После начала полномасштабной войны Изюм оказался под прицелом врага. Обстрелы усиливались. Оккупанты приближались к городу. 9 марта 2022 года от ударов российской армии завалился жилой дом, где в подвале прятались мирные жители. Погибло около 50 человек. Улица, где стоял дом, тогда называлась Первомайской. Сегодня это — улица Памяти.
Временная оккупация Изюма длилась с начала марта до освобождения Вооруженными силами Украины в сентябре 2022 года. Тогда мы увидели Изюмский лес с массовыми захоронениями, тогда стали видимыми ужасные истории о потерянных человеческих жизнях. Не все истории потерь в Изюме рассказаны. В городе называют приблизительное количество погибших — 1000 человек. Но еще не все тела эксгумированы. А из тех, что да, идентифицированы 486. К тому же здесь никто не ведет реестр умерших из-за отсутствия лекарств или медпомощи в условиях блокады во время оккупации.
«Тело под елкой, тело под лавкой — кто где пытался спрятаться от обстрелов»
Центральная часть Изюма почти полностью уничтожена. Возле выжженных зданий чувствую запах гари.
Рядом со мной — Наталия Сухова, преподаватель английского и автор мемуаров «Ізюм-2022. Щоденник окупації». Она показывает на школу №4, недалеко от которой проходим. Здесь был прилет авиабомбы и погибли теробороновцы — по меньшей мере 70 мужчин.
В Изюме после начала полномасштабной войны люди погибали из-за прямого попадания снарядов в дома, на дворы, из-за осколочных ранений на улице, во время работы на огороде. Умирали, потому что не могли получить необходимую медицинскую помощь.
«Даже от голода, — говорит Наталия. — Вспоминаю, когда открылся рынок, то за твердого петуха у меня просили тысячу гривен, и я его купила. Были и самоубийства. Подруга рассказывала, что видела, как люди открывали окна и вешались… В марте вернулись морозы, было -15 градусов. Люди замерзали в квартирах. А тут в подвале (Наталья показывает на разбомбленную многоэтажку) от сердечного приступа умерла бабушка».
Наталия вспоминает: в Изюме не было водоснабжения, и она ходила к местному жителю, у которого был колодец. Целыми днями он потрескавшимися от холода руками доставал людям воду. Женщина вспоминает, как бегала под обстрелами по городу, когда услышала, что где-то можно достать продукты.
«И постоянно я видела такую картину: тут лежит тело под лавкой, там лежит тело под елкой, — кто где пытался спрятаться от обстрела. Усеянная телами дорога… Потом люди ходили и искали своих родственников среди них», — говорит Наталия.
О могилах возле многоэтажек и на огородах в частном секторе рассказывают все, кого здесь встречаю.
Как-то Наталия шла с подругами через город. Их остановили оккупанты. Сказали задержаться, потому что спецоперация. На глазах у женщин начали забрасывать в грузовик тела людей в одеялах. Их раскачивали, и они с грохотом падали на дно кузова.
«Закапывали где придется. Мы даже до конца не знаем, где все братские могилы, — говорит Наталия. — Хочется, чтобы о погибших изюмчанах напоминали памятники. Чтобы их все видели. Чтобы никто не забывал о том пережитом ужасе. Надо писать о них книги. Я вот написала о нас, гражданских, кто выжил и погиб, книгу. И детскую — о собачке, пережившей оккупацию».
«Это надо делать сейчас, пока все свежо в памяти». Но…
«Это надо делать сейчас, пока все свежо в памяти», — говорит о мемориализации пережитого опыта заместитель начальника Изюмской городской военной администрации Максим Стрельник.
Впрочем, добавляет он, этим просто некому заниматься. Штат военной администрации недоукомплектован на 20%. Специалисты, активисты, которые могли бы заниматься мемориализацией, в основном выехали, объясняет Максим.
Директор местного музея Галина Иванова добавляет: они бы охотно занимались сохранением памяти, но сейчас в музее — всего три сотрудника. Галина своими силами пытается собирать информацию о павших защитниках из Изюма. Для сбора данных и мемориализации гражданских не хватает рук.
«Также часто это упирается в деньги, а с бюджетом трудновато. Правда, думаю, мы нашли бы доноров и партнеров, было бы только кому этим заниматься, — добавляет Максим. — Кроме того, мы не можем собственными силами выявить всех жертв войны. Правоохранительные органы не учитывают людей, умерших из-за невозможности получить медицинскую помощь во время блокады. Хотя мы считаем, что это тоже жертвы вооруженной агрессии».
