“Слово пацана. Кровь на асфальте” – самый обсуждаемый российский сериал 2023 года о молодежных группировках Казани конца 1980-х годов. В основу сюжета легла документальная книга журналиста Роберта Гараева о “казанском феномене” – времени, когда молодежные банды держали в страхе весь Татарстан и соседние регионы.
Съемки сериала начались до полномасштабного вторжения России в Украину, когда о перспективе возвращения в “лихие 90-е” говорилось не много. Сегодня на фоне возвращения с фронта участников так называемой “СВО” с ПТСР (посттравматическими расстройствами) и тысяч помилованных заключенных, которые “искупили свою вину кровью”, перспектива лихих 2020-х проявляется все четче.
У властей России, а также Казахстана и Украины сериал взвывает опасения. Звучат призывы его запретить. Чем вызвана такая реакция и чего опасаются власти разных стан, как объяснить популярность сериала и почему молодежь идет в криминальные группировки? Об этом мы поговорили с социологом Светланой Стивенсон. Многие годы она изучала казанские группировки и написала о них книгу “Жизнь по понятиям. Уличные группировки в России”.
– Светлана, вы как автор книги общались с реальными членами банд. Что бы вы могли сказать о сериале? Насколько реальные люди, которых вы интервьюировали, отличаются от тех, что показаны в нем?
– На мой взгляд, сериал невероятно достоверный в плане показа ритуалов, обрядов, языка и причин, которые приводят молодых людей в группировки. Что касается социального состава, на мой взгляд, когда показывают общую массу, так кажется по крайней мере, – это такая рабочая молодежь, те, кого мы воспринимаем как дворовых гопников. Когда мы делали свое исследование, это было уже в 2000-х годах, то среди наших респондентов были студенты, некоторые работали уже, один был вообще детский врач. Но мы опрашивали людей в возрасте от 18 до 25 лет, а здесь показаны в основном школьники. В остальном я должна сказать, что получилась невероятно живая картина, где показана правда народной жизни того времени.
– Почему лично вас эта тема заинтересовала для своего исследования? Мне просто интересно, есть ли у вас какая-то личная история, связанная с этим, или это был профессиональный интерес – изучить “казанский феномен”, как его называют.
– Это был в значительной мере профессиональный интерес, хотя должна сказать, что Казань для моей семьи – очень дорогое место, потому что семья моей мамы во время войны была эвакуирована в Казань. У мамы и всех родственников остались совершенно замечательные воспоминания о Казани. Но я занялась именно этой темой, поскольку я работала во Всероссийском центре изучения общественного мнения, как он тогда назывался, а сейчас это “Левада-Центр”. И мы в какой-то момент проводили исследования бездомных. Опрашивая бездомных, особенно молодых и детей, я поняла, что ими владела одна мечта – влиться в ряды вот этих криминальных группировок. И мечта эта была связана не столько с тем, что они мечтали о каких-то криминальных доходах – они видели в них семью, где они получили бы заботу и чувствовали себя безопасно перед довольно жестокой и суровой окружающей реальностью.
– В этом сериале показана в том числе семья одного из главных героев, вполне благополучная. В одной из последних серий, когда уже приходят за главным героем и хотят его арестовать, милиционер спрашивает: “Вы же богато живете, почему ваших детей потянуло в криминал?” Такие случаи были? Вы говорите сейчас в основном о тех, кто происходил из бедных семей, а из богатых семей – были такие примеры?
– Особо богатых, наверное, не было, но были люди из семей интеллигенции. Некоторые из них попадали в группировки просто потому, что, как очень хорошо показано в фильме, они не могли пройти по улице города без того, чтобы на них не напали, не отобрали деньги, а в 2000-х это уже были мобильные телефоны. Они откровенно говорили, что потянулись к группировке для того, чтобы, как им казалось, жить спокойно. Хотя, как хорошо показано в фильме и как выяснили для себя наши респонденты, участие в группировке оборачивалось очень серьезными проблемами: еще большим насилием со стороны других группировок, возможностью умереть или попасть в места лишения свободы.
