Российское командование редко эвакуирует раненых с передовой. До погибших тем более никому нет дела, и тысячи женщин месяцами ищут тела своих родных, чтобы похоронить их на родине. Проблема с «двухсотыми» – их поиском, эксгумацией и эвакуацией тел с поля боя – с начала войны лишь обостряется. Родственникам приходится самостоятельно добывать подтверждение смерти близких по официальным каналам, в моргах и чатах. Найти тела удается не всем. «Вот Так» поговорил с вдовами двух военных, и выяснил, как они месяцами искали погибших мужей.
Спасибо ахматовцам
Ольга встретила Михаила Коваленко на сайте знакомств. Раньше она работала следователем, сейчас – кадровиком. Михаил бывший десантник и мастер спорта по тяжелой атлетике, в молодости занимался патриотическим воспитанием подростков в спортивной секции. После нескольких встреч, Ольга переехала к Михаилу из Оренбурга в Стерлитамак. Через четыре года счастливой жизни началась война и Михаил отправился воевать в Украину. А Ольга в 43 года стала вдовой.
– Когда началась специальная военная операция, Мишаня задумался о том, чтобы встать на защиту своей страны и своих близких. Люди едут [в Украину] по разным причинам. Он сказал: «Не хочу, чтобы фашисты пришли на мою землю». Я отреагировала как, наверное, все женщины: «Да куда ты пойдешь? Есть же другие», – рассказывает Ольга в разговоре с «Вот Так».
Коваленко поступил добровольцем в башкирский батальон имени генерала Минигали Шаймуратова 1 июня 2022 года и уехал на Тоцкий полигон для подготовки к отправке на фронт. Через три недели вернулся домой, решив, что будет нужнее в другом качестве. «Не хочу отсиживаются за чужими спинами. Хочу сразу на передовую», – объяснил мужчина свое решение гражданской жене. В итоге Михаил стал штурмовиком в мотострелковом батальоне «Ахмат». Спецподразделение, названное в честь первого президента Чечни Ахмата Кадырова, входит в состав войск Росгвардии. На службу в кадыровский спецназ принимают граждан из любых регионов России.
Из Уфы в Гудермес Коваленко улетел 26 августа, оттуда через Ростов-на-Дону попал в Украину. Он выходил на связь с семьей каждый день. О службе говорил мало, но упоминал, что «Ахмат» дислоцируется в Луганской области, под Лисичанском. Последний раз десантник позвонил Ольге 28 сентября.
– Сказал: «Береги себя, детей, береги мою мамочку и моего брата. Я тебя очень люблю. Победа будет за нами». На фоне было слышно артиллерийскую канонаду. «Это был последний раз, когда я слышала его голос», – вспоминает Ольга.
От Михаила не было вестей пять дней. Взволнованная женщина позвонила на горячую линию Министерства обороны. Никакой конкретной информации ей не предоставили, только перенаправляли в другие инстанции. Тогда еще Ольга надеялась найти Михаила живым.
Матери Михаила позвонили 6 октября 2022 года и сообщили, что ее сын пропал без вести. Кто именно звонил, женщина не помнит, ссылаясь на шоковое состояние и давность события. Ольга и брат Михаила Николай стали обзванивать военкоматы Стерлитамака и Грозного. От них, как и от Миноброны, по словам Ольги, «поддержки и помощи не было никакой».
Периодически женщина пыталась дозвониться на номер Михаила, но связи не было. В конце октября на ее звонок неожиданно ответили. Незнакомый мужской голос сообщил: «Миша на важном стратегическом задании. Он живой. Все хорошо. Постараюсь, чтобы он вам позвонил». После этого номер не был доступен. Ольга продолжила поиски, все еще надеясь увидеть мужа живым. Позже она поняла, что о гибели Михаила его сослуживцы знали изначально.
