На второй день после выборов Владимир Путин на коллегии ФСБ заявил, что сейчас перед силовиками стоят ответственные задачи по защите конституционного строя, а попытки посеять смуту должны жестко пресекаться. Путин вернулся к своей риторике “будем мочить в сортире”, обратившись к добровольческим отрядам, которые сражаются на стороне Украины и сейчас проводят операцию на территории Белгородской и Курской областей. Однако после заявлений Путина некоторые усмотрели в этом заявлении послание оппозиции. Новый курс Путина обсуждаем в прямом эфире с Кириллом Мартыновым, главным редактором издания “Новая газета. Европа” и политиком Геннадием Гудковым. Ведущий – Артём Радыгин.
Артём Радыгин: В Белгородской области явка на путинские выборы больше 85%, 90% голосов за Путина насчитала ЦИК. Все три дня голосования приграничные села и Белгород под обстрелами. Путин говорил, что Украина срывает его выборы. Сегодня на встрече с ФСБ Путин говорил, что российскую границу атакуют предатели. Вот, что он им готовит (или не только им).
Артём Радыгин: Свои угрозы Путин произносит в контексте атак на Белгород. Но есть ли у его слов и другой контекст? Кого еще Путин и ФСБ посчитают террористами и врагами страны? Такой вопрос мы задали политику Геннадию Гудкову.
Артём Радыгин: Со мной в студии главный редактор “Новой газеты. Европа” Кирилл Мартынов. Как вам кажется, кому все-таки угрожает Путин?
Кирилл Мартынов: В узком смысле слова он так неловко упоминает добровольцев, которые сражаются за Украину, сравнивает их с власовцами, с нацистами. Здесь в его голове, по всей видимости, все очень стройно. Проблема заключается в том, что когда он адресует это послание ФСБ, автоматически начинаются конкурсы: а кто разоблачит больше предателей, кто самый полезный офицер, который этих предателей разоблачит. В силу самой структуры ситуации воюющей страны и огромного количества уже состоявшихся репрессий против ее граждан, конечно, следует читать этот призыв Путина расширительно. Руки-то помнят маузер.
Параллельно Геннадий Зюганов публично заявил о том, что он собирается на встречу к вождю и будет говорить не о чем-нибудь, а о борьбе с “пятой колонной”. Под “пятой колонной” он понимает сторонников Даванкова. То есть коммунисты, как обычно, во все исторические эпохи ведут себя одинаково.
Я в целом согласен с оценками Геннадия, что понимать всю эту ситуацию надо, к сожалению, как прямую угрозу всем потенциально нелояльным, несогласным, тем, кто сильно много высовывался. Вообще, очень страшно наблюдать первые признаки если не большого, но точно не малого террора, нарастающего террора в прямом эфире. Все-таки Советский Союз при Сталине, в отличие от нынешней России, был закрытой страной, и информацию оттуда люди получали очень скупо. Сейчас мы сидим на границе с Россией в нескольких сотнях километров и видим, как готовятся преследовать людей.
Единственное, что меня немного обнадеживает: российский репрессивный аппарат не готов к большим репрессиям. Не хочется им советовать, но нынешнее законодательство требует собрать очень много бумажек, чтобы кого-то репрессировать по уголовной статье (если, конечно, не посылать к нему киллера). Нужно, чтобы много следователей по ночам “шили” папки, ставили штампы, вписывали личные данные, писали какую-то фабулу дела. Миллионов дел таким образом не создашь. Тысячи – да, но это фактически их предел. Большевики в свое время поменяли уголовное законодательство, которое позволило им действовать фактически без суда и следствия в составе революционных троек, но эти пока до этого не додумались.
Артём Радыгин: Я слышал от многих политологов, что в России нет цели посадить всех, но есть цель посадить кого-то показательно и напугать. А здесь же Путин запугивает, называет своих противников террористами. Наверное, больше сроков, чем за терроризм, в России не дают. Тут, конечно, могут быть двоякие толкования того, что в России считается терроризмом. В контексте тех же добровольцев РДК или Легиона “Свобода России”, которым, возможно, Путин адресовал свою угрозу, я вспоминаю: во время голосования в Питере задержали девушку-наблюдателя за то, что у нее бело-сине-белый свитер. Якобы, по словам полицейских, это цвет Легиона “Свобода России”. Ждать ли нам еще каких-то дел?
Кирилл Мартынов: Все это укладывается в ту же фабулу. Нужно найти каких-то случайных людей и показательно их судить, чтобы все остальные боялись и шептались по углам. Причем в принципе не очень важно, за что судить людей, можно за сережки с радугой, можно за флаг, который отсылает к каким-то российским легионам в составе Украины – это все не важно, важно, чтобы все находились в покорном молчании. Можно предположить, чего хочет нынешняя российская диктатура: она просто хочет контролировать людей, чтобы все понимали, что никакого выхода нет, альтернативы нет, будущего у страны тоже нет. Нужно просто всех запугать, чтобы все сидели молча. Для этого не нужно устраивать большой террор.
