Антивоенная Россия знает свою слабость и против режима не пойдет


Борис Надеждин

Власти запутались в собственных играх накануне «выборов». Желание оживить нудный ритуал привело к тому, что либерал и пацифист вдруг оказался первым конкурентом Путина. Но это не признак непрочности режима и не проявление силы оппозиции.

После некоторых раздумий начальство решило не пускать Бориса Надеждина на «выборы». Но интрига уже состоялась. Именно Надеждин стал самым заметным персонажем ритуальной предвыборной кампании, временно заслонив и самого правителя, и его подставных конкурентов из так называемых системных партий.

Надеждин и провальная троица

По понятным причинам главные опросные службы не докладывают общественности о результатах своих опросов, касающихся этой интриги. Но два исследования все же доступны. Это частично опубликованный опрос Russian Field, сделанный по заказу надеждинского штаба, и подробный отчет той же исследовательской группы о чувствах публики по поводу предстоящих «выборов».

Если верить Russian Field, а особых причин не верить нет, то за Надеждина было намерено голосовать 10,4% из тех, кто определился с выбором и обещает прийти на участок. У Путина, естественно, подавляющее большинство — 79,2%. Но главным сюрпризом стало то, что три кандидата от думских «системных партий» — Николай Харитонов (КПРФ), Леонид Слуцкий (ЛДПР) и Владислав Даванков («Новые люди») — вместе взятые набирают всего 8,1%.

А когда публику спрашивали, в ком из кандидатов она видит представителя своих интересов, то отставание этой троицы от одного Надеждина становилось более чем двукратным. То есть ритуальные «выборы» могли бы превратиться в соревнование двух человек — властителя и его критика, который обещает в своем манифесте ликвидировать автократию и прекратить войну. Это явно не укладывается в заранее заготовленный сценарий.

Тех, кто с доверием относится к Надеждину, можно назвать оппозиционно мыслящими интеллигентами. В большинстве это люди с высшим образованием, средних или молодых лет, не смотрящие телевизор и чаще мужчины, чем женщины.

Именно настроения этого слоя и представляют общественный интерес. А споры об особенностях внутреннего мира Надеждина или о качестве собранных его командой подписей считаю отвлекающими от главного вопроса. Которым, конечно, является вопрос, может ли этот выплеск оппозиционности конвертироваться в серьезные политические события.

Не он подвел

Надеждинский феномен — это результат сложения двух факторов. Одного — традиционного для путинского режима. И второго — возникшего только теперь, в военные годы.

Выдвижение властями «оппозиционного» кандидата в президенты, взявшегося словно бы ниоткуда и набирающего заметную долю голосов, — явление уже давнее. В 2012-м таким был либеральный миллиардер Михаил Прохоров (8% голосов), а в 2018-м — коммунистический бизнесмен Павел Грудинин (11,8%).

В первом случае все прошло как по-писаному и либерально мыслящий кандидат обогатил своим участием главный сюжет, каковым был поединок Путина (63,6%) с надежнейшим Зюгановым (17,2%). Во второй раз вышло менее удачно. Грудинин начал проявлять признаки жизни, им стала интересоваться не только отведенная ему левоконсервативная, но и либеральная публика, и он собрал целую половину из всех «непутинских» голосов.

Но и это не испортило ритуал. Сразу после «выборов» каждый из этих кандидатов тут же уходил в политическое небытие, а их электорат благоразумно возвращался к своим текущим делам.

Примерно того же начальство ждало и от Надеждина. Отводимые ему процентов пять идеально укладывались в сценарий мероприятия. Не особенно нарушили бы гармонию даже и десять. Подвел не Надеждин.

Подвели «системные» кандидаты.

Никто не ждал такой повестки 

Дело не только в ничтожности трех конкретных лиц, хотя она и очевидна. Но два года назад, с началом вторжения, исчезла как явление и сама «системная» оппозиционность. Думские «оппозиционеры» стали неотличимы от остальной номенклатуры.

Избирателю-2024 совершенно непонятно, зачем ему какой-то неведомый Харитонов, который отличается от Путина только тем, что старше, косноязычнее, да еще и ничего не решает. Конечно, можно было как-то сервировать в либеральном вкусе «нового человека» Даванкова, но дело, видимо, уперлось в нехватку актерских данных.