– То есть они потом жалели, что вступили в группировку?
– Они не очень признавались в этом, но у нас есть некоторые интервью с людьми, которые уже вышли из группировки. И когда они уже выходили, то откровенно рассказывали, что это было ни к чему, что они были счастливы, что остались живы и не были покалечены. Кроме того, они говорили: я потянулся к группировке, потому что думал, что там я встречу какую-то справедливость, что там будет дружба, поддержка. А что я увидел? Что старшие эксплуатируют младших, что один друг может избить другого по приказу старшего авторитета, что люди друг друга обманывают, кидают на деньги. Романтический образ группировки, который есть у молодежи, оказывался не соответствующим действительности.
– Как вы думаете, почему именно сериал “Слово пацана” стал триггером для российских депутатов, омбудсменов, сенаторов, российских политиков и общественных деятелей, которые приближены к власти, ведь это далеко не первый сериал на подобную тематику?
– Он в какой-то степени первый, потому что были сериалы про взрослых бандитов.
– “Бригада”, например.
– Да, как “Бригада”. А здесь мы имеем дело с несовершеннолетними, и когда речь идет о несовершеннолетних, то власти считают, что они обязаны их защитить и не дать им оказаться в лапах криминала. Они воспринимают это как свою обязанность, и в целом это нормально. Вообще, молодежные объединения подобного рода – полукриминальные или криминальные – вызывают дикий страх не только в России, но и в Англии, где я сейчас живу, и в Америке, везде. Существует представление и о влиянии массовой культуры на то, что молодежь идет в подобного рода группировки, и о том, что их использует взрослая организованная преступность.
Вообще говоря, все эти темы, которые сейчас обсуждаются, не являются исключительно российскими. Хотя, конечно, российские власти все это обсуждают в своем привычном режиме, обвиняя врагов России или какие-то злокозненные силы в том, что они развращают молодежь и прочее. Тем не менее проблема молодежной преступности, конечно, не является надуманной, и беспокойство о влиянии фильма, сериала на умы школьников, на мой взгляд, вполне оправданно.
– Да, эти разговоры идут сейчас в том числе в Казахстане – о том, что необходимо принять меры и не допустить, чтобы этот сериал дальше распространялся. Ну, в России – понятное дело. Но, что самое удивительное, вчера “Слово пацана” занимало второе место в украинском гугле, хотя сериал, казалось бы, российский. В связи с этим хотелось бы поговорить про некую романтизацию, но не того времени, а сегодняшнего дня, поскольку социальные сети нам показывают, насколько сериал оказался популярен у современных подростков, которые в то время и не жили. Огромное количество тиктоков под саундтреки из сериала; пишут, что якобы в секонд-хэндах не осталось уже олимпиек и треников. Вы понимаете, почему это до сих пор привлекает современных подростков, когда, казалось бы, социальные связи совершенно другие, другой мир, все поменялось, и нет такой бедности?
– Вы знаете, молодежь всегда стремится построить свои субкультуры, в которых они чувствовали бы себя независимыми от взрослых. И разные группы молодежи, может быть, сейчас меньше, чем это было в 70-е–80-е, даже в 90-е годы, но тем не менее пытаются образовывать какие-то свои самостоятельные субкультурные группы. Этот сериал дает уже готовый набор практик, готовый набор обрядов и стиля. И в этом смысле, мне кажется, трудно удивляться тому, что молодежь как-то возбудилась и стала все это осваивать, покупать олимпийки.
Когда мы проводили наше исследование, то выяснилось, что, например, авторитеты в казанских группировках в 90-е годы смотрели “Однажды в Америке”, “Крестный отец” и учились, как им быть бандитами, на основе этих образцов. Что же говорить о молодежи? Я могу привести другой пример. Когда в 80-х – начале 90-х были так называемые “любера”, они же возникли в определенном месте, в Люберцах под Москвой. Тогда не было никаких сериалов, и по телевизору это не показывали. И только на основании сообщений в прессе молодежь в других городах тоже стала называть себя люберами и имитировать то, о чем они читали. Поэтому, конечно, это все очень действует.