Проблема заключается в том, что есть еще исполнители. Когда эфэсбэшники слушают речи вождя, они понимают, что чем больше предателей будет выявлено, тем лучше сложится именно их личная судьба и карьера. Я не знаю, думают ли они о том, что советский опыт предполагал, что они в конечном итоге начнут убивать друг друга волнами и серийно, но пока в путинской России таких примеров было очень немного. У нас были высокопоставленные силовики, которые пошли против системы или перешли дорогу какому-то влиятельному клану: кто-то из них, например, выпал из окна прямо в Следственном комитете, разные были вещи. Сейчас, конечно, никто не ждет массового террора силовиков против своих. Они считают, что можно ловить предателей, а их самих никто не тронет, у них все будет отлично.
Артём Радыгин: Я смотрел картинку, те 12 минут, которые выложили из открытой части: там перед Путиным два ряда пустые, а рядом с ним метрах в четырех сидит только Бортников, даже заместителя Бортникова не пустили к Путину. Он боится своих же?
Кирилл Мартынов: Это классическая проблема диктатуры: тебя окружают враги, ненадежные люди, а вдруг кто-нибудь хочет сделать тебе что-то плохое, почихать, например, не обязательно прямо табакеркой? Конечно, любой диктатор, особенно такой, как Путин, посередине такой войны старается максимально себя обезопасить, в том числе от так называемых “друзей”. Друзья всегда более опасны. Я, кстати, думаю, что во многом с этим связано такое явление, как Дмитрий Анатольевич Медведев: его выбирали, очевидно, как самого безвольного, жалкого, неопасного, которого можно приблизить к себе без последствий.
В принципе, это то, о чем говорят исследователи диктатур: диктатура запускает обратную связь, связанную с отрицательным отбором. Диктатору нужны самые верные, безопасные, в каком-то смысле глупые люди, которые беззаветно ему преданы и сами ничего из себя не представляют. Если посмотреть на путинское окружение, то это результат именно такого отбора в течение четверти века.
Артём Радыгин: Кто еще может помочь Путину? Может быть, кто-то из международных лидеров? Недавно пришла новость, что ХАМАС поздравил Путина с победой на выборах. Например, Путин помогал Лукашенко удержать власть, когда у него что-то затрещало: возможно, и Путину может кто-то чем-то подсобить.
Кирилл Мартынов: Всемирный интернационал диктаторов уже складывается сам собой. Они, конечно, все друг друга ненавидят и во всем подозревают, но у них есть общий враг – это Запад, в первую очередь американцы. Поэтому Иран, Венесуэла, Северная Корея – это уже друзья Путина. Относиться к этому нужно без иронии, потому что у Северной Кореи оказалось много снарядов, они 70 лет готовились к войне, и теперь при помощи этих снарядов убивают украинцев. Иран – большая страна, хотя и нищая, изолированная, она научила Путина делать дроны и другие вещи тоже ему поставляет.
Ключевой вопрос помощи Путину: если есть эта цепочка Лукашенко-Путин, то очевидно, что третий в этой цепочке – председатель Си, который при этом вряд ли хочет быть непосредственно руководителем Путина. Китайская стратегия предполагает, что мы просто получаем свое поступательными движениями, не совершая каких-то резких вещей, не рискуя слишком. Понятно, что настолько слабая, настолько отвернувшаяся от Запада Россия выгодна Китаю. Китай, имея такого фактически вассала, младшего партнера, как Путин, безусловно, усиливает свои позиции на мировой арене и в экономическом, и в военном отношении. Всегда можно показывать на Путина пальцем и говорить: если вы не договариваетесь с нами, вы будете иметь дело с этим, а у него ядерная бомба, и он за себя не отвечает.
В этом смысле это очень надежное, долгосрочное, но очень неравноправное партнерство. Я не знаю, как может это оценивать Путин и его советники, но помощь будет такая же, как в отношении Лукашенко, то есть Россия в результате этой войны фактически теряет самостоятельность на международной арене, потому что Китаю никакие самостоятельные партнеры не нужны.
Артём Радыгин: Хочу вернуться в Россию и показать, что происходит сейчас в Белгороде. В то время, когда Путин хвалит силовиков, раздает им новые цели, рассказывает, на кого еще дальше охотиться, губернатор Белгородской области на встрече “Единой России” говорит, что вывезет из приграничных сел девять тысяч детей. А в приграничных селах уже несколько дней идут бои и обстрелы. О том, из-за чего, хоть и с опозданием, вывозят детей, смотрите в нашем сюжете.
Артём Радыгин: Выступление Гладкова об эвакуации детей я пересказал Максимилиану Андронникову, он же “Цезарь” из Легиона “Свобода России”. Его и других добровольцев Путин как раз и обвиняет в атаках на российские города. “Цезарь” сказал, что Легион держит гуманитарные коридоры и уже давно требует, чтобы Гладков эвакуировал гражданских, но власти Белгорода специально этого не делают.