Сегодня в Изюме не идет речь об открытии мемориалов или памятных досок. Тот же Изюмский лес сейчас просто стоит немым свидетелем ужаса. Тела погибших оттуда выкопали, но само место не мемориализовано. Несмотря на это, его посещают в памятные даты.
Максим Стрельник говорит, что в знаменательные и памятные даты Изюм вспоминает убитых гражданских и военных. В день города, например, власть и часто приезжающие иностранные делегации возлагают цветы на могилах погибших, встречаются с родственниками убитых на улице Памяти, 2.
В прошлом августе, ко Дню Независимости, в Изюмском дворце культуры открыли выставку «Ізюм. Герої». На стендах изобразили истории военных и гражданских изюмчан, которые каждый по-своему проявил мужество во время оккупации города. Максим Стрельник говорит, что выставку будут расширять и экспонировать к знаменательным датам.
«Накрываем стол, фотографируемся и вспоминаем». Память на улице Памяти
«Мы дискутируем, что делать с домом по улице Памяти, 2 (раньше улицы Первомайской. Ее переименовали год назад в память о погибших от российского авиаудара 9 марта 2022 года. Среди более десятка названий выбрали именно улицу Памяти. Жителей города опрашивали в соцсетях. — А.Б.). Там сбросили авиабомбу, в подвале погибли целые семьи. После экспертизы дома мы получили отчет о том, что его можно восстановить. Я понимаю, что современные строительные технологии могут творить чудеса, но возник этический вопрос: о каком восстановлении может идти речь, если там погибло 50 человек? В итоге дом признали непригодным для восстановления, люди получили сертификаты на покупку жилья. Есть идея законсервировать его для постоянного напоминания будущим поколениям о «братской любви». Кто-то говорит, что его надо демонтировать, а на том месте установить мемориал».
Против консервации дома — его бывшая жительница Татьяна Чвалун. Пенсионерка вместе с мужем пережила обстрелы в другом бомбоубежище, поэтому выжила в тот день, когда их дом обстреляли.
«В нашем доме был простой подвал, не бомбоубежище, — низкий потолок, коммуникации, соответствующие запахи. Я побыла-побыла, и у меня там голова кружилась. Мы перешли в добротное бомбоубежище… Потом исчезло отопление, на улице морозы, стало холодно. Чтобы согреться, люди в нашем доме сгрудились посреди подвала, в помещении, похожем на фойе. Когда дом упал, спаслись те, кто остался по краям подвала. Хотя от взрыва там почти все потеряли сознание», — говорит Татьяна.
От дома на улице Памяти остались стены двух крайних подъездов. Посередине — дыра…
«Когда падает плита, человек превращается в кнопочку, понимаете? Поэтому останки были настолько обезображены, что людей невозможно было опознать. Десять людей до сих пор неопознаны. Дом ходуном ходил. Его обстреливали абсолютно из всего… Консервировать остатки? Смешно. Эта правая сторона еще стоит, но левая — разваливается. С нее постоянно что-то падает. Спасатели ругаются, что мы тут ходим. И эти развалины еще могут под собой кого-то похоронить! Говорят, можно укрепить и сделать какой-то памятник. Но сейчас полстраны так выглядит… Какая память? К этому привыкают. Я и сама понемногу привыкла. У меня тут была четырехкомнатная квартира, вкладывалась в ремонты. Плакала по квартире. Я уже не говорю о погибших соседях… Но нет уже той боли», — размышляет Татьяна Чвалун.
Над уцелевшими частями дома кто-то нарисовал свечу и две руки, поднятые к небу. Рядом на газоне — лампадки, фото погибших, часто уже выцветшие; обернутые черными лентами свежие и давно засохшие цветы.
9 марта этого года возле руин собрались родственники погибших, чтобы помянуть их.
«Вот здесь мы накрываем, — показывает на деревянный столик с лавками Татьяна Чвалун. — Фотографируемся, вспоминаем. В память о погибших хотели бы на этом месте аллейку».
«Мурал был мечтой Володи»
Память в Изюме сохраняют, переименовывая улицы. Прежде всего появляются улицы в честь погибших военных родом из Изюма. Сейчас новые названия имеют почти 200 улиц города. Власть привлекает жителей к обсуждению путем голосования в соцсетях.
Одним из гражданских погибших, в честь которого переименована улица (старое название — маршала Федоренко), является писатель Владимир Вакуленко. Улица Вакуленко ведет из Изюма в его родную Капитоловку, которая в восьми километрах отсюда.
Почти восемь месяцев Владимира считали пропавшим без вести. 28 ноября ДНК-анализ подтвердил, что одно из тел из братской могилы в Изюмском лесу принадлежит ему.
Владимира Вакуленко хорошо знала библиотекарь из Капитоловки Юлия Какуля-Данилюк. Он организовывал в библиотеке мероприятия и приходил просто пообщаться, поскольку чувствовал себя одиноким в селе, говорит Юлия. Сегодня она старается беречь память о Владимире.
«23 марта 2023 года к нам приезжала писательница Виктория Амелина с коллегами из ПЕН-клуба. Мы говорили о Володе, читали его стихи. Благотворители привезли для детей подарки. Потом в Изюме была презентация его дневника «Я перетворююсь», — рассказывает Юлия. — К сожалению, с конца прошлого года у нас запрещены массовые мероприятия из-за постоянных обстрелов. Мы не можем ничего проводить».
Юлия организовала в библиотеке уголок памяти Владимира Вакуленко. Все началось с портрета, который принес сюда местный художник Сергей Гроза, переселенец с Донетчины.
«Как-то перед полномасштабной войной Сергей проходил мимо Владимира, который занимался благоустройством заросшей территории села. Он любил, чтобы вокруг был порядок, — продолжает библиотекарь. — Сергей Гроза — русскоязычный, пишет стихи. Решил познакомиться с Володей, сказал: «Я слышал, вы пишете стихи». Володя был очень категоричен относительно русского и ответил: «Я «нє пішу стіхі», я складаю вірші». Между мужчинами возник спор из-за языкового вопроса. На том и разошлись. Но когда наше село оказалось в оккупации и Сергей Гроза увидел и услышал оккупантов, то понял, что Володя был прав и что язык имеет значение. В память о нем нарисовал портрет. Теперь рядом с ним в нашей библиотеке лежат в свободном доступе книги Володи».
Сейчас Юлия подала проект на грант для создания на въезде в село мурала. Место выбрал еще при жизни Владимир — бетонную стену возле сада, который посадил сам. Это через дорогу от дома Вакуленко. Раньше там был пустырь, заросший сорняками и кустами.
«Он хотел оставить после себя след. Говорил: «Я помру, а сад залишиться». Начал созывать толоки, но мало кто откликнулся. Он и еще несколько человек там все вырубили, выгребли и посадили сад. Местная власть поддерживает там порядок, — продолжает Юлия. — Посвященный селу мурал на бетонной стене был мечтой Владимира. Мы с ним даже успели провести конкурс среди детей. Они показывали свое видение стенописи. Но тогда власть не смогла выделить на него средства. Я хочу воплотить мечту Володи. Что там будет? Хотим провести занятие с детьми, на котором они сделают рисунки по мотивам его стихов».
***
Несмотря на всю боль, Изюм живет. Мужчины играют в футбол на искусственном газоне, звенят голосами детские площадки, владельцы салонов красоты и кофеен ремонтируют после обстрелов помещения и открывают двери клиентам. Билет на львовский поезд не купить.
«Важно сохранять память о наших людях, конечно же, — говорит на хорошем украинском пенсионерка, с которой еду в одном купе. — Но у нас с соседями сейчас, скорее, такие разговоры: кто будет выезжать, а кто нет, если здесь все повторится. Знаете, каждому ближе своя рубашка. Надеюсь, нас обойдет. Мы только начали жить — нам восстановили водоснабжение, электрику, отопление, своевременно выплачивают пенсии, дают деньги тем, у кого пострадали дома».
«А я отдаю дань памяти людям тем, что хожу на кладбище. Хотя раньше долго не могла себя заставить, а сейчас даже хочется пойти, — добавляет другая соседка лет двадцати. — Мы не сможем забыть о родных, соседях. Война очень изменила молодежь, они долго будут помнить пережитую трагедию и понимать, кто есть кто».
Источник: Анна Балакир, «Зеркало недели»