Ранее мы поговорили с автором книги “Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970-2010-х” Робертом Гараевым. Он назвал снятый по его книге сериал “путешествием на машине времени”, равно как и “путешествием по темным закоулкам души”. “Он достаточно точно копирует эпоху, поэтому в принципе по нему можно даже немножечко изучать время”, – заметил писатель:
– Как вам кажется, группировки того времени наложили отпечаток на современное российское общество, можно ли проследить такие тенденции?
– Отпечаток на современное общество, безусловно, наложили. Это довольно большой разговор. Во-первых, часть членов этих группировок, как говорится, поднялась и вошла в местные органы власти и в органы федеральной власти, и я в своей книге об этом говорю.
Сама по себе культура 90-х, которая была связана с тем, что шел мощный раздел советского наследства, приватизация советских активов и создание систем крышевания, рэкета и т.д. новых частных предприятий, в значительной степени отразилась и в фильмах, и в музыке, и повлияла в целом на атмосферу в обществе. Атмосферу, в которой насилие является волшебным инструментом, если нужно присвоить себе чужую собственность, в которой воспевается – и в популярной культуре, и на уровне государственной власти – брутальная маскулинность, в которой люди действуют корыстными шайками на всех уровнях общества.
Иногда я говорю о том, что такое российская мечта в отличие от американской мечты. Американская мечта – это способ индивидуальной мобильности, а российская – это подняться вместе, найти людей, с которыми ты установишь мощные связи, неформальные и формальные, и вместе подняться по социальной лестнице, чтобы ухватить свой кусок социального богатства. Все это в значительной мере началось в 90-х и в какой-то степени отражается в культуре и дворовых шаек, и государственной власти.
– То есть понятие ОПГ по большому счету никуда не делось в стиле ОПС – организованное преступное сообщество?
– Это понятие, которое отражает образ жизни в относительно закрытых сообществах, которые нацелены на извлечение прибыли и в которых вопросы решаются с помощью насилия. Эти понятия пронизывают все российское общество.
– То есть, по большому счету, мы можем предположить, что кооператив “Озеро”, куда входят представители российской власти, у которых есть дачи (очень мягко я сказал – дворцы и недвижимость!), можно сравнить с ОПГ – по структуре организации, я имею в виду, а не по деяниям?
– Да. Знаете, такой был замечательный социолог Владимир Ядов, который говорил, что люди живут шайками. И здесь мы тоже видим, как эти шайки распространяются из подворотен до коридоров государственной власти.
– Вернусь к вашей работе. “Представители государственных правоохранительных органов нередко действуют в тандеме с лидерами преступных группировок, которые по-прежнему прочно укоренены во многих российских регионах”. Слышал мнение создателей сериала о том, что они до сих пор есть в некоторых российских городах (и вы тоже про это говорите). Есть ли какая-то статистика о том, сколько их, в каких российских городах они, вероятнее всего, сохраняются?
– Статистики, конечно, нет. Были некоторые исследования западных криминологов. Если анализировать региональную прессу, то периодически попадаются истории о том, что в Подмосковье, например, на местах есть люди, которые не являются главарями ОПГ, они уже вышли из ОПГ, но сохраняют ресурс, который помогает им в отъеме собственности у конкурентов – это при том, что они уже являются местными депутатами или входят в региональную элиту. Такого положения, как было в 90-х, когда за одним столом могли сидеть и даже открыто фотографироваться региональный прокурор, какой-нибудь бизнесмен и депутат, – такого нет. Но люди, которые вышли с улиц, до сих пор представлены в различных органах региональной власти.
