То повышенное внимание, с которым в мире следили за американо-китайским саммитом в Сан-Франциско, стало очередным доказательством того, как все мы заинтересованы в стабилизации и верим – пусть для этого и нет объективных политических оснований – что если президент Соединенных Штатов и глава КНР о чем-то серьезном договорятся, эпоха конфронтации уйдет в прошлое.
Между тем сам тот факт, что декларирование готовности договариваться и разговаривать в дальнейшем уже воспринимается как важный результат, также свидетельство глубины разногласий, существующих между мирами – условным миром демократий и условным миром диктатур (условными, так как «попутчики» с другим политическим устройством есть в каждому из враждующих лагерей). На самом деле количество и глубина разногласий по принципиальным вопросам настолько серьезные, что скорее напоминают предвоенную атмосферу – ту, которая в ХХ веке была перед Первой и Второй мировыми войнами. И это мы говорим о китайско-американских отношениях в тени Тайваня – об американо-российских отношениях на фоне войны в Украине я уже не вспоминаю. Итак, есть ли реальные шансы решить эти проблемы путем диалога? Вряд ли. А путём войны?
Но война, которая, возможно, была бы лучшим выходом для диктатур, если они уже не могут убедить демократию жить по своим правилам – по крайней мере, не вмешиваться, когда диктаторы хотят доказать свое право с помощью силы, тоже выходом не выглядит. Просто потому, что это будет ядерная война – и это хорошо осознают в обоих лагерях.
Именно поэтому мы и оказались в этом удивительном гибридном мире. Мир демократий готов противиться миру диктатур – но так, чтобы не попасть в отрытое прямое противостояние. «Коллективный Запад» поддерживает Украину – но так, чтобы ни в коем случае не стать участником конфликта. Все согласны с тем, что Россию нужно побеждать на украинской территории – но так, чтобы война не перешла на международно признанную территорию России, и так, чтобы западное оружие не было использовано на этой территории ни в коем случае. Сама Россия также принимает эти правила игры – как бы аннексировала украинские регионы, но хладнокровно наблюдает, как западное оружие уничтожает ее военных на Донбассе или в Крыму. Каждая новая война становится полигоном для последующего конфликта. Второй конфликт вокруг Карабаха открыл эпоху применения дронов – и вот уже сначала Украина, а потом и Россия стали применять это оружие против вражеской инфраструктуры. Россия при этом фактически испытывает в своей войне дроны из Ирана, при этом сам Иран пытается понять, как его оружие применимо на Ближнем Востоке. Но и в противостоянии с Израилем Иран пытается не выступать самостоятельно, а использует в войне свои «прокси-армии» террористов… И это только начало противостояния следующих десятилетий.
Когда мы следим за встречами мировых лидеров, подсознательно стремимся, чтобы они своими договоренностями вернули нас в недавнее прошлое, где такой турбулентности, кажется, не было. Конечно, в прошлое хотели бы вернуться все – только в разное время. Путин – в 1991 год, когда еще был Советский Союз, украинцы – в 2014-м, когда еще не было убийств на Майдане и войны, Си Цзиньпин – в эпоху китайского экономического могущества. Но все мы прекрасно понимаем, что в прошлое вернуться шансов нет. Мы можем только построить будущее.
И следует осознать, что мы строим его в этом гибридном мире, в котором Россия фактически уже разрушила послевоенное международное право и постоянство границ в Европе (а в Азии или Африке такого права и так особо не было). По результатам войн и конфликтов, несомненно, возникнут новые правовые нормы – но для того чтобы принять участие в их создании, нам нужно выжить, отбиться и победить. Да – нам нужно выжить в гибридном турбулентном мире. И так, правила игры в этом мире окончательно будут зависеть от того, как мы отобьемся, потому что исторически Украина стала первой страной в Европе, часть территории которой после окончания Второй мировой аннексирована другим государством.
Так что наша задача – двигаться вперед, а не ждать возвращения в относительно безоблачное прошлое. Наша задача осознать, что главный экзамен, который мы сдаем, – это экзамен на выживание и сохранение государства и нации, а не на торжество справедливости (ибо справедливости можно дождаться только если выживешь). Наша война – одна из первых, однако вовсе не последняя в этот период турбулентности, и поэтому, когда мы попадем на периферию мирового внимания (а это обязательно произойдет на фоне других конфликтов), должны это сделать уже как страна, на территории которой закончатся военные действия.
Именно потому, что нападение на нас было как выстрел из стартового пистолета истории, напавшие на нас будут участниками многих новых конфликтов и постепенно будут деградировать в цивилизационном противостоянии. Наша главная политическая задача – стать свидетелями этой деградации, а не истощаться вместе с нашим врагом. Наша главная дипломатическая задача – сделать так, чтобы врага не изнуряли только нашими руками.
Мы можем добиться успеха, если осознаем, в каком мире действительно живем и какую роль будем играть – не с точки зрения наших желаний, а с точки зрения наших возможностей. Да, это будет очень странный мир – и еще долго несправедливый. Но поскольку диктатуры не смогут начать большую войну на исчезновение человечества, рано или поздно они проиграют демократиям в цивилизационном соревновании – это закон исторического развития.
Это то, что и будет нашей настоящей и окончательной победой.
Источник: Виталий Портников, Zbruc
