1957 году и за 5 лет увеличила жилищный фонд почти в 2 раза.
12 августа 1953 года в СССР на Семипалатинском полигоне была взорвана первая советская бомба с термоядерным усилением. Этот проект в качестве главы Спецкомитета с начала и до конца курировал Берия. Сверхоружие давало советским руководителям возможность политически быть уверенными в защищенности коммунистического режима от внешнего воздействия и в том, что в качественном отношении научные разработки в военной сфере находятся на уровне близком к США, а то и опережают страны Запада. Успехи в ядерной сфере в сочетании со снижением напряженности в связи прекращением войны в Корее давали перспективу пойти по пути сокращения численности Советской армии вдвое, с 6 до 3 миллионов человек.
Но с разоружением не спешили. Критике на пленуме ЦК 1955 года подвергся выдвинутый Маленковым тезис о мирном сосуществовании государств для сохранения мировой цивилизации, которая неизбежно погибнет в случае ядерной войны. Хрущев якобы назвал эту фразу “ревизионизмом”, а Маленков поправился: мол, он имел в виду, что “лишь капитализм” погиб бы в атомной войне. Из важных внешнеполитических инициатив Маленкова запомнилось его предложение воссоединить Германию путем свободных выборов, не принятое ФРГ. Дальнейшие переговоры с канцлером Аденауэром об установлении дипотношений достались уже на долю Хрущева.
Подорвал свои позиции в верхах Маленков тем, что по его инициативе в 1953 году был принято закрытое постановление ЦК и СМ СССР, урезавшее секретные выплаты наличными номенклатуре, так называемые “сталинские конверты”. После его отставки с поста главы Совмина дотации были восстановлены и выдавались до 1959 года.
В январе 1955 года на пленуме ЦК Хрущев добился смещения Маленкова с должности главы правительства. В вину ему поставили то, что за два года до этого объявляли достижением: “Было допущено теоретически неправильное и политически вредное противопоставление темпов развития тяжелой промышленности темпам развития легкой и пищевой промышленности, выдвигался в качестве основного вывода лозунг форсированного развития легкой индустрии”. Наибольшее внимание уделено “вопиющей политической близорукости”, которую Маленков проявлял по отношению к Берии. Но “ленинградское дело” в вину ему еще не ставили. Суть главной претензии не скрывалась: “Т. Маленков после разделения постов Председателя Совета Министров СССР и Первого Секретаря ЦК КПСС неправильно понял свои функции и явно претендовал не только на руководство деятельностью Правительства, но и на руководство Президиумом ЦК”.
Трезво оценив ситуацию, оказавшись в меньшинстве, Георгий Маленков признал свои “ошибки”, получил пост первого зама главы Совета министров и министра электростанций и остался в Президиуме ЦК. Главой Совмина назначили малоинициативного Николая Булганина. Курс на преимущественное развитие производства товаров народного потребления снова был отвергнут в пользу опережающего развития тяжелой промышленности. Так закончилось пребывание Маленкова в роли преемника Сталина. На первые роли вышел Никита Хрущев.
Импульсивный лидер
Хрущев успешно менял соотношение сил во власти, проводил своих кандидатов на ключевые посты. Так, упрямое нежелание Молотова восстанавливать отношения с Югославией привело к его смещению с поста главы МИДа и назначению на эту должность человека иного поколения – Дмитрия Шепилова. В мае 1955 года Хрущев посетил Югославию. По итогам переговоров с Иосифом Броз Тито была подписана советско-югославская декларация, в которой признавалось, что социализм можно строить разными путями. Взаимодействие со странами Запада шло в рамках политики мирного сосуществования в условиях холодной войны. В 1955 году СССР подписал мирный договор с Австрией, закрепивший ее нейтральный статус, и советские войска покинули эту страну. В 1955 году было прекращено состояние войны с Германией и Японией, с ними были установлены дипломатические отношения, освобождены последние амнистированные военнопленные.
Ключевым событием 1956 года стал XX съезд КПСС, на котором на закрытом заседании 25 февраля был заслушан доклад Хрущева “О культе личности и его последствиях”. Доклад был подготовлен комиссией под руководством секретаря ЦК Петра Поспелова, обсужден на заседаниях Президиума ЦК и не без сопротивления Молотова и Кагановича вынесен Хрущевым на съезд. Концепция доклада была выгодна для верхушки партии. Доклад Хрущева перекладывал вину за репрессии и “злоупотребления властью” со всех членов партийно-государственного руководства на одного Сталина и “вставший над партией” НКВД. Якобы даже ближайшие соратники Сталина вплоть до его смерти не представляли себе подлинных масштабов и методов репрессий. Только недавнее расследование комиссии ЦК под руководством Поспелова открыло им глаза. Такая позиция позволяла не поднимать вопрос о своей ответственности за преступления режима и не ставить под сомнение систему власти в СССР.