Ситуация с состоянием и местонахождением штурмовика начала проясняться только после того, как Николай написал в бот телеграм-канала мэрии Грозного. В ноябре он получил ответ (скриншот сообщения есть в распоряжении редакции. – Ред.). «Здравствуйте, Николай. Я пишу вам от имени уважаемого Апти Ароновича [Алаудинов] (командир батальона «Ахмат» и замминистра внутренних дел Чечни. – Ред.) и хочу сообщить скорбную весть – Михаил погиб при исполнении воинского долга, выполняя важную тактическую задачу», – написал некто по имени Рамзан. Смертельная для спецназовца битва состоялась 29 сентября, на следующий день после последнего телефонного разговора Михаила с Ольгой.
Далее в сообщении идет речь о том, что в этом квадрате (тот же источник позже сообщил, что Михаил погиб в боях не за Лисичанск, а за Соледар) идут ожесточенные бои, но за телом Коваленко отправили группу бойцов, «которые, к сожалению, тоже погибли, пытаясь вытащить нашего боевого брата Михаила». Организовать эвакуацию удалось только три месяца спустя после гибели. Тела доставили в морг Ростова-на-Дону, ближайшего крупного города к зоне боевых действий.
«Ужасно звучит, но хорошо, что было холодно, и он как бы мумифицировался. То есть тело не разложилось, – говорит Ольга. – Спасибо ахматовцам, что не бросили его там. Буду благодарить до конца жизни за то, что мы смогли достойно проводить Мишаню в последний путь».
СПРАВКА 8 сентября президент Чечни Рамзан Кадыров анонсировал взятие Соледара, пригорода Бахмута в Донецкой области, под полный контроль и благодарил командование и личный состав спецназа «Ахмат». В конце января 2023 года ВСУ подтвердили потерю Соледара.
После известия о гибели Михаила, его мать и дочь сдали тест ДНК и отправили анализы в ростовский морг. Про это место Ольга узнала из телеграм-каналов. В середине декабря матери Михаила позвонили из морга: «Кажется, нашли вашего сына». На опознание поехали брат и дядя Михаила.
«Я просила взять меня с собой, но Коля знал, что я не выдержу, – говорит Ольга. – Потом он рассказал, что тело было сильно обезображено. Опознали только по татуировке».
Михаила похоронили 28 декабря 2022 года в закрытом цинковом гробу. Ольга заказала именной флаг воздушно-десантных войск, им покрыли гроб. На флаге кроме имени Михаила Коваленко, даты рождения и смерти, сделана надпись «Никто кроме нас».
«Знаете, что самое жуткое? Он мне говорил: “Ольчик-колокольчик, я вернусь на Новый год”. Он вернулся, как обещал. На Новый год. В цинковом гробу. Он вернулся», – завершает свой рассказ Ольга.
Выносить нечего
Признательность Ольги ахматовцам не безосновательна. Близкие штурмовиков и бывших заключенных не раз жаловались на то, что командиры запрещают выносить тела под страхом расстрела. И специально оформляют погибших как без вести пропавших, чтобы даже не производить поиски трупов.
В России количество погибших военнослужащих относится к гостайне. Министр Обороны РФ Сергей Шойгу в последний раз сообщил о потерях 21 сентября 2022 года: на тот период, по официальным данным военного ведомства России, погибло 5937 военных, после этого никаких официальных данных о потерях не было. Число погибших можно оценить приблизительно благодаря неофициальной статистике. Издание The New York Times с ссылкой на анонимный источник в американском правительстве, подсчитало, что к августу 2023 года российские потери составили как минимум 120 тысяч военнослужащих. К середине ноября Русская служба Би-би-си совместно с «Медиазоной» и командой волонтеров установили имена 37052 тысяч погибших из ВС РФ, Росгвардии и различных ЧВК.
СПРАВКА «Груз 200» присылают домой в герметичных гробах: снаружи они деревянные, а внутри обшиты листами оцинкованного металла. В отличие от дерева, цинк не окисляется и замедляет процесс разложения тканей, поэтому его используют для транспортировки тел на дальние расстояния. Иногда в гробах на уровне головы делают небольшие прямоугольные окошки из стекла. «Это позволяет близким попрощаться с умершим без необходимости открытия контейнера с телом», – говорится на сайте одного из ритуальных агентств.
