В России начались так называемые выборы президента, которые пройдут в том числе на оккупированных российской армией украинских территориях. И хотя независимых кандидатов на этих выборах нет, ЦИК всё равно готовится к массовым фальсификациям, чтобы продемонстрировать высокую народную поддержку Владимира Путина. Алексей Молчанов был председателем участковой избирательной комиссии в Санкт-Петербурге с 2013 по 2022 год и знает из собственного опыта: помимо вбросов существует огромное множество манипулятивных механизмов, позволяющих ТИКам добиваться нужных результатов от председателей участковых комиссий: деньги в конверте, вычеркнутые из списков избиратели, похищение сейф-пакетов с бюллетенями, изменение протоколов итогового голосования и многое другое.
Как глава избирательной комиссии я отвечал за организацию и проведение выборов на своем избирательном участке, а также за сдачу итогов в вышестоящую комиссию. Моя комиссия была сформирована в 2013 году, мы принимали участие в выборах с 2014 года. В 2016 году это были выборы в Госдуму и в законодательный орган нашего региона. В 2018 году — выборы президента, затем — выборы главы региона и муниципальные — в 2019 году. В 2020 году мы проводили референдум по поправкам к Конституции. В 2021 году были выборы депутатов Госдумы и выборы в региональное законодательное собрание. Мои полномочия истекали в 2023 году, и я не планировал принимать участие в выборах дальше, тем более что 21 сентября 2022 года в связи с известным указом президента я покинул Россию.
«Мне сразу озвучили, что мы должны добиваться определенных результатов выборов»
В участковую избирательную комиссию меня порекомендовал мой друг, который, как и я, работал в бюджетной сфере и был председателем УИК. В целом попасть в эту систему было возможно только либо по рекомендации, либо по доверенности председателя Территориальной избирательной комиссии.
На первой встрече с председателем ТИКа мне сразу озвучили, что мы должны добиваться определенных результатов выборов. Мой друг назвал это стандартной процедурой и сказал, что ее проходят все председатели участковых избирательных комиссий. Это было первое, что меня удивило.
Второе — сам принцип комплектования участковых избирательных комиссий. Де-юре попасть в УИК и вышестоящие комиссии могут либо представители партий, либо независимые представители, выбранные коллективом на работе. Но по сути, мне, как и другим председателям, было поручено формировать свою комиссию из друзей и знакомых.
В моей комиссии были мои коллеги. Сначала я обратился к друзьям, но все они отказались. Другие комиссии вообще состояли из родственников председателей с одними и теми же фамилиями. Это значит, что эти люди, которых мы подавали в ТИК как членов наших УИК, приписывались к каким-то незнакомым мне партиям, вроде партии «За права женщин» или «Демократической партии».
Некоторые партии, например, «Яблоко» и «Справедливая Россия», направляли своих независимых представителей. От других — ЛДПР и коммунистов — всегда ставился человек, который был членом УИК. Например, мой коллега был причислен к этой партии как секретарь от ЛДПР, хотя на самом деле никакого отношения к ЛДПР он не имел. Касаемо независимых членов партий тоже были инструкции председателя ТИКа. Если они не проявляют инициативу, нам велели их вообще не ставить в известность о заседаниях или говорить: «Если вы сильно заняты, то имеете право не участвовать». Многих это устраивало.
Настойчивым — тем, кто хотел участвовать в деятельности избирательной комиссии — рекомендовалось давать максимально трудоемкие задания: расклеивать листовки по подъездам, раздавать приглашения для молодежи и так далее. Чтобы такой человек в сам день голосования был занят — например, переписывал всяких бабушек.
Сам процесс работы комиссии устроен так, чтобы облегчить продвижение тех партий и депутатов, которые выгодны правящему классу. И бюрократизация — лишь один из способов затруднить контроль со стороны членов комиссии и наблюдателей.
Деньги в конвертах от «благодарных спонсоров»
Бюджет комиссий утверждается председателем ТИКа на каждые выборы. С 2013 по 2018 год, помимо оплаты часов членов УИК, были еще договоры подряда на водителей, расклейку листовок, уборку и так далее.