Положение мог улучшить Зюганов, которого хотя бы все знают, но он заупрямился и отказался выдвигаться. Должен, кстати, самокритично признать, что этой осенью я переоценил его тягу к публичности: «…Зюганов явно и сам не прочь еще разок выйти на арену и на прощание блеснуть мастерством. Президентская кампания — 2024 станет финальной вехой на его выдающемся, хотя и позорном политическом пути…»

Этого не случилось. И клоунское выдвижение Харитонова, который уже подменял Зюганова на президентских выборах 20 лет назад и провалился уже тогда, отбило у электората всякий интерес к «системным» кандидатам.

Соединение перечисленных объективных факторов с техническими ошибками администрации президента дало Надеждину ту роль, какой ему явно не отводили. Важным, если не главным, пунктом повестки президентских «выборов» в РФ может теперь стать вопрос о войне. А это не планировалось. Но есть ли у начальства причины бояться потрясения основ?

Всегда примазывался и никогда не захватывал

Там, где существует политическая конкуренция, выборы — легальный способ смены власти. То есть не фетиш, а политический инструмент. В автократиях российского типа процедура «выборов» никакой смены власти не предполагает. То есть тем более не фетиш. И само по себе участие в таких «выборах» не может быть самоцелью ни для настоящей политической силы, ни для поддерживающих ее граждан. 

Иногда, хотя и редко, диктатуры проваливают выборы. Но сколько-нибудь консолидированные режимы никогда и нигде не уходили только по процедурным причинам. А лишь тогда, когда массы брали процедуру в оборот. В таких случаях выборы выступали просто в качестве пролога к мирной или немирной революции.

В Украине такая традиция есть, а в России ее нет. Наоборот, у российского оппозиционного актива и у его избирателей сложилась мощная традиция участия в выборах именно в качестве самоцели. И вытекающий из этого культ скрупулезного выполнения изобретаемых начальством и постоянно меняющихся правил и ритуалов вроде сбора подписей и последующего упрашивания их признать.

Борис Надеждин — яркий представитель именно этой российской традиции. Его богатейший опыт участия в различных выборах никогда не был опытом захвата власти, а только опытом примазывания к уже имеющейся.

Споры о том, искренни ли его антидиктаторские и антивоенные высказывания, считаю маловажными. А главными — два других вопроса. Способен ли он по-настоящему выйти из-под контроля режима и возглавить массы? И есть ли сейчас массовое возмущение, которое искало бы себе вождя?

Оба ответа — отрицательные. Биография шестидесятилетнего Надеждина говорит нам, что это домашний, системный и совершенно не уличный человек, напрочь лишенный авантюризма и способности к самопожертвованию. Никакого сходства с Навальным.

Легальная фига 

Представить Надеждина во главе бушующих толп почти невозможно. А если бы такое вдруг и случилось, то можно только пожалеть эти толпы.

Но их нет и в помине. Низового актива украинского или хотя бы белорусского типа в сегодняшней России не существует. Интеллигентный симпатизант Надеждина утешается возможностью легально показать фигу режиму, но совершенно не готов выйти против него всерьез.

А сам Надеждин далек даже от роли Светланы Тихановской. Он похож на нее тем, что выдвинулся случайно и не имеет качеств революционного вождя. Но они ему и не требуются, ведь Тихановская в августе 2020-го набрала голосов никак не меньше, чем Лукашенко, а в России антивоенные и тем более антипутинские лозунги близки лишь явному меньшинству и уж точно не способны поднять его против режима.

По опросам того же Russian Field, лишь 37% опрошенных отменили бы «специальную военную операцию», имей они возможность вернуться в прошлое, и эта доля не растет уже полтора года. И даже среди них многие считают «СВО» ошибкой, но вовсе не преступлением. 

Что же касается «первого решения, которое должен принять президент России, избранный в марте 2024-го», то 26% респондентов считают, что таким решением должно стать установление мира. Это, наверное, говорит о накопившейся усталости от войны, но никак не может быть сочтено кризисом лояльности. Хоть и не поголовно, но в большинстве эти миролюбцы считают само собой разумеющимся условием мира признание за Россией всех ее завоеваний и сохранение в РФ путинского правления. 

***

Нет признаков, что первый замруководителя администрации президента Сергей Кириенко или тем более Владимир Путин всерьез испуганы надеждинскими успехами. Когда они пугаются, то действуют по-другому.

И у них действительно нет причин бояться. Москва-2024 совершенно не похожа не только на Киев-2014, но и на Минск-2020. 

Однако вид людей, открыто и легально осуждающих войну и диктатуру, при всей их безобидности и сравнительной малочисленности, безусловно, злит начальство. Почти два года оно было от этого избавлено. Антивоенная Россия и не думает бросаться на режим. Это режим готов на нее броситься.

Источник: Сергей Шелин, The Moscow Times

Рекомендованные статьи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *