В 90‑е большинство национальных республик остались в составе России, заручившись гарантиями Кремля: Москва пообещала им суверенитет, независимую экономику и возможность развиваться без оглядки на федеральный центр. Всё это было зафиксировано в документах — декларациях, конституциях и договорах. Спустя 30 лет оказалось, что договорённости действовали недолго — республики успешно встроили в вертикаль, лишили реальных полномочий и оставили им только символические отличия от других регионов. В рамках специального проекта ЦЗПЧ Мемориал «30 лет до» «Вёрстка» проследила, как Россия, которая собиралась стать демократической федерацией, превратилась в унитарное авторитарное государство.
Для этого текста автор поговорила с национальными активистами, журналистами, лингвистами, историками и политологами из Башкортостана, Чувашии и Бурятии. На примере этих республик мы рассмотрим, как в России постепенно сворачивался провозглашённый в 90‑е федерализм.
Глава 1. Девяностые — ограниченный суверенитет
Республики получили независимость
В конце лета 1990 года председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин стоял на площади в центре Уфы. Он выступал перед толпой горожан — сотни людей собрались послушать высокопоставленного гостя. Рядом с Ельциным возле стойки микрофона стоял будущий первый президент республики Башкортостан Муртаза Рахимов. Ельцин выглядел уверенным. Громким голосом он заявил, что советская власть долгое время игнорировала запрос на национальное самоопределение, чем спровоцировала напряжённость в республиках. Повторять эту ошибку, по словам Ельцина, он не собирался.
«Мы говорим башкирскому народу, народам башкирии, мы говорим Верховному Совету, правительству Башкирии — вы возьмите ту долю власти, которую сами можете… проглотить», — эмоционально воскликнул Борис Ельцин.
Эта ставшая впоследствии знаменитой фраза тогда означала одно — приходит новая эпоха. Ельцин много выступал во время своего визита в Башкортостан и сделал ещё несколько важных, хотя и менее известных, заявлений. Например, во время пресс-конференции он рассказал, как теперь будут выстраиваться отношения между Москвой и Башкортостаном. «Если республика объявляет о суверенитете, мы будем уважать этот суверенитет, — говорил он. — Видимо, республика какую-то часть власти передаст России. Но это будет не просто так, что вы какие-то функции оставляете за Россией. Мы должны обязательно заключить договор, договор равноправный. Не то что договор диктата одного и исполнительности другого — нет, этот период ушёл».
Ельцин по сути обещал республикам, которые согласятся остаться в составе России, что они больше не будут «младшими братьями» Москвы. Он гарантировал новые политические и экономические отношения. Несколько лет казалось, что действительно так оно и будет. Но уже в 1994‑м году, через три года после распада Советского Союза, Ельцин попытается смягчить условия соглашения между Москвой и республиками, оставив за федеральным центром права «старшего брата».
Декларации о государственном суверенитете
Через два месяца после визита Ельцина в Уфу — в октябре 1990 года — Верховный совет Башкирской ССР принял «Декларацию о государственном суверенитете Башкирской Советской Социалистической Республики». Возглавлял заседание совета, на котором принимали документ, Муртаза Рахимов — это он стоял рядом с Ельциным во время его исторического выступления.
Декларация изменила название республики — из него пропало слово «автономная». Эта, казалось бы, небольшая правка, на самом деле превращала новую Башкирскую Социалистическую Республику в суверенное государство. Такое государство теперь могло само решать, какие отношения выстраивать с Москвой и другими республиками.
Башкортостан поменял название наряду с другими республиками. В течение двух лет все они избавились от приставки «автономная» и приняли собственные декларации о госсуверенитете. Своё решение провозгласить суверенитет республики объяснили тем, что у народов есть «неотъемлемое право на самоопределение».
Декларации повышали статус и престиж национальных языков — теперь они становились государственными наравне с русским. Владельцами природных ресурсов провозглашались народы, проживающие на территории республик. Бурятские и чувашские депутаты пошли дальше башкирских коллег и попытались разграничить полномочия Москвы и республик. Декларации Бурятской и Чувашской республик разрешали местным жителям самим, без учёта мнения федеральных властей, определять национальную, кадровую и социально-экономическую политику. В бурятской декларации особо оговаривалось, что всем, кто посягнёт на «суверенную государственность» республики, грозит наказание.
Спустя чуть больше 10 лет, в 2002 году, «Декларация о государственном суверенитете» Бурятии была упразднена. Депутаты республиканского парламента — Народного хурала — большинством голосов решили, что документ уже не соответствует федеральным законам, принятым при Владимире Путине. Богатые недра республик постепенно стали источником благосостояния не для местных жителей, а для федеральных компаний. Наказывать в итоге стали не тех, кто посягнул на «суверенную государственность», а тех, кто не побоялся заявить, что никакого суверенитета у Бурятии нет.
Чувашская «Декларация о государственном суверенитете» перестала действовать в 2001 году по той же причине — не соответствовала федеральному законодательству.
Менее содержательная и более компромиссная декларация, принятая башкирскими депутатами, не была упразднена и формально действует до сих пор.
Больше не социалистические республики
Спустя полтора года после принятия деклараций о независимости — весной 1992 года — республики ещё раз себя переименовали. Советский Союз к тому моменту развалился, РСФСР превратилась в Российскую Федерацию. Названия, включавшие в себя словосочетания «советская социалистическая республика», перестали быть актуальными.
Местные депутаты проголосовали за то, чтобы Башкирская ССР стала Республикой Башкортостан, Чувашская ССР — Чувашской Республикой или Чаваш Республики (на чувашском языке), а Бурятская ССР — Республикой Бурятия или Буряад Республика (на бурятском языке).
Названия действовали почти 10 лет, но в 2001 году во время первого президентского срока Владимир Путин подписал указ и заменил чувашское название «Чаваш Республики» на «Чувашия». Республику Башкортостан со временем стали называть Башкирией, а Республику Бурятия — просто Бурятией.
Федеративный договор
Спустя полтора года после принятия деклараций о суверенитетах пришло время подписать договор о разграничении полномочий между Москвой и республиками. С момента распада Советского Союза прошло уже несколько месяцев, и нужно было зафиксировать, как теперь федеральный центр будет взаимодействовать с оставшимися в составе государства республиками. За два года до этого Ельцин обещал тем, кто останется в составе России, суверенитет и равноправный договор — но то, что он предложил в итоге, понравилось далеко не всем.
Федеративный договор давал республикам небольшой круг полномочий — самостоятельно им, по сути, разрешалось только вводить чрезвычайное положение на своей территории. Внешней политикой и международной торговлей можно было заниматься только по согласованию с руководством Москвы. Природные ресурсы становились собственностью народов, проживающих в республиках, но Москва оставляла себе возможность распоряжаться ими через федеральные законы.
В республиках началось бурное обсуждение договора. Башкирские депутаты во главе с Муртазой Рахимовым приняли постановление о том, что договор «грубо ущемляет права республик в составе России, особенно в вопросах собственности». Башкортостан отказался подписывать документ, и Кремль начал с республикой переговоры. Башкирское руководство требовало полную самостоятельность во внешнеэкономической политике, возможность принимать собственные законы без оглядки на Москву и гарантию, что все природные ресурсы республики принадлежат только ей.
Ситуацию подогревали и публичные акции башкирского национального движения. В 1989 — 1990‑х в Башкортостане сформировались две крупные организации — «Союз башкирской молодежи» (СБМ) и «Башкирский народный центр „Урал“» (БНЦ). Обе они выступали против федеративного договора, в котором большая часть власти оставалась у Москвы.
Газета «Коммерсантъ» в 1992 году писала, что Ельцин назвал башкирских чиновников и депутатов хулиганами, но в итоге пошёл на уступки. Республика подписала федеративный договор, но к нему было сделано специальное приложение, в котором Москва признавала все особые требования Башкортостана.
Бурятия и Чувашия, как и ещё 16 республик, согласились подписать договор без специальных условий. Правда, один бонус они всё-таки получили. К федеративному договору был составлен протокол — в нём Кремль обещал дать высшим должностным лицам всех регионов в составе России половину мест в верхней палате Верховного Совета (впоследствии в Совете Федерации).
Две республики — Татарстан и Чечня — не подписали федеративный договор в 1992 году. Переговоры с Татарстаном, которому не понравился документ, оказались более долгими, чем с Башкортостаном, и затянулись на два года. В 1994 году Татарстан всё-таки подпишет особый договор с условием — республика получит исключительное право распоряжаться землей и ресурсами и возможность иметь собственное гражданство. Убедить Чечню, которая на тот момент требовала полной независимости от России, Ельцин решит силой — в 1994 году Россия начнёт войну с республикой. В 1996 году Москва и Ичкерия (самопровозглашённая республика возникла в 1991 году, претендуя на территорию, соответствующую современной Чечне) подписали «Хасавюртовские соглашения» о прекращении военных действий, а в 1997 году — «Договор о мире». Но в 1999 году уже Владимир Путин начнёт новую войну с Чечней и подчинит республику России.
Чечня станет единственной республикой, которую Москва будет принуждать остаться в России с помощью военных действий. В начале 90‑х многим казалось, что примеру Чечни последуют и другие регионы. Газета «Коммерсантъ», например, писала в 1992 году, что Кремль не сможет удержать Башкортостан в составе России — но это оказалось не так. Рассуждая, почему так произошло, сооснователь национальной организации «Башкорт», активист Руслан Габбасов говорит, что «суверенитет, пусть и ограниченный, вскружил всем головы».
«В 90‑е башкиры поняли, что они — хозяева, титульная нация, что у нас есть своя республика и законы, которые защищают эту республику, есть конституция, которую мы сами избрали, а башкирский язык стал государственным, — говорит Габбасов. — Это было много по сравнению с тем, что было у башкир в советское время. Поэтому национальное движение 90‑х не ставило себе задачу добиваться полной независимости от России. Сейчас, после того, как у нас в итоге забрали всё, что дали в 90‑е, мы понимаем, что это было ошибкой. Нужно было объединяться с чеченцами и вместе бороться за независимость».
Собственные Конституции
Через год после подписания федеративных договоров, в 1993 году, республики начали принимать новые конституции и редактировать старые. На тот момент у них уже были действующие конституции, принятые в советские 70‑е. Эти документы взяли за основу и актуализировали. Так, например, словосочетания «гражданин Башкирской АССР» превратилось в «гражданин Башкортостана».
Для того, чтобы подчеркнуть, что республики в составе Российской Федерации имеют больше прав, чем в СССР, текст конституции начали со слов «республика <…> есть суверенное демократическое государство». Дальше уточнялось, что у республик есть институт гражданства и местные жители считаются одновременно гражданами республики и гражданами Российской Федерации. Стать гражданином республики можно было довольно просто — нужно было родиться на её территории или постоянно там проживать. Какие привилегии даёт гражданство республики, в конституциях не уточнялось.
Некоторые республики сохранили в своих конституциях разделы и статьи из старых советских документов. Так, в принятой в 1993 году конституции Башкортостана и отредактированной советской конституции Чувашии была статья о соблюдении гендерного равенства. Всем гражданкам республики Башкортостан и гражданкам республики Чувашия конституции гарантировали равное с мужчинами продвижение по службе и одинаковую оплату труда, а работающим матерям — льготы, оплачиваемые отпуска и сокращенный рабочий день. Гендерная статья действовала семь лет и была упразднена в 2000 году, когда Башкортостан отредактировал свою конституцию, а Чувашия приняла новую.
Начиная с 2000 года конституции постоянно меняли и унифицировали, выкидывая из них отдельные словосочетания и целые статьи. К 2023 году из них исчезли все упоминания о суверенитете и гражданстве. С 2000-го года в конституциях подчеркивается, что республики — это субъекты в составе Российской Федерации, живущие по законам России.
Итог 90‑х
90‑е, как говорят опрошенные «Вёрсткой» национальные активисты, местные журналисты, политологи и историки, были временем, когда республиканские власти не боялись вступать в конфронтацию с Москвой.
Основатель телеграм-канала «Сердитая Чувашия», журналист Семён Кочкин считает, что тогда в Чувашии ощущалась свобода: «У нас был гораздо более свободный режим, чем, например, в Татарстане или Башкортостане, да и в целом в России». В Чувашии, напоминает журналист, Борис Ельцин проиграл первую и вторую президентские кампании, а Владимир Путин во время своих первых выборов в 2000 году не набрал в республике 50% голосов и только на 1,5% обогнал главного конкурента — Зюганова.
В разгар войны в Чечне в 1995 году президент Чувашии Николай Фёдоров издал указ, который невозможно представить в современной России. Фёдоров не поддержал войну с Чечней и не хотел, чтобы в военных действиях использовали солдат из Чувашии. Подписанный им указ «О защите военнослужащих» запрещал Москве привлекать чувашских военнослужащих для решения межнациональных конфликтов на территории России. Борис Ельцин обвинил тогда Фёдорова во вмешательстве в вопросы, находящиеся в ведении Кремля, но президент Чувашии от своей позиции не отступил.
В то же время нельзя сказать, что руководители всех республик придерживались постулатов, которые провозглашались в декларациях о госсуверенитете и конституциях. Собеседники «Вёрстки» отмечают, что хотя республики объявили себя суверенными демократическими государствами, им предстоял ещё долгий путь к демократии — а пройти его им в итоге не удалось. Показательна политика, которую в 90‑е вёл президент Башкортостана Муртаза Рахимов. Не боясь вступать в противостояние с Кремлем и отстаивать права республики, внутри Башкортостана Рахимов выстраивал режим, который немецкий политолог Йорн Гревингхольт в своей книге «Республика Башкортостан: через государственный суверенитет к авторитарному режиму» охарактеризовал как «внешне демократический, но по сути авторитарный» — с полным контролем экономики, идеологии, СМИ и силовых ведомств.
«Сложно сказать, чем была Россия до „подлых нулевых“, в 90‑е. Вряд ли это на самом деле был настоящий федерализм — скорее, относительно устойчивая конструкция, в которой у республик просто было больше пространства для маневра, чем в советское время? — рассуждает член совета ЦЗПЧ Мемориал Александр Черкасов. — Очевидно, что Первая чеченская война стала более чем понятным сигналом для остальных республик. Все увидели: Москва не побоялась превратить в руины большой город и положить десятки тысяч человек. И это послание все другие республики восприняли так, как нужно было Кремлю. Далее, в „нулевые“ Москва под предлогом „борьбы с терроризмом“, ставшей для Путина едва ли не основным методом управления страной, провела реинтеграцию. Вторая чеченская война, названная „контр террористической операцией“, стала фоном этой централизации. В итоге Россия постепенно превратилась в воюющее унитарное государство без каких-либо реальных признаков федерализма. Вряд ли таким „признаком“ можно считать кадыровскую Чечню, ставшую, будто в насмешку, самым независимым от Москвы регионом.»
Глава 2. Двухтысячные — вертикаль власти
Реформа Совета Федерации
В 90‑е республики, оставшиеся в составе России, получили политические и экономические права — не в таком количестве, как этого обещал Ельцин до распада СССР, но все же больше, чем в советское время. Когда к власти в России пришёл Владимир Путин, всё, что удалось «выбить» республикам, федеральные власти начали постепенно забирать — считают все опрошенные «Вёрсткой» эксперты.
Первым ударом стала реформа законодательной власти. По условиям федеративного договора регионы получали два места в Совете Федерации. Одно кресло занимал губернатор, второе — глава регионального парламента. Это положение позволяло региональным элитам чувствовать себя федеральными игроками. Губернаторы, заседавшие в Совете Федерации, чувствовали себя свободно, и это не нравилось Владимиру Путину, считает доктор политических наук, уроженец Башкортостана, попросивший об анонимности.
«Если бы вы включили телевизор в конце 90‑х, вы бы увидели там и Рахимова, и Шаймиева(президент Татарстана), и Лужкова (мэра Москвы). Они постоянно выступали перед журналистами, создали коалицию „Отечество — Вся Россия“. И на выборах в 1999 году в Госдуму Путин конкурировал именно с этими людьми (имеется в виду конкуренция между „ОВР“ и партией „Единство“, которую поддержал премьер-министр Путин — прим.ред). И тогда стало понятно, что эта региональная фронда имеет мощь», — говорит собеседник «Вёрстки».
Одним из первых законов, которые Владимир Путин подписал после после победы на президентских выборах в 2000 году, стал закон «О порядке формирования Совета Федерации». Главы регионов теряли возможность занимать места в верхней палате парламента. Теперь регионы в федеральном парламенте представляли фигуры поменьше — одного члена Совета Федерации назначал губернатор, второго — председатель местного законодательного органа.
Отмена прямых выборов губернаторов
Через четыре года федеральные власти разрушили ещё одну опору федерализма — отменили прямые выборы глав регионов. По новой модели, введённой в 2004 году, главу субъекта назначал президент, а затем этого человека утверждал местный парламент. Владимир Путин объяснил своё решение трагедий в Беслане — после теракта в школе, по словам президента, стране предстояло укрепить вертикаль власти.
Главы республик не стали протестовать против отмены прямых выборов, решив, что в целом им это выгодно, считает собеседник «Вёрстки», доктор политических наук, — конкурентные выборы требовали больших ресурсов и не гарантировали победу. Три собеседника «Вёрстки» из Башкортостана обращают внимание, что на выборах в 2003 году действующий президент республики Муртаза Рахимов чуть не проиграл сильным соперникам — бизнесменам Сергею Веремеенко и Ралифу Сафину. Эти неудачные для Рахимова выборы, по мнению собеседников, сыграли на руку Кремлю, потому что сделали президента республики договороспособным.
По новым правилам предложить кандидатуру на должность главы региона мог полномочный представитель в федеральном округе. Через год это разрешили делать политическим партиям, у которых есть кресла в региональных парламентах. Ещё через четыре года, в 2009 году, закон снова изменили — теперь предлагать свои кандидатуры могли только партии, у которых есть большинство в парламенте. В 2009 году большинство в парламенте было у «Единой России» — партии, которая тогда уже плотно ассоциировалась с Путиным.
С этого момента, по мнению собеседников «Вёрстки», к главам и претендентам на этот пост пришло понимание — если ты хочешь, чтобы тебя избрали, нужно вступать в «Единую Россию».
Сегодня главы республик избираются и прямым, и непрямым способом. Например, в Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, аннексированном Крыму главу назначает региональный парламент. В Башкортостане, Чувашии и Бурятии формально есть прямые выборы, но по факту из-за административного ресурса, фальсификаций и недопуска реальных конкурентов, победителями становятся нужные Кремлю люди.
Это привело к тому, что на должности глав республик стали попадать люди, не имеющие отношения к региону — так, например, произошло в Бурятии. В 2017 году Владимир Путин назначил главой республики уроженца Забайкальского края Алексея Цыденова. Сначала, вспоминает журналистка, соосновательница фонда «Свободная Бурятия» Александра Гармажапова, жители республики восприняли назначения Цыденова позитивно. «Нам объясняли — молодой технократ со связями в Москве, сможет лоббировать интересы республики. Плюс для бурят было очень важно, что впервые главой Бурятии станет этнический бурят», — рассказывает журналистка.
Вскоре выяснилось, что этнический бурят Цыденов не знает бурятского языка, и это разочаровало местных жителей. Со временем разрушились и их надежды на то, что Цыденов будет лоббировать интересы Бурятии. Скорее наоборот, ставленник Москвы активно доказывал Кремлю свою лояльность и в 2022 году республика под его руководством, как отмечает Александра Гармажапова, стала «одним из лидеров по поставкам человеческих ресурсов на войну с Украиной». Гармажапова приводит в пример первого президента Бурятии Леонида Потапова, который родился и вырос в республике. То, что Потапов был этнически русским, по словам журналистки, не мешало ему свободно говорить на бурятском.
Впрочем, даже имеющих отношение к региону чиновников из-за отсутствия честных выборов, часто стали воспринимать как «варягов». Так случилось с Рустэмом Хамитовым, возглавившим Башкортостан после Муртазы Рахимова. Уроженца Кемеровской области, учившегося и работавшего в Уфе, но сделавшего карьеру в Москве, и башкирская элита, и национальное движение, влиявшее на настроения жителей республики, воспринимали как чужого, говорят трое собеседников «Вёрстки».
Зависимые экономические отношения
Одновременно с отменой прямых выборов губернаторов Кремль сделал ещё один большой шаг от федерализма к унитарному государству. В начале нулевых в России произошла экономическая реформа, которая зафиксировала неравные отношения между Москвой и регионами.
Кремль забрал у регионов доходы по нескольким большим налоговым пунктам. Москва перераспределила налоговую нагрузку на сырьевиков и практически все доходы от налогов, что они платили, стали поступать в федеральный бюджет. Помимо этого, регионы лишились доходов с налогов за пользование природными ресурсами. Получилось, что компании, добывающие полезные ископаемые, стали платить компенсацию не регионам, где ведут работу, а Москве. Республики также потеряли возможность получать доходы с НДС (налога на добавленную стоимость). Суммы, которые закладываются в стоимость товаров и услуг, приобретаемых местным населением, в итоге стали оседать в федеральном бюджете.
По мнению экономистов, эта схема межбюджетных отношений привела к тому, что Москва стала консолидировать большую часть денег страны, за счёт чего федеральный бюджет рос каждый год. Бюджеты регионов при этом не увеличивались, а после кризиса 2008 — 2009 годов их доходы стали падать, вырос государственный долг и расходы на его обслуживание. Регионы вынуждены были просить дотации у Москвы на покрытие дефицита своих бюджетов.
Кризис 2008 года в совокупности с зависимыми отношениями регионов от Москвы в итоге сыграл на руку Кремлю и укрепил в стране вертикаль власти, считают эксперты. Собеседник «Вёрстки», доктор политических наук, объясняет произошедшее с помощью теории политической науки, которая называется «трагический блеск».
«Если в демократической стране наступает экономический кризис, в произошедшем будут винить элиту, руководство страны, — говорит политолог. — Элита будет слабеть, а популярность оппозиции расти. В итоге на честных демократических выборах элиту поменяют, руководство страны сменится. Но в авторитарных режимах всё иначе. В условиях кризиса центр не слабеет, а укрепляется. Регионы начинают конкурировать друг с другом за помощь федерального центра. Если до 2008 года большого смысла конкурировать не было, потому что денег хватало всем, то после кризиса стимул проявлять лояльность Кремлю год от года становился всё выше».
Экономическая реформа нулевых в итоге сформировала отношения между Москвой и регионами, которые можно описать как «экономическое насилие», считает журналистка и бурятская активистка Александра Гармажапова.
«Все деньги уходят в Москву, и Москва решает, кому сколько достанется. И часто избирательные кампании губернаторов строятся на том, что у кандидата хорошие отношения с Москвой, а значит ему будет легче добиваться преференций для регионов. Но это же не нормальное отношение. Почему от личных отношений должно зависеть, сколько регион получит денег?», — рассуждает она.
Отмена регионального компонента
В 2007 году правительство России решило унифицировать систему образования в стране. В Госдуму был внесён законопроект «Об изменении понятия и структуры государственного образовательного стандарта».
С 1992 года в России действовал так называемый региональный компонент. Он давал местным министерствам образования свободу — они могли вводить собственные дисциплины, решать, по каким учебникам преподавать историю, сколько учебных часов выделить на краеведение и изучение национальных языков. Региональный компонент был введён Ельциным через закон «Закон об Образовании». В законе неоднократно повторялась, что новые образовательные программы в Российской Федерации должны учитывать «региональные, национальные и этнокультурные особенности» школьников.
Против отмены регионального компонента в 2007 году высказались многие депутаты Госдумы, национальные активисты и даже РПЦ — там переживали, что в ряде регионов исчезнут уроки православной культуры. Но несмотря на протесты, большинством голосов законопроект был принят. Сильнее всего в результате реформы образования пострадали республики — они лишились возможности полноценно преподавать национальные языки и историю коренных народов.
«В Советское время нам в школе ничего не рассказывали про башкир, кроме того, что башкиры якобы добровольно вошли в состав Российской империи, — говорит национальный активист, сооснователь организации „Башкорт“ Руслан Габбасов. — Когда в 90‑е появился региональный компонент, учителя в Башкортостане начали преподавать историю по местным учебникам. Не нужно было согласовывать программу с Москвой. Поэтому в школах рассказывали настоящую историю о башкир, говорили о башкирских восстаниях в царское время и причинах этих восстаний. После отмены регионального компонента всё это прекратилось, все учебники должны были фильтроваться в Москве».
Ксенофобия
Параллельно с активным институциональным наступлением государства на права республик в российском обществе происходил не менее важный процесс. В нулевые в России расцвели ксенофобия и ультраправое насилие.
Опрошенные «Вёрсткой» национальные активисты вспоминают, что постоянно сталкивались с шовинизмом, а некоторые даже стали жертвами нападений неонацистов. Всё это усугубляло отношения между жителями республик и Москвой, формировало установку, что в России есть правильная и не правильные национальности. У коренных народов росла обида и недовольство федеральным центром.