С 2018 года выплаты сильно сократились, и платить стали только за часы работы. Естественно, это здорово ударило по мотивации, и тогда появилась так называемая поддержка избирательных комиссий. За неделю до выборов прямо в помещении ТИКа раздавали конверты с деньгами — где-то порядка 50–60 тысяч. Это делали люди из муниципальных образований. Позиционировалось это очень аккуратно: «Мы работаем на благо отечества, партии, и это стимулирование, связанное с достойными результатами выборов». Распределять эти деньги среди членов комиссии нужно было председателю, то есть мне.
После выборов выдавался конверт № 2. Нам говорили, что это от жертвователей и спонсоров, которые благодарны комиссии за работу. Суммы от комиссии к комиссии сильно отличались. Я получил 20 тысяч, а кто-то — 100 тысяч. Меня приглашали перейти в другой УИК, говоря прямым текстом, что в конвертах будут другие суммы.
Еще одно стимулирующее воздействие для получения нужного результата — постоянные звонки в день голосования. Тебе звонит председатель ТИК или члены комиссии с просьбой увеличить какие-то показатели: «У нас всё плохо. Спасай, ты будешь героем. Мы тебя отблагодарим».
«Если я уйду, то на мое место придет какой-то топорный фальсификатор»
Основная задача для избирательных комиссий — попасть в средние результаты по городу. У нас была очень умная и хитрая председатель ТИКа, мне кажется, из-за нее я так долго и продержался. Она всегда старалась идти третьей или четвертой с конца.
То есть все понимают, что результат показать надо, и скорее всего, если он не будет выполняться, придется что-то делать. Возможно, делать много. На некоторых участках СМИ хорошо поработали с населением или заметна высокая поддержка кандидата, на других — нет. Умный председатель оставит эту задачу для кого-то, кому нужны деньги, или тому, у кого нет головы. Были председатели, которые сами рвались показать больший результат. Но такие, как правило, не задерживались. Уголовку им не приписывали, но убирали из комиссий. Система очень не любит скандалы и боится их.
Именно поэтому должны быть эдакие «образцово-показательные» УИКи, вроде нашего, которые выполняют работу адекватно и якобы не нарушают выборное законодательство. Чтобы всё было красиво.
Многие друзья сразу осудили меня за то, что я стал председателем комиссии. Моя сестра была независимым наблюдателем от «Яблока». Она говорила, что я постоянно фальсифицирую. И в целом она права! Председатель в день голосования должен быть готов — и не мучиться сомнениями о том, что он фальсификатор, что на него может быть заведено дело и так далее.
Да, на мелкие компромиссы мне приходилось идти, но я всегда считал, что если я уйду, то на мое место придет какой-то топорный фальсификатор, который просто будет выполнять данные ему приказы.
Единственный случай, когда председатель ТИКа прямо предлагал вбрасывать бюллетени, случился в 2020 году. Я прямо ему сказал, что делать этого не буду. Видимо, на него очень сильно давили сверху. Он прямо в ходе выборов предложил мне уйти. Я сказал: «Хорошо, я уйду, только кто будет работать?» После этого я понял, что меня будут убирать.
И действительно, в 2021 году у меня в комиссии не захотели брать протокол. Раздается звонок и говорят: «Протокол надо контролировать, не надо ехать сдаваться», — а я уже стою у дверей.
Я знал, что будет этот дурацкий звонок и что протокол не будут принимать. Мне пришлось бы разбираться с очень неприятными людьми, но мне удалось послать члена своей комиссии в ТИК, и мы успели сдаться.
О махинациях ТИКов
Первая задача, стоявшая всегда и на всех выборах, — это увеличение явки. Народу, как правило, приходит немного, побеждает представитель действующей власти. Проблема в том, что явку надо поднимать.
Самый простой способ — это направить списки от ТИКов, что кто-то якобы получил открепительные удостоверения, чтобы проголосовать в другом месте. Перед началом работы избирательной комиссии к нам направлялись списки избирателей, где уже на уровне ТИКа было вычеркнуто 10% избирателей. Это один из способов поднять явку. Якобы все эти люди пришли в ТИК и взяли открепительные.