– Вновь цитирую вашу работу: “В определенные исторические периоды на фоне ослабления государственных и экономических структур эти группы могут трансформироваться в криминальные группировки, мощные механизмы социальной организации и экономического накопления.” Некоторые кинокритики писали, что сериал – это на самом деле не про прошлое, не про 80-е годы, а про будущее, которое ждет Россию в ближайшее время: много людей с ПТСР, вернувшихся с войны, обнищание населения, волна криминала. Вы согласны с этим мнением?
– Да, но дело в том, что подобные процессы, которые происходили в конце 80-х–90-х, происходили не на пустом месте. Они происходили на фоне кризиса советской экономики, советской идеологии и серьезных экономических проблем, которые испытывали люди. Легко предположить, что и в современной России вследствие ведущейся войны и при возможном ослаблении государственной власти в результате катаклизмов, которые мы наверняка будем наблюдать в не очень отдаленном времени, мы опять увидим рост такого криминального объединения, когда люди будут вступать в достаточно архаичные сообщества, чтобы защитить себя и попытаться урвать для себя какой-то кусок с помощью насилия. Исторически мы такое видим в России, но это во всем мире так: когда происходят различные кризисы, то идет рост молодежной криминальной деятельности и организованной преступности.
– Это возможно даже при той системе, которая сейчас выстроена в России? Я имею в виду правоохранительные органы, когда, казалось бы, везде и всюду контроль, посадить могут за все что угодно, хоть за цитату, хоть за сказанное слово, хоть за репост и т.д., хоть за смену ценников в магазине. Это возможно даже при такой авторитарной, тоталитарной структуре государства ?
– Известно, что в Советском союзе бандитизм был, особенно после войны, и хотя это было тоталитарное государство, власти мало что могли с этим сделать. И сейчас в том же Татарстане существуют группировки. Они не такие сильные, как были раньше, но тем не менее все в тех же районах существуют молодежные группы, которые занимаются мелким рэкетом, или, как показано в фильме, школьники отбирают деньги у своих сверстников. То есть условия уже существуют, и есть некие организации, которые могут в дальнейшем развиваться и превращаться в ОПГ. Поэтому я не удивлюсь, если в ближайшее время мы увидим рост организованной преступности и перерождение этих групп сверстников в молодежные насильственные банды.
– Вы знаете, что случилось с теми мужчинами-членами ОПГ, у которых вы брали интервью для своей работы? Знаете ли вы что-то об их судьбах, кем они стали? Я, например, знаю: у меня есть пример знакомого, поскольку я сам родом из Казани. Он состоял в ОПГ в Казани, а потом их организация каким-то образом трансформировалась в националистическое движение русских, и сейчас некоторые из них воюют в Украине.
– Мы не проводили повторные интервью, за исключением нескольких случаев. Один человек, с которым мы говорили недавно, открыл мелкий бизнес и не занимается никакой криминальной деятельностью, человек вполне трезвых взглядов. Но в целом члены группировок представляют определенный срез общества, поэтому меня совершенно не удивляет, что кто-то из них поехал в Украину, а кто-то эмигрировал, спасаясь от мобилизации. В этих людях, помимо их детского и юношеского опыта участия в группировках, нет ничего, что выделяло бы их из средней массы городских жителей.
– Я сам жил в Казани примерно в этот период. В сериале речь идет про 80-е, но так или иначе до середины нулевых, может быть, даже до 10-х в Казани все это продолжалось. Пусть не на таком уровне, как показано в сериале, а чуть в меньших масштабах, но тем не менее. У меня все это вызывает ужас и отвращение. Слава богу, я все это проскочил и не был ни в “чушпанах”, как говорится в сериале (собственно, это реальный жаргон, который был у нас на улице), ни в пацанах в том смысле, что я не состоял в ОПГ, но дружил с пацанами из ОПГ. На дела меня не брали, но так или иначе меня не трогали. Мне повезло. Когда вы смотрите этот сериал, я имею в виду, не с художественной точки зрения (тут у меня вопросов к нему нет), а про саму эту эстетику, про насилие, про изнасилованную девочку, которая потом вынуждена была, судя по всему, покончить жизнь самоубийством, про поломанные судьбы, про убийства, у вас как у социолога что это вызывает, какие эмоции?
– Мне кажется, что фильм в этом смысле как-то очень правильно расставил акценты. Когда на все это смотришь, конечно, возникает ужас от того, что случилось с этими людьми. И там прекрасно показаны страдания родных. Случай этой девочки, который в общем-то достаточно документален, потому что такие случаи были, когда изнасилованные девочки кончали с собой.
Этот прекрасный фильм передает чувство какого-то сгущающегося мрака и ужаса. Это действительно было страшное время. Есть такой антрополог Дмитрий Громов, который подсчитал, что жертвы среди группировок – в данном случае он говорит о люберецких группировках, но я думаю, что это можно распространить и на другие группировки – были выше в процентном отношении, чем жертвы со стороны участников войны в Афганистане.
То есть это была настоящая война, гражданская война, которая происходила в Советском союзе и в России в конце 80-х – начале 90-х и в которой были реальные жертвы. В этом смысле, конечно, надо помнить о том, какой ценой было оплачено движение России из советского строя к капитализму. И молодежь, которая стояла, может быть, у истоков этого дикого капиталистического развития, стала одной из главных жертв.
– Как вы думаете, у большинства людей, которые посмотрят этот сериал, у молодежи и у взрослых (наверное, в первую очередь интересует молодежь, потому что им дальше строить свою жизнь), какое чувство может возникнуть: сочувствие, желание подражать или же отвращение, когда кто-то скажет: “Нет, никогда в жизни, никогда бы я этого не хотел”? Понятно, сериал продолжается, и мы не знаем, чем он закончится, какой там будет моральный финал, если он будет. По последним сообщениям, его переснимают – якобы потому, что властям финал не понравился. Может, мы вообще увидим, как в ряде других российских сериалов, что некоторые члены ОПГ поедут воевать в Украину и убивать украинцев. Но на сегодняшний момент, когда вышли эти серии, как вам кажется, общество разделится или все-таки большинство подростков поиграют в ОПГ, покидаются снежками и дальше ничего не будет?
– Что касается реальных действий, на которые вроде как толкает этот сериал, я думаю, что да, будут некоторые игры. Может быть, кто-то самоорганизуется, создаст какие-то возрастные когорты, назначит смотрящих, авторитетов и так далее, но вряд ли это приведет к взрыву корыстных или насильственных преступлений. Вообще ведь мир молодежных компаний – это мир детской игры. Они создают такие свои мини-государства, у них, как у государств, есть территория, там могут быть какие-то свои знаки отличия, присяги и прочее. Но далеко не всегда это все переходит к криминальной деятельности.
Какие чувства это может вызывать? Я думаю, у молодежи, которая уже воспитывается в духе брутальной маскулинности, будет огромный интерес, а все беды и трагедии они будут воспринимать как некий фатум, но сами герои будут им симпатичны. А люди, которые не воспитаны в таких ценностях, ужаснутся и никакого романтического флера в этом фильме не увидят. Поэтому я думаю, что общество действительно будет разделено.
Саундтрек сериала — песня на татарском языке группы Аигел “Пыяла”, в переводе на русский – “стекло”, вошел в топы AppleMusic в странах постсоветского пространства. И в топ мирового чарта сервиса Shazam. В титрах картины и на “Кинопоиске” группа не указана. После начала войны в Украине музыканты осудили вторжение, попали в списки нежелательных артистов и эмигрировали.
– Чтобы трезво оценить весь этот период, советую всем прочитать вашу книгу “Жизнь по понятиям. Уличные группировки в России”. Она доступна в России, ее можно купить?
– Она продавалась, но вышла очень небольшим тиражом. Ее можно легко найти в интернете, куда я сама ее выложила бесплатно. Я думаю, что те, кто захотят прочесть, прочтут.
Источник: Игорь Севрюгин, «Настоящее время».