Министерство труда и соцразвития заказало 230 тыс. удостоверений для членов семей погибших ветеранов боевых действий. Эту информацию в сентябре 2023 года удалось обнаружить изданию «Вёрстка» на портале госзакупок. Цифры могут косвенно свидетельствовать о примерных потерях российской армии.
По нормам международного гуманитарного права, розыск, эксгумация, эвакуация и опознание тел и останков погибших военнослужащих, а также их захоронение остается обязанностью сторон военного конфликта. С важной оговоркой – как только позволят обстоятельства. Тем не менее семьи имеют право знать о судьбе их близких независимо от того, сколько времени прошло с момента гибели.
За год и девять месяцев войны эвакуационный процесс все еще не отлажен. В пабликах, посвященных поиску пропавших без вести российских военных, регулярно появляются видео- и фотосъемки погибших, оставленных на «передке». В мае 2022 года возле села Ольховка Харьковской области было обнаружено 11 трупов российских солдат, а в июле 2023 года сотни бойцов потерял моторизованный полк специального назначения отряд «Ахмат-Север». Сообщения о бесхозных телах в разных областях Украины появлялись в пабликах в августе, октябре и конце ноября.
Галина Бальзамова, пресс-секретарь Международного комитета Красного Креста в Москве рассказала «Вот Так» о том, что для эвакуации тел погибших с линии фронта не установлены конкретные сроки, но такие операции могут провести, как только позволят обстоятельства.
«Из нашей практики работы во многих конфликтах по всему миру мы знаем, что, к сожалению, поиски могут длиться многие годы и не все останки будут найдены и опознаны», – говорит Бальзамова. И добавляет, что первостепенное значение имеет безопасность поисково-спасательных групп, которым поручено найти погибших.
Что хоронили – неизвестно
После гибели бойцов события развиваются по одному из трех сценариев. В худшем случае тело не эвакуируют вовсе. В середине ноября солдаты вытащили пятерых «двухсотых» с разбитой позиции. В подписи к видео неизвестный объясняет: «Бывают ситуации, когда погибших невозможно вынести. Просто никак, хоть батальон ты положи ради этого. Бывает, выносить нечего – некоторые попадания человека распыляют в крошку».
При благоприятном сценарии медицинская бригада или оставшиеся в живых сослуживцы сразу забирают погибших с передовой и доставляют в ближайший больничный морг на оккупированной территории Украины.
В последнем случае из-за обстрелов или тактического отступления тело остается на поле боя до тех пор, пока не представится безопасная возможность его вынести. Тогда после госпиталя оно попадает еще и в центр обработки погибших (ЦОП) в Ростове – для проведения ДНК-экспертиз и установления личности.
С начала войны большинство погибших свозят в морг при военном клиническом госпитале Минобороны Ростова-на-Дону. Про морг 1602-го военно-клинического госпиталя рано или поздно узнают все те, кто ищет пропавших мужей, отцов, сыновей и других членов семьи. Дозвониться до госпиталя очень сложно, а родственники вынуждены приезжать в Ростов на опознание со всех концов России. Эта процедура требуется в случае когда при убитом нет документов, или тело сильно обезображено.
Если приехать невозможно, процедуру проводит представитель воинской части, где служил погибший. Иногда к процессу подключают родных по видеосвязи. Для опознания члены семьи погибшего должны прислать фото личных вещей и особых примет: шрамов, родинок, татуировок. Часто тела настолько меняются – из-за ранений, длительного нахождения на земле и естественных посмертных процессов – что узнать человека невозможно. Иногда в морг доставляют не тела, а лишь части. В таких случаях личность и родство должен подтвердить ДНК-тест. Родственники сдают кровь или слюну. У «двухсотых» берут кровь, волосы, либо соскоб с костей или кожи.