Но только я заметил колоссальную разницу в том количестве, которое было вычеркнуто, и числом тех, кто потом приходил с открепительными удостоверениями на наш участок. Это те люди, которые «открепились» в других местах. Если вдруг заранее «вычеркнутый» человек приходил, нам полагалось звонить в ТИК, каждого отдельно согласовывать и заносить в дополнительный список. Это случалось довольно часто, что приходили «вычеркнутые» люди.
Наша председатель ТИКа была по-настоящему хитрой. Она очень не хотела таких методов и высчитывала всё сама. Если кто-то приходил с вычеркнутой фамилией, мы проверяли, не «карусель» ли это: не проголосовал ли этот человек где-то еще, и если нет, то человека вписывали.
Голосование по многомандатным округам — это тоже уловка в помощь председателям УИКа, чтобы добиться определенных результатов. В отличие от основного голосования, когда все участвующие в подсчете голосов раскладывают все голоса по отдельным стопкам: эта — за «Единую Россию», та — за ЛДПР, и наблюдатели легко могут это пересчитать вручную, с многомандатными округами избирателю в одном бюллетене нужно поставить пять галочек, и все их оглашает председатель УИКа, после чего складывает в одну стопку. Перепроверить это потом нереально. Даже если председатель будет стоять под камерой, он может огласить любые фамилии, кто там в эту камеру галочки разглядит. При таком голосовании побеждают, как правило, провластные кандидаты.
О предварительном голосовании
Каждый раз <перед выборами — The Insider> нам направлялись списки, всем УИКам. Как я понимаю, это списки пожилых граждан или граждан с инвалидностью. Это контингент, который не составлял протестную аудиторию, а наоборот, добавлял определенную поддержку тем кандидатам, которые были на слуху и в телевизоре.
Голосование проходит так: им дают бюллетень, они голосуют, затем он складывается так, чтобы не было видно результатов. Член УИК кладет его в конверт, а потом эти конверты отпрваляются в сейф. И перед процедурой начала голосования они высыпаются в общую урну. ТИК почему-то просил принести эти конверты в последний день голосования. Потом мы их получили обратно, и они ничем фактически не отличались. Из разговоров с другими председателями я позже узнал, что никого больше конверты в ТИК носить не заставляли.
О трехдневном голосовании и полиции
На выборах 2021 года появилось трехдневное голосование, чтобы все успели прийти. Нам сказали: «После первого и второго дня вы закрываете избирательный участок и остаетесь там, и приедут люди, которые скажут, что делать».
Я звоню своему председателю и говорю: «Мы закончили. Можно уезжать?» — «Да». А в чате <чат, где общаются председатель ТИКа и все председатели подвластных ему УИКов — The Insider> написано: «Оставайтесь». Я говорю своему коллеге: «Поехали!» А к тем, кто остался, приехали и поменяли эти сейф-пакеты с бюллетенями. При этом присутствовали сотрудники полиции.
Они <полиция — The Insider> должны охранять это всё, а они этого не делают вообще. Там можно приехать, открыть ключом и сделать что угодно. Никакой безопасности. Полиция будет пропускать всех работников избирательной системы. Ты покажешь им удостоверение, и они не будут разбираться, с какими целями ты приехал.
О видеонаблюдении
Видеонаблюдение — это удивительная вещь. Это было сделано после 2012 года, когда были протесты в связи с фальсификациями, из популистских соображений, для придания гласности процессу. Первые годы это более-менее работало, хотя мы получали указания от ТИКа: «Камера должна видеть избирательный ящик и бюллетени. Что там по бокам — делайте так, чтобы не работало».
С камерами они как-то проработали в 2014–2016 году, в 2020 году их вообще отключили. Я не знаю, почему. И нам сказали тогда, что об этом можно не париться.
В 2021 году камеры были, но размещены они были как-то странно и не охватывали весь участок. Нам тогда говорили к ним вообще не подходить, и что с ними работают другие люди, которые решают все связанные с этим вопросы. Я смотрел свои камеры и других комиссий — они все были определенным образом расположены, то есть видно было только основной избирательный ящик, а что происходит в комиссии, не было видно.