Процессы реабилитации жертв репрессий уже шли, но с точки зрения Никиты Хрущева недостаточно быстро. Кроме того, разоблачение преступлений Сталина давало Хрущеву возможность поставить под угрозу “старую гвардию”, от которой энергичный, не терпевший возражений лидер готов был избавиться. Доклад Хрущева давал первому секретарю право личной интерпретации истории: он мог раздавать оценки тем, кто мог выйти из-под контроля, или предупреждать активность соперников угрозой использования компромата о совершенных ими лично преступлениях. Так, Молотов и Каганович сыграли огромную роль в раскручивании репрессий 1937–1938 годов. А Маленков был одним из соавторов Сталина и Абакумова в фабрикации в 1949–1952 годах расстрельных “ленинградского дела” и “дела Еврейского антифашистского комитета“.
После ХХ съезда начались массовый пересмотр дел репрессированных политзаключенных, посмертная реабилитация видных политических деятелей, пошел процесс восстановления справедливости по отношению к бывшим советским военнопленным и гражданам, насильственно угнанным в Германию во время войны. В лагеря были направлены специальные комиссии по рассмотрению жалоб репрессированных.
Но в эпоху Хрущева основное внимание уделялось в основном Большому террору 1937–1938 годов. Реабилитация едва затронула жертв судилищ и репрессивных кампаний времен коллективизации и “великого перелома”. Не была раскрыта фабрикация “вредительского” Шахтинского процесса, липовых дел “Трудовой крестьянской партии”, Союзного бюро меньшевиков, не отменили приговоры осужденным на “открытых процессах” 1936–1938 годов. Оппоненты Сталина, видные большевики Зиновьев, Каменев, Пятаков, Бухарин, Рыков оставались “врагами народа”.
Обратной стороной борьбы с культом личности стала дестабилизация в Грузии. Здесь неопубликованный доклад Хрущева вызвал недовольство. Подогретые слухами о неуважении к заслугам земляка, 5 марта 1956 года, в годовщину смерти вождя, студенты и рабочие вышли на улицы и площади Тбилиси с лозунгом “Не допустим критики Сталина”. Демонстрация с портретами Сталина прошла по проспекту Руставели. Массовые митинги в столице Грузии в защиту “доброго имени Сталина” проходили пять дней. 9 марта в город были введены войска. Ночью 10 марта по толпе у Дома связи был открыт огонь. Демонстрации были жестоко разогнаны, в результате чего погибло не менее 27 и было задержано до 400 человек.
С другой стороны, летом и осенью 1956 года советское руководство столкнулось с массовыми выступлениями за демократизацию системы в Польше, начавшимися в июне восстанием в Познани. Кремль пытался оказать давление на руководство Польши, но Хрущев вынужден был отказаться от прямого вмешательства, хотя до него было недалеко. Часть советских сил выдвигалась из казарм в Польше, а силы польских внутренних войск готовы были противостоять им. Хрущев после переговоров с разными группами польской коммунистической элиты все же допустил приход к власти в Польше в качестве первого секретаря ПОРП ранее репрессированного коммуниста Владислава Гомулки, несколько лет проводившего политику десталинизации.
В Венгрии демонстрации, переросшие в национально-освободительное восстание, были после недолгих колебаний Хрущева и других членов Президиума ЦК подавлены в октябре 1956 года советскими оккупационными войсками. На штыках к власти в Будапеште было приведено “рабоче-крестьянское правительство” Яноша Кадара.
Представители “старой гвардии” Молотов, Маленков, Каганович считали события в Польше и Венгрии активизацией антисоциалистических сил и хотели ужесточения политики СССР, выбора ясного тоталитарного курса. Опасения повторения венгерских событий привели к репрессиям против антисталинских групп молодежи и в самом СССР. В декабре 1956 года Президиум ЦК утвердил текст письма “Об усилении политической работы партийных организаций и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов”. Суть документа заключена в ключевой фразе: “Диктатура пролетариата по отношению к антисоветским элементам должна быть беспощадной”. Попытки “зайти за флажки” осуждения культа личности и критиковать существовавший в СССР строй активно пресекались КГБ. Число репрессированных по политическим статьям в 1956 году выросло.