Артём Радыгин: По поводу Белгорода. Во время трехдневного голосования мы видели большую явку в Белгороде (я не говорю, что мы доверяем этим цифрам, но нам их показывали): два участка, где стопроцентная явка, и 100% голосов за Путина. Связано ли это как-то с тем, что Белгород во время многодневного голосования и многодневных обстрелов не эвакуировали?
Кирилл Мартынов: Тут, наверное, вопрос в том, что люди, которые живут на границе в Белгородской области, чувствуют прямую угрозу того, что их территория окажется прифронтовой зоной: не только отдельные поселки и села на границах, но и сам Белгород. С этой электоральной статистикой надо разбираться. Я бы сказал, что те люди, которые честно проголосовали за Путина в Белгороде (я уверен, такие есть, и их, наверное, немало), к сожалению, думают, что это голосование даст им возможность лучше защититься. Они все-таки высказывают свою лояльность и тем самым призывают российского диктатора обратить внимание на их проблемы. “Он же говорит, что при помощи ПВО практически все перехватывается, а вы поставьте больше ПВО. Мы за вас проголосовали, не перешли на сторону врага, никуда не убежали, защищайте нас!” Я думаю, здесь в первую очередь такая механика.
Что касается взаимосвязи с эвакуацией и с этой статистикой, надо смотреть на реальные цифры. Мы знаем, что от 22-х до 31 миллиона голосов за Путина были просто вброшены на этих выборах. Сейчас исследователи, журналисты подробно описывают, как проходили эти вбросы. Я думаю, будет интересно разобраться прицельно с Белгородской областью, поскольку она находится в такой трагической ситуации.
Артём Радыгин: Кстати, у Путина еще со времен пандемии есть такая схема, что он делегирует обязанности по решению региональных проблем регионам. По такой же схеме с 2022 года действуют региональные теробороны, региональные батальоны. Мы видим, что Белгородская и Курская области все чаще и чаще попадает под обстрелы. Не вмешается ли Путин, не вмешается ли федеральная власть? Почему они этого не делают?
Кирилл Мартынов: Они не хотят брать на себя ответственность. Да, все проблемы на губернаторах, а все великие свершения на диктаторе. Не случайно, наверное, сейчас Гладков – один из самых цитируемых губернаторов, он чаще всего появляется в новостях, потому что на нем лежит ответственность за безопасность людей, за то, что происходит в ходе этих обстрелов.
Тут еще может быть любопытная связь с голосованием. Мы знаем, что губернаторы конкурируют между собой. Их переназначение на следующий срок во многом зависит от того, кто покажет лучше явку и лучше процент за Путина. В этом смысле для Гладкова очень важно, чтобы у него было близко к ста процентам, чтобы показать, что у него все под контролем: нас бомбят, а мы все равно за вас голосуем! Этот механизм тоже стоит учитывать, в этой ситуации он работает уже не на поиски защиты со стороны людей, а на поиски защиты со стороны самого губернатора.
Артём Радыгин: Гладкову все равно не переплюнуть Кадырова, он стабильно показывает Путину лучшие результаты.
Кирилл Мартынов: С Кадыровым есть проблема. Дело в том, что когда все российские губернаторы постепенно дойдут до уровня Кадырова, неясно, что будет дальше. К сожалению, явка не может составлять больше ста процентов. Хотя, кажется, в 2011 году впервые появилось число 146: когда после вбросов случайно насчитали такой процент явки. У них есть в запасе почти 13%, им есть, куда расти, так что, наверное, на несколько лет еще хватит.
Артём Радыгин: Вы упомянули, что люди идут на выборы, надеясь, что они проголосуют за Путина, и им дадут новые средства ПВО. Почему за 20 лет эта схема не поменялась?
Кирилл Мартынов: 20 лет назад людям в Белгороде не нужна была ПВО, даже три года назад была не нужна, потому что никакой войны не было. Мне кажется, очень страшно проводить причинно-следственную связь, что Белгород бомбят, потому что Путин начал войну. Как только ты, живя там, хотя бы мысленно проводишь такую взаимосвязь, ты сразу понимаешь, что попадаешь в список предателей, подозрительных личностей, возможно, ты “иноагент”, раз видишь причинно-следственные связи. Поэтому лучше всего говорить, что так вышло, а теперь надо как-то выбираться из этой ситуации. Может быть, Путин поможет, может быть, кто-то еще.
Я много раз бывал в Белгороде, этот город был почти одной агломерацией с Харьковом, более крупным городом с другой стороны границы. До 2014 года люди просто совершенно спокойно ездили туда в торговые центры за покупками, жили мирно, спокойно и счастливо. Проблема в том, чтобы проследить, как мы дошли до нынешней трагической точки, но это страшно, и люди на это не решаются, потому что это психологическая защита, многие не хотят об этом думать.
Источник: Артём Радыгин, «Радио Свобода».