Наши следующие героини столкнулись со сложностями в опознании даже после проведения ДНК-тестов. Поэтому даже после похорон Алёна продолжает искать своего мужа, а Анастасия – отца. Первого мужчину уже похоронили, хотя тест на ДНК оказался отрицательным: близкие сомневаются, что в могиле их родственник, а не другой человек. Второму тест не делали вовсе. Отец Анастасии, сапер из добровольческого отряда БАРС («Боевой армейский резерв страны») Ярослав Ананьев, похоронен в Белгороде: «Гроб был закрыт полностью. Жетона и прочих вещей не было. Так нам сказали. И кого или “что” мы хоронили, неизвестно».
Мать морского пехотинца Михаила Грекова решила сделать тест ДНК после того, как вместо тела на опознании ей показали лишь фотографию в телефоне. На ней женщина увидела затылок, «почерневший то ли от того, что тело горело, то ли от времени, а может, и того, и другого». В ответ на требование о проведении ДНК-экспертизы женщине ответили: «Хороните то, что дали. Тело вам не принадлежит, поэтому не имеете права требовать ДНК. Ваше дело – только место указать, где похоронить».
Родные постоянно жалуются, что Ростовский морг переполнен телами. В закрытом чате вдовы российских военных пишут о по крайней мере сотне погибших, которых ежедневно привозят в это учреждение. Из-за перегруженности персонала для опознания и проведения ДНК-тестов и не хватает. Результат экспертизы приходится ждать несколько месяцев, иногда полгода. Несмотря на отчаяние близких, эта ситуация не уникальна для военного времени: на местные системы здравоохранения и ритуальных услуг как правило обрушивается объем работ, с которым они не в состоянии справиться.
Искали, но не могли найти
Тело мужа Оксана из Москвы случайно записали под другой фамилией – сначала в морге Сватово в Луганской области, затем в Ростове. В итоге на поиски у женщины ушло три месяца.
«Он был начальником склада, семьянином, патриотом», – говорит в беседе с «Вот Так» Оксана о своем муже Вячеславе (имена изменены по просьбе героини. – Ред.). Мужчина ушел на войну добровольцем, чтобы «помочь детям Донбасса» и служил пулеметчиком в танковых войсках. Оксана отнеслась к его решению со смирением. Она и двое детей-подростков проводили отца семейства на войну 18 июня 2022 года. Уже через пять дней он оказался в Луганской области. В армии 44-летний Вячеслав служил, но боевого опыта у него не было.
– Он подписал контракт всего на три месяца, до 20 октября 2022 года. Их уже почти вывели из зоны СВО, когда началась мобилизация и [контрактникам] приказали возвращаться [в Украину]. Некоторые ребята вопреки всем приказам пошли домой, так как они верили в то, что правда на их стороне, а их контракт закончился. Их назначили «сочами» (по ст. 337 УК РФ, за самовольное оставление части (СОЧ) в период мобилизации или военного положения грозит до 10 лет лишения свободы. – Ред.). А мой муж остался, потому что считал своим долгом помочь всем тем молодым ребятам, кто остался там», – рассказывает Оксана.
Вячеслав звонил домой раз в месяц, последний раз – 26 сентября. В начале ноября Оксана стала искать мужа. В воинской части в поселке Уразово Белгородской области внятной информации ей не дали, только «отнекивались». Поэтому женщина приехала в московскую часть. Командир заверил Оксану: все в порядке, в списках живых числится.
15 ноября Оксане позвонил сослуживец и сообщил о гибели ее мужа. Достоверные детали Оксане неизвестны, она делится только тем, что ей рассказали другие добровольцы:
– Под Куземовкой (Луганская обл. – Ред.) 22 октября был локальный бой. Даже не бой, а инцидент. Двое или трое погибших (возможно, они погибли от «дружественного огня». – Ред.). И осколочным ранением [Вячеслава поразило] в живот, руку оторвало. От большой кровопотери на месте скончался. Сослуживец его погрузил на БТР и доставил в госпиталь города Сватово Луганской области. Уже неживым.
Оксана не уверена в правдивости рассказанной версии: «Это все со слов ребят. А как было на самом деле, я никогда не узнаю. Все, что было на войне, осталось на войне».
Узнав о случившемся, Оксана снова поехала в часть:
«Там звонили по секретной линии, но выяснили только то, что в месте дислокации отряда, где служил Слава, был взрыв. Соответственно, данные о его гибели могут быть достоверны. Дальше началась катавасия: они искали, но нигде не могли его найти».
В телеграме Оксана нашла группу бригады, в которой служил Вячеслав. Через других жен она выяснила, почему три месяца ее мужа не было ни в списках погибших, ни в списках пропавших без вести: «У них исчез человек, ответственный за составление этих списков. Как выяснилось потом, он погиб. Кстати, на это ушло полгода, когда весной в лесополосе нашли его прикопанное тело. Короче, списки не велись, никому не делегировалось за эти месяцы. Кадров не хватает. Полный бардак».
По мнению Оксаны, нет смысла обращаться в военную прокуратуру и Минобороны: «Вся информация по спискам есть только в воинской части. Оттуда списки передаются выше. То есть никакой дополнительной информации в других учреждениях нет. Из прокуратуры приходили сплошные отписки. Министерство обороны мне ответило какую-то ерунду и то спустя несколько месяцев. Ответ пришел, а поздно. Мы уже похоронили мужа».
СПРАВКА По уставу, военнослужащим запрещено рассказывать родственникам сослуживцев о погибших. Но именно от них близкие чаще всего получают такие известия. Родственники постоянно жалуются на то, в военных частях информацию о состоянии и местонахождении бойцов не сообщают. А при обращении в вышестоящие инстанции, например Министерство обороны, люди получают бессодержательные отписки.
В поисках Вячеслава принимали участие не меньше сотни знакомых и незнакомых людей: «Как говорится, язык до Киева доведет. Меня довел до бывшего главврача госпиталя в Сватово. Он позвонил туда, и медсестра узнала, что поступало [тело]. Точно не знаю, как его узнали, может, по номеру жетона».
Как выяснилось, пока родные искали Вячеслава, его тело три месяца лежало в морге под другой фамилией. «Когда ребята привезли его в морг Сватово, они назвали сотрудникам Славину фамилию. Но его почему-то записали под другой. Поэтому мы его так долго искали», – объясняет Оксана.
Оксана подчеркивает: нужно добиваться того, чтобы воинская часть или военкомат оформили процедуру взятия ДНК у родственников и отправили все данные в ростовский морг. Без этого ее мужа так и не нашли бы. Поскольку все тела из украинских моргов поступают в Ростов, отец и сын Вячеслава почтой отправили туда свои кровь и слюну на экспертизу. Через месяц, в начале января, представитель части в морге сообщил о совпадении. Еще одним доказательством того, что тело под чужой фамилией действительно принадлежит Вячеславу, стала личная вещь на трупе – крестик. Кроме того сотрудники морга и части проводили опознание по фото и единогласно решили, что совпадения стопроцентные, несмотря на то, что со дня смерти прошло несколько месяцев.
13 января 2023 года Вячеслава похоронили.
«Иногда гроб делают с окошком, иногда нет. В зависимости от состояния тела. У нас был закрытый гроб. Мы долго решали, вскрывать или нет. Это незаконно, но нам хотелось убедиться, что это действительно он, ведь в такое не верится до конца. В итоге приняли во внимание факт, что было совпадение по ДНК и личной вещи, решили не вскрывать, не травмировать себя и оставить в памяти светлый образ любимого человека».
Оксана признается, что самым сложным было искать мужа – живым или мертвым: «Неизвестность сжигает изнутри. Ты не можешь строить будущее. И спустя месяцы ждешь хоть какого-нибудь известия: либо да, либо нет. Девочки в нашей группе даже порадовались за меня, когда он нашелся [мертвым]».
Источник: Ирина Новик, «ВотТак».