Тогда же, явно заигрывая с рабочим классом, правительство СССР решило облегчить условия труда. Был отменен сталинский закон 1940 года об уголовных наказаниях за опоздание на работу и прогулы, продолжительность рабочего дня по субботам сокращена с восьми до шести часов. Тогда же был принят новый закон о всеобщем пенсионном обеспечении граждан СССР, который, правда, до 1964 года не распространялся на колхозников. Размер средней пенсии вырос более чем вдвое.
19 марта 1957 года по инициативе Хрущева было принято решение о приостановке выплат по всем выпускам облигаций внутреннего займа и одновременно была прекращена принудительная ежегодная подписка на займы. Это решение было выгодно молодежи, не накопившей облигаций, поскольку с которой снимался оброк в 6–7% зарплаты. Проиграли старшие поколения, те, кто вынужденно долгие годы гособлигации покупал и получал от них доход.
В феврале 1957 года было принято решение о децентрализации управления экономикой. Было упразднено 25 из 37 союзных и союзно-республиканских министерств по промышленности и строительству. Находившиеся в их ведении предприятия перевели в непосредственное подчинение примерно ста совнархозов, которые должны были управлять ими на региональном уровне. Система была весьма противоречивой. С одной стороны, удалось приблизить органы госуправления к промышленным предприятиям, ускорить процессы планирования, согласования, снабжения, а с другой стороны, началось нарушение сложившихся экономических и производственных связей между предприятиями внутри одной отрасли. Несмотря на возражения, которые приводили на пленуме в феврале 1957 года сторонники отраслевого управления первый зампред Совмина Михаил Первухин, председатель Госплана СССР Николай Байбаков и его первый зам Алексей Косыгин, реформа была одобрена. На первом этапе эта инициатива Хрущева привела к хаосу и неразберихе в промышленности.
“…И примкнувший к ним Шепилов”
Политические противоречия в советском руководстве дошли до максимума к лету 1957 года. Маленков оценивал ситуацию так: “Если мы их не уберем сейчас, тогда они уберут нас”. На заседании Президиума ЦК 18 июня большинство предъявило Хрущеву претензии в нарушении принципа коллективности руководства, грубости и нетерпимости по отношению к отдельным членам президиума ЦК, поставили вопрос о культе личности Хрущева, подмене партийными организациями советских органов, о просчетах в руководстве сельским хозяйством, о зигзагах внешней политики, вплоть до того, что нельзя было идти в сауну вместе с финским президентом Урхо Кекконеном.
Было высказано сомнение в целесообразности сохранения поста первого секретаря ЦК. Семью голосами (Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов, Булганин, Первухин и Сабуров) против четырех (Хрущев, Кириченко, Микоян и Суслов) члены Президиума приняли решение о смещении Хрущева. Глава МИДа Дмитрий Шепилов был сначала на стороне Хрущева, потом выступил против: “В первое время вы, Никита Сергеевич, взяли правильный курс: раскрепостили людей, вернули честное имя тысячам ни в чем не повинных людей; создалась новая обстановка в ЦК и Президиуме. Обсуждение специальных вопросов велось квалифицированно, компетентно, с приглашением специалистов. Но теперь вы “знаток” по всем вопросам — и по сельскому хозяйству, и по науке, и по культуре!” Должность первого секретаря ЦК КПСС предполагалось упразднить. По мнению Маленкова, на заседаниях Президиума ЦК председательствовать должен был глава Совета Министров, по мнению Сабурова и Первухина – все члены Президиума по очереди. Есть версия, что Вячеслава Молотова уже видели в качестве кандидата на пост лидера партии.
Однако министр обороны Георгий Жуков и еще четверо кандидатов в члены Президиума (Брежнев, Мухитдинов, Фурцева, Шверник) вместе с меньшинством потребовали вынести вопрос о Хрущеве на пленум ЦК. Пока шло заседание президиума, работники секретариата ЦК оповещали верных Хрущеву членов ЦК и собирали их для организации отпора. Указание председателя Совмина Николая Булганина разослать шифрованные телеграммы в обкомы и республиканские ЦК о решении Президиума ЦК, а руководителям ТАСС и Госкомитета радио и телевидения сообщить об этом в средствах массовой информации выполнено не было. В это время под предлогом того, что надо собрать всех членов Президиума ЦК, Анастас Микоян добился продолжения заседания на следующий день.
Министр обороны Жуков организовал доставку членов ЦК военно-транспортной авиацией. 19 июня в Кремле собралось несколько десятков членов и кандидатов в члены ЦК, которых по приказу главы КГБ Серова пропустила охрана. Активно поддержавшие Хрущева Фурцева и Игнатов сформировали делегацию из 20 человек для переговоров с членами Президиума ЦК. 20 и 21 июня дискуссии продолжались в весьма острой форме.
Многое зависело от позиции министра обороны по вопросу об отставке Хрущева. Цитируют слова Жукова о том, что “армия против этого решения. Без моего приказа танки не сдвинутся с места” и что “мне достаточно обратиться к народу, и все меня поддержат”. В случае необходимости Жуков был готов действовать в духе 1953 года. Видимо, это резкое высказывание Жукова запомнилось неблагодарному Хрущеву и стало причиной того, что уже через четыре месяца маршал был обвинен в бонапартизме, самовосхвалении и освобожден от всех должностей.
Постепенно был создан необходимый для проведения пленума кворум, куда была перенесена дискуссия. 22 июня 1957 на пленуме ЦК докладчику Михаилу Суслову удалось переиграть противников, сняв вопрос о личных недостатках Хрущева и представив кризис как попытку “антипартийной группы” ревизовать решения XX съезда партии. Георгий Жуков доказывал с документами в руках, что Молотов, Каганович, Маленков и Ворошилов — это “главные виновники арестов и расстрелов партийных и советских кадров”. Возражения Лазаря Кагановича, что надо говорить обо всех членах тогдашнего Политбюро, приняты не были. Хрущев ушел от ответа на вопрос о санкционированных им расстрелах на Украине.
На пленуме Молотов, Каганович, Маленков и их союзники оказались в абсолютном меньшинстве и были выведены из Президиума ЦК, “примкнувший к ним”, как звучала официальная формула, Шепилов лишен статуса кандидата в члены Президиума. Постепенно в течение двух лет потеряли свои посты и другие члены так называемой “антипартийной группы”.
Победители могли праздновать победу. С конца июля 1957 года первые лица СССР принимали участие в масштабном фестивале молодежи и студентов, проводившемся в Москве. Приезд в СССР до 30 тысяч иностранцев, с которыми гражданам позволили свободно общаться, безусловно, заслонил у жителей столицы страсти партийно-аппаратной борьбы, став серьезным пиар-успехом советского правительства.
Что могло бы быть иначе?
Могла ли “антипартийная группа” победить? Вполне возможно, если бы ее члены проявили большую энергию, обеспечив сразу же оглашение решения об отставке Хрущева, и не затянули бы дискуссию на три дня.
Каковы были бы возможные последствия? Видимо, проводилось бы гораздо меньше экспериментов, которые продвигал лично Хрущев. В частности, была бы быстрее свернута попытка децентрализации управления государственной промышленностью через региональные совнархозы. Никто бы не взялся за более позднее разделение областных парторганизаций на сельскохозяйственные и промышленные.
Видимо, больше внимания было бы уделено развитию европейской части СССР и меньше – целинных земель. Не было бы такой увлеченности насаждением посевов кукурузы по всей стране, какую показывал Хрущев. Как раз перед попыткой смещения 22 мая 1957 года в Ленинграде Хрущев сообщил народу о планах “догнать и перегнать Америку за три года по производству мяса, молока и масла на душу населения”, взявшись за увеличение посевов кукурузы как корма для скота. Как и целина, кукуруза казалась первому секретарю ЦК настоящей волшебной палочкой. Он считал, что выращивание кукурузы современными методами быстро решит многие аграрные проблемы СССР.
Вряд ли было бы поддержано решение Хрущева 1958 года о спешной ликвидации машинно-тракторных станций и передаче техники колхозам, которые стали должниками государства. Ни одно из технократических начинаний Хрущева в аграрной сфере не решало основной проблемы: у крестьян в колхозе или совхозе так и не появилось существенной экономической заинтересованности в результатах своего труда.
В 1959 году Хрущев начал новую атаку на личные участки и личный скот колхозников: был введен запрет на содержание скота в городах и поселках. Власти наступили на знакомые грабли, подорвав рыночную торговлю продукцией животноводства. Пошли бы по такому же пути критики Хрущева? Возможно, нет. Но ожидать от “группы” институциональных экономических реформ в промышленности или на селе вряд ли приходится.
Возможно, Маленкову удалось бы опять увеличить вложения в производство товаров народного потребления. Вполне приемлема была для “группы” технократическая программа “химизации” народного хозяйства. Растущий экспорт нефти за счет месторождений Поволжья в 50-е годы, а затем Западной Сибири с 60-х годов при тогдашнем уровне сырьевых экспортных цен позволял бы СССР при любой власти вести политику закупок оборудования или товаров на мировом рынке. Вероятно, что без Хрущева в погоне за призраком коммунизма не была бы уничтожена промышленная кооперация, не были бы закрыты или национализированы производственные артели, занятые выпуском товаров народного потребления.
Программа массового жилищного строительства за счет панельно-блочного домостроения была объявлена в конце 1955 года, реально начата в 1957-м и не подвергалась сомнению. До 1964 года жилищные условия улучшили более 50 миллионов человек, переехавших в панельные новостройки.
Масштаб и темпы сокращения вооруженных сил были бы опять не столь высокими, как это было сделано Хрущевым, сократившем армию в течение трех лет в 1957–1960 годах на миллион человек. Расходы же на стратегическую ракетную технику и атомное оружие остались бы на прежнем уровне. Мирные инициативы продвигались бы в том же темпе к договору о запрете ядерных испытаний кроме подземных.
Международная политика СССР была бы более консервативной, и, пожалуй, обошлась бы без Карибского кризиса с авантюрной попыткой размещения угрожающих США советских ядерных ракет на Кубе. А вот кризис в отношениях из-за миграции в ФРГ граждан ГДР и появление Берлинской стены в 1961 году были бы весьма вероятны. Ветераны сталинизма вряд ли смирились бы с бегством жителей ГДР в Западный Берлин и ФРГ.
Хуже были бы отношения с титовской Югославией, которую Молотов не признавал социалистической, и лучше – с Китаем председателя Мао Цзэдуна. Отказ Мао признать критику культа личности и его претензии на лидерство в коммунистическом движении могли бы быть отклонены с большим тактом, чем это сделал Хрущев, без демонстративного отзыва советских специалистов. Можно предположить большую закрытость линии антихрущевцев, меньшее их желание гнаться за дорогостоящей поддержкой бывших колоний, новых развивающихся стран. Даже сам Хрущев признавал в мемуарах: “Помощь друзьям истощала наши ресурсы”.
Экономический кризис и народные выступления против повышения цен или изменения расценок на предприятиях были потенциально возможны практически в любое время. Но стихийные протесты не были серьезной угрозой режиму. Прорвалось массовое недовольство в Новочеркасске в 1962 году. Акция протеста рабочих была подавлена вооруженным путем: их демонстрацию расстреляли войска. За ней последовали суровые репрессии и приговоры. Несколько достаточно случайных бунтовщиков были казнены. Не было никакой необходимости столь жестоко подавлять локальный выплеск общественного недовольства. Боюсь, что разницы в подходах Хрущева и его бывших соратников мы бы не увидели: силовой подход был доминирующим в их практике.
Очевидно, советские газеты не были бы заполнены многостраничным изложением часто очень сумбурных речей Хрущева по всем вопросам современности. Политический режим соперников Хрущева у власти был бы более суровым, но уже принятые решения по десталинизации выполнялись бы. Произошла бы полная или частичная реабилитация части репрессированных народов, кроме крымских татар, немцев, корейцев. Были бы восстановлены Кабардино-Балкарская, Калмыцкая, Чечено-Ингушская АССР. Но эта “оттепель” оказалась бы достаточно холодной. Вполне вероятным кажется такое же ухудшение положения РПЦ, усиление атеистических гонений на все конфессии, которое произошло с одобрения Хрущева в 1958 году.
Появление новой и возвращение старой поэзии начала века, или мемуаров Ильи Эренбурга “Люди. Годы. Жизнь” было бы встречено неосталинской властью с таким же неприятием, как отвергнутые во времена правления Хрущева романы “Доктор Живаго” Бориса Пастернака или “Жизнь и судьба” Василия Гроссмана. И вряд ли выдвигался бы на Ленинскую премию “Один день Ивана Денисовича” Александра Солженицына или публиковалась поэма Евгения Евтушенко “Бабий Яр”. Ростки нового трудно приживались и при власти Хрущева, шумно публично ссорившегося с активной частью творческой интеллигенции.
Да и символический вынос тела Сталина из Мавзолея в 1961 году и демонтаж сталинских памятников по всей стране, что было личной инициативой Никиты Хрущева, точно бы не состоялись. Не был же поставлен в Москве обещанный на XXII съезде КПСС памятник жертвам репрессий, появившийся только после перестройки.
Источник: Михаил Михайлов, «Радио Свобода»