О подсчете голосов
Независимые наблюдатели и члены комиссии, как правило, контролировали подсчет бюллетеней, в которых галочка стояла за оппозиционного кандидата или партию, при этом отпуская внимание от наблюдения за остальными процессами процедуры подсчета голосов.
Самая толстая пачка — это правящая партия и ее представители. И эту пачку рекомендовалось считать по-разному. Посчитать ее было сложнее, а ошибок там могло быть больше. Мне кажется, что территориальной избирательной комиссии не давалось достаточно разъяснений о том, что эта пачка в связи с ее толщиной может быть посчитана как-то неправильно. И нам говорили, что если будут ошибки, а они всегда могут быть, то просто говорить, что член комиссии может ошибиться, когда считает толстую пачку.
Есть кандидаты, которые никому не интересны, и что там у них с голосами, никто не обращает внимания. Обращают главное внимание на оппозиционного кандидата и кандидата от правящей партии. Подсчет остальных особо никому не интересен.
Еще есть неиспользованные бюллетени. Их количество вычисляется сразу математически по спискам. По крайней мере в моей комиссии старались всё считать, потому что знали, что иначе может что-то не сойтись. Мой секретарь должен был знать количество тех, кто в списках, а в семь часов он должен был знать, сколько людей проголосовали, сколько голосовали на дому, сколько должно быть в каких ящиках. Все выданные и использованные бюллетени — их число уже известно.
Это уже не вопрос фальсификаций, а вопрос того, чтобы просто сошлось. Я не знаю, как делали люди, которые что-то там пытались фальсифицировать или направить. У моего соседа <председателя соседнего участка — The Insider> что-то там не сошлось в результате, и он сидел до пяти часов. В конце концов всем это надоело, и он просто запихал и всё. Всем уже было всё равно, где и что не сходилось.
«Люди, которые работают там, готовы делать результат, нужный правящему классу»
Система очень хитрая, и она построена на том, чтобы получать определенный результат без фатальных последствий. Она как-то очень аккуратно научилась всё страховать без перехода красных линий. Это работало и будет работать отлично и безальтернативно. Не нужно какие-то вбросы совершать даже. Комплектование избирательной комиссии идет по такому принципу, что возможности контроля минимальны. Даже в Питере это таким феодальным образом реализуется, чего уж говорить о других регионах.
Так что это не вопрос о том, что есть какие-то отдельные нарушения, и поэтому мы просим признать выборы недействительными. Тут вся система выборов построена так, что она не может быть независимой и выполнить свою демократическую функцию по избранию тех кандидатов, которые представлены, даже тех, которые допущены. Система устройства комиссий заточена на то, чтобы обеспечить именно победы тех кандидатов, которые представляют правящие партии.
Избирательную систему надо выводить из-под контроля государства. Пока она контролируема, ни о каком независимом выборе россиян рассуждать не имеет смысла. Я даже не говорю про низкую политическую культуру населения. Да, это так, но даже при этом гражданин должен иметь право прийти и поставить галочку так, чтобы его голос пошел за того кандидата, которого он выбрал.
В России политическая культура не была сформирована, но вопрос в том, что в 1990-е был плюрализм и через него можно было какие-то выборы проводить. Тогда была возможность, а сейчас этой возможности нет. Всех кандидатов нормальных забрали.
Даже если больше 5% проголосуют за Даванкова, то его всё равно не допустят. Нужный результат в любом случае будет достигнут. Я вижу это по своему опыту. Люди, которые там остались и работают там, — они готовы делать результат, нужный правящему классу. С ними всё сделали и подложили все подушки им, их начальство хвалит и по головке гладит: в покое вас оставят и репрессировать не будут, только сделайте что надо, и получите свою конфету.
Я не питаю иллюзий по поводу России. Та же Екатерина Шульман говорила в Берлине 1 февраля: «Вы должны вернуться в Россию, и после того, как Путин помрет, мы будем там строить светлое будущее». Я поработал в государственной системе со всеми этими людьми — у меня никаких надежд не осталось. Чтобы произошли позитивные изменения, нужно 100–150 лет.
Источник: Надежда Колобаева, The Insider