«Очень страшно было ехать учиться в Москву и Питер, я боялась расизма, но понимала, что там лучшие университеты, — вспоминает соосновательница фонда, занимающегося проблемами коренных народов России, Indigenous of Russia, активистка Виктория Маладаева. — Я выбрала Питер, потому что думала: раз это культурная столица, расизма будет поменьше. Но большинство моих одноклассников уехали учиться в Азию, потому что родители побоялись отправлять их на запад России».
В 2014 году, когда Виктория Маладаева, уже закончила учиться в университете по специальности «маркетинг», родила дочь, осталась жить и работать в Санкт-Петербурге, она столкнулась с травлей. Девушка стала финалисткой в конкурсе «Миссис Санкт-Петербург», и многим пользователем интернета это не понравилось. Они устроили Маладаевой травлю из-за её национальности и требовали, чтобы она участвовала «в своём» конкурсе.
О схожих переживаниях жителей республик в нулевые рассказывает другой бурятский активист — Пурбо Дамбиев. По его словам, многие бурятские семьи отправляли детей учиться в Монголию, боясь, что в столице России они могут пострадать.
«В Москве тогда было много ультраправых, там убивали людей из-за национальности, — говорит Дамбиев. — Представьте, у вас есть единственный, любимый сын. Вы что, отправите его в Москву к скинхэдам? Конечно, нет. Поэтому отправляли в Улан-Удэ с той логикой, что там тоже азиаты и плохого не случится».
Глава 3. Десятые — очередные удары по независимости
Отмена должности «президент»
В 2010 между Чечней и Кремлём были уже совсем не те отношения, что в 90‑е. Руководство Чечни не боролось за независимость от Москвы, а, напротив, подчёркивало лояльность федеральным властям. В тот год президент Чечни Рамзан Кадыров сказал фразу, после которой Россия ещё на один шаг отдалилась от понятия «федерация».
«В едином государстве должен быть только один президент, а в субъектах первые лица могут именоваться главами республик, главами администраций, губернаторами», — заявил Кадыров в интервью чеченским журналистам и попросил местных депутатов лишить его статуса «президент». В 2010 году Чечня стала первой республикой, утратившей институт президентства. Федеральные власти стали подталкивать другие республики последовать примеру Чечни.
Президент Бурятии Вячеслав Наговицын согласился. Он, как и Рамзан Кадыров, обратился в местный парламент и попросил упразднить должность «президента». Депутаты вынесли законопроект на рассмотрение, но не приняли его — не набралось двух третей голосов. Только спустя полгода после того как президент России Дмитрий Медведев подписал закон, запрещающий главам республик называть себя президентами, в 2011 году, бурятские депутаты повторно рассмотрели и приняли поправки в конституцию.
Чувашии на упразднение должности президента потребовался год — в 2011 году парламент республики внёс в конституцию поправку о переименовании «президента» в «главу». Депутаты оппозиционных фракций протестовали, но благодаря большинству «Единой России» законопроект был принят.
Башкортостан держался до 2014 года, но в итоге согласился изменить конституцию. С 2015 года руководителя республики стали называть «главой», а на башкирском языке «башлығы».
Дольше всех — больше десяти лет — сопротивлялся Татарстан. В 2023 году власти республики всё-таки уступили Кремлю, но не приняли русское название должности «глава», заменив его татарским «раис».
Отмена обязательного изучения языков
Упразднение должности президента нанесло республикам большую обиду, но произошедшее несло в себе больше символизма, чем реальных изменений. Формально у глав республик остались те же полномочия, что и раньше. Более чувствительным ударом для республик стали события 2017 — 2018 годов.
В 2017 году, выступая на заседании Совета по межнациональным отношениям в Йошкар-Оле, Владимир Путин противопоставил русский язык языкам коренных народов. «Заставлять человека учить язык, который для него родным не является, так же недопустимо, как и снижать уровень и время преподавания русского. Обращаю на это внимание», — сказал Путин. С этого момента в школах республик начались прокурорские проверки — если выяснялось, что национальный язык преподается в обязательном порядке, директора школы обязывали изменить учебную программу. В 2018 году Госдума закрепила позицию Путина по языковому вопросу в законе «Об образовании» — отныне национальные языки стали изучаться по желанию.
Языки коренных народов на тот момент уже находились в удручающем положении — практически во всех республиках их популярность падала. В советское время горожане стремились говорить по-русски, надеясь, что это поможет им построить карьеру. В 90‑е, когда республики получили суверенитет, интерес к родным языкам стал возрождаться, в школах их преподавали всем без исключения ученикам в обязательном порядке.
В нулевые и десятые на фоне сворачивания федерализма и растущей ксенофобии национальные языки снова сдали позиции — носители стеснялись говорить на родном языке в публичных местах, стремительно сокращалось количество школ, в которых образование велось на национальных языках. Появился ЕГЭ, и его нужно было сдавать на русском языке — это снижало у подростков мотивацию учить родной язык.
Основатель телеграм-канала «Сердитая Чувашия», журналист Семён Кочкин вспоминает такой эпизод, свидетелем которого он стал в двухтысячные. «Я ехал в автобусе из своего родного посёлка в Чебоксары. В автобусе было двое парней, которые всю дорогу говорили между собой по-чувашски. В какой-то момент один из них говорит: „Всё, Калинино проехали (посёлок рядом с Чебоксарами), дальше говорим по-русски“».
«Когда я училась в школе, русский язык был выше родного языка — и по часам, и по качеству преподавания, — рассказывает 34-летняя активистка, соосновательница фонда, занимающегося проблемами коренных народов России, Indigenous of Russia Виктория Маладаева. — Было такое предубеждение, что бурятский язык — это деревенский язык, и учить его не модно и не круто. Престижным считалось говорить по-русски без акцента, чтобы потом, когда ты поедешь учиться в Москву или в Питер, ты был там как бы своим».
Активист Пурбо Дамбиев вспоминает, что ещё за пять лет до заявления Путина в Бурятии сформировалась группа обеспокоенных родителей русских школьников. Они требовали отменить обязательное изучение бурятского языка, у которого в республике был статус второго государственного. Родителям удалось привлечь внимание прокуратуры, которая убедила местные школы перейти на добровольное изучение бурятского. Принятый в 2018 году закон об отмене обязательного изучения национальных языков закрепил в Бурятии то, что длилось уже несколько лет.
В других республиках, где до 2017 года язык, пусть и плохо, но всё-таки в обязательном порядке учили все, заявления Путина вызвало переполох. Новые правила практически не повлияли на республики вроде Чечни, где русских живёт мало, но зато вызвали сильные изменения в республиках со смешанным населением. В Башкортостане и Чувашии родители русских школьников стали оформлять отказы от изучения национальных языков. Это привело к тому, что у профильных учителей упала нагрузка, и их стали сокращать.
Башкирские национальные активисты выходили на митинги и пикеты, чувашские — написали открытое письмо Путину, но это не помогло. И башкирские, и чувашские, и бурятские власти заняли позицию нейтралитета — никто из чиновников публично не просил федеральные власти оставить языки обязательными для изучения.
Педагог и популяризатор чувашского языка, попросивший об анонимности, вспоминает, что в сфере образования Чувашии была такая установка: «Нам говорили — мы дотационная республика, нам нельзя дёргаться, если мы будем дергаться, нам вообще все финансирование отрежут. Если будем тихо сидеть и молчать, наоборот, может, чего-то добавят».
Федеральные игроки на местных рынках
Принятые в 90‑е декларации о государственном суверенитете и конституции прозрачно оговаривали, что все природные ископаемые, леса, земли и реки принадлежат местным жителям и должны использоваться для удовлетворения их потребностей и повышения их материального благосостояния. На практике оказалось, что выгоду от природных богатств получают не жители республик, а федеральный бюджет, который забирает себе налоги за пользование природными ресурсами, и владельцы крупных компаний, не живущие в республиках.
На протяжении 21 века в Башкортостане то и дело вспыхивали экологические протесты, связанные с добычей полезных ископаемых. Например, в 2020 году в башкирском городе Сибай местные жители выступили против строительства новых промышленных предприятий. За год до этого в городе произошла экологическая катастрофа — начал тлеть законсервированный карьер, на котором добывала руду принадлежавшая двум российским олигархам (Искандеру Махмудову и Андрею Козицыну) «Уральская горно-металлургическая компания».
В Бурятии одним из самых известных скандалов, связанных с добычей природных ископаемых, стал передел нефритового рынка. Добычей нефрита в республике традиционно занимались эвенки — коренные жители востока России. В 2010‑е годы одна из родовых эвенкийских артелей — «Дылача» — заинтересовала силовиков. «„Дылача“ очень выгодно продавала нефрит Китаю. Много лет нефрит особенно никого не интересовал, но в какой-то момент на них обратили внимание и открыли на них уголовное дело о незаконной добыче», — рассказывает бурятский активист Пурбо Дамбиев. Результатом уголовного дела стало то, что «Дылача» была ликвидирована. Участок, который она арендовала для добычи нефрита, как писали СМИ, перешёл к «Забайкальскому горнорудному предприятию» — его совладельцем в тот момент была госкорпорация «Ростех».
В 2017 году высказывавшийся в поддержку общины «Дылача» национальный активист Павел Суляндзига из Приморского края вынужденно уехал из России в США. В своих интервью он рассказывал, что после истории с эвенкийской общиной почувствовал активное давление силовиков, а через несколько лет на него возбудили уголовное дело.
Глава 4. Двадцатые — русский мир
Преследование национальных активистов
Павел Суляндзига — не единственный национальный активист, у которого возникли проблемы с силовиками. Активисты из республик всегда находились под угрозой преследования. Показательна судьба башкирского национального активиста, признанного ЦЗПЧ «Мемориал» политзаключённым, Айрата Дильмухаметова. Дильмухаметов — один из создателей концепции о башкирской политической нации (согласно этой теории башкирами себя могут считать все, кто живет в республике, а не только этнические башкиры) и сторонник независимости Башкортостана. За время правления Путина он четырежды был судим по экстремистским статьям, а в 2020 году получил пятый тюремный срок.
Репрессии в отношении национальных активистов усилились после полномасштабного вторжения России в Украину. В Башкортостане под уголовным преследованием по экстремистским статьям независимо друг от друга оказались ещё трое национальных активистов — Рамиля Саитова, Руслан Габбасов и Фаиль Алсынов. Саитова сейчас в СИЗО, Алсынов ждёт приговора под подпиской о невыезде, а Габбасов живёт в Литве, где в 2022 году он получил политическое убежище.
Соосновательницу фонда «Свободная Бурятия», журналистку Александру Гармажапову в ноябре 2023 заочно приговорили к 7 годам тюрьмы по статье о «фейках» про российскую армию. Поводом для возбуждения уголовного дела стало интервью, в котором активистка рассказала, что «есть тувинцы, буряты и русские», которые безуспешно пытаются расторгнуть контракты с Минобороны. Из-за давления в 2022 году из страны пришлось уехать основателям независимого медиа о проблемах коренных азиатских народов «Азиаты России» Василию и Лилии Матеновым. В СИЗО по обвинению в уклонении обязанностей иноагента находится редакторка татаро-башкирской службы издания Idel. Реалии Алсу Курмашева — под её руководством редакция много писала об угнетении коренных народов Поволжья.
Некоторые активисты — например чувашские — опасаясь преследования, после начала войны вообще отказались от активной публичной деятельности, рассказывает участник национального движения «Иреклех». Собеседники «Вёрстки» из Чувашии сходятся во мнении, что положение национальных активистов кардинально отличается от того, что было в 90‑х. Сегодня власти республики стремятся продемонстрировать лояльность Кремлю, поддерживают войну и даже создали собственный именной добровольческий батальон. Трудно представить, что менее, чем 30 лет назад, руководство республики не побоялось открыто выступить против другой войны — с Чечнёй.
Укрепление российской идентичности и борьба за независимость
Война с Украиной запустила в России не только активные репрессии против национальных активистов. Государство в лице и федеральных, и республиканских властей стало ожесточённо продвигать концепцию «дружбы народов»/
Пока глава Башкортостана Радий Хабиров в своих выступлениях подчёркивает, что республика — опора российского патриотизма и государственности, в Хакассии федеральные власти выдают гранты на укрепление «чувства принадлежности к единому русскому миру». На больших концертах в республиках местные артисты из числа коренных народов поют песню музыканта Шамана «Я русский, и мне повезло», а в Казани разгорелся скандал после того, как учителя попытались заставить спеть эту песню татарских школьников.
«В России всегда был шовинизм, но сейчас этого стало ещё больше. Мы видим, как взращивается русский национализм, все идеологи Путина — русские националисты, война с Украиной идет под лозунгом „русского мира“. Можно сказать, что мы видим, как над государством начал подниматься имперский флаг», — говорит башкирский национальный активист, сооснователь движения «Башкорт» Руслан Габбасов.
Национальные движения отреагировали на происходящее активным возмущением. Если раньше они придерживались умеренных взглядов и выступали за федерализм, сейчас многие открыто выступают за отделение от России. В 2023 году активисты провели несколько форумов за рубежом, на которых объявили, что коренные народы России смогут быть политически и экономически успешными, только если страна распадётся на несколько десятков независимых государств.
Соосновательница фонда, занимающегося проблемами коренных народов России, Indigenous of Russia Виктория Маладаева перечисляет основные проблемы Республики Бурятия, которые накопились за 30 лет, — бедность, безработица, экономическая зависимость от Москвы, плохая экология, отсутствие хороших университетов и перспектив для карьерного роста, высокая смертность, которую усилило участие бурят в войне с Украиной. Буряты уже несколько столетий подвергаются ассимилляции и в последние 20 лет, как отмечает активистка, русификация не прекращалась.
Другой бурятский активист — Пурбо Дамбиев — считает, что если бы Бурятия не осталась в составе России, а стала независимой, как соседняя Монголия, за 30 лет она бы превратилась в успешное государство.
«После объявления мобилизации многие поехали в Монголию и я в том числе. Я испытал колоссальный психологический удар. Я увидел, что эти 30 лет у монгол, в отличие от нас, была полноценная жизнь. Им никто не мешал, и они развивались», — рассказывает Дамбиев.
Национальных активистов поддерживает Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе. В июле ОБСЕ выпустила резолюцию, в которой назвала Россию колониальным имперским государством, нарушающим права коренных народов и этнических меньшинств.
«Народы пробудились, — уверен национальный активист, сооснователь движения „Башкорт“ Руслан Габбасов. — Они увидели шанс попытаться избавиться от империи. Сегодня все либералы говорят про то, что регионам нужно дать больше полномочий. Поэтому я уверен, что когда рухнет режим Путина, даже если мы останемся в составе Российской Федерации, мы получим полномочий не меньше, чем в 90‑е. Только мы этого уже не хотим. За 30 лет мы увидели, что то, что могут нам дать, могут очень легко и забрать».
Источник: Дарья Кучеренко, «Вёрстка».
