В Берлин приезжала обозреватель “Новой газеты” Елена Милашина. В офисе немецкой секции правозащитной организации “Репортеры без границ” она рассказала о том, как ее и адвоката Александра Немова прошлым летом похитили в Чечне и жестоко избили, о здоровье Рамзана Кадырова и о его сыне, о специфике работы оставшихся в России независимых журналистов, о военной цензуре. Весной прошлого года, после начала широкомасштабной войны России против Украины, сама Елена Милашина временно уехала за границу, но потом вернулась в Москву и продолжает работать корреспондентом по Чечне. Как ей это удается – в интервью DW.
– Елена, ваша последняя командировка в Чечню закончилась, скажем так, не очень удачно. Вас жестоко избили. Тем не менее вы собираетесь и далее заниматься темой Чечни, причем, из самой России. Что вами движет?
– Ситуация в самой Чечне. Из-за состояния здоровья Рамзана Кадырова, как я полагаю, в Чечне наступает важный момент. Возможна передача власти и изменение той модели правления Чечней, которую имплементировал Кремль много лет назад. Поэтому очень важно отслеживать ситуацию. Но и вообще. Чечня – моя тема. Я начала ею заниматься во многом из принципа. Мы (“Новая газета”. – Ред.) продолжили в 2007 году работу в Чечне после убийства Анны Политковской в 2006-м.
– Как на практике выглядит ваша работа? Насколько вы свободны в том, чтобы освещать происходящее в Чечне, и, например, ездить туда?
– Что касается работы в Чечне, то ни разу, за все годы, не было никакого даже намека на цензуру со стороны Москвы, Кремля, администрации президента. Единственный, кто меня останавливал, был мой редактор (Дмитрий Муратов, главный редактор “Новой газеты”. – Ред.). Но он это делал для моей защиты. А угрозы в мой адрес были всегда, были попытки нападения и были нападения. Но мы продолжали работать. Кадыров, конечно, очень опасный человек и, наверное, многие люди опасаются иметь с ним дело, боятся. И Кадырова, и высокопоставленных чеченцев. Но мы в газете выработали иммунитет против такого страха. У нас есть протоколы безопасности, но, правда, иногда они не срабатывают. Но мы намерены и дальше работать в таком серьезном и опасном регионе.
– Выступая в Берлине у “Репортеров без границ”, вы сказали, что с учетом цифровых технологий сейчас можно успешно сообщать о событиях в России и не из России. Может быть, и вы были бы более свободны в своей работе и освещении происходящего в Чечне, если бы, как многие ваши коллеги, тоже уехали из России?
– Когда журналисты уезжают, значит, их подталкивают к этому очень серьезные причины. Журналист, который работает на языке своей страны, для аудитории своей страны, с источниками из своей же страны, никогда сам добровольно от этого не откажется и не уедет. Да, российские журналисты, которые были вынуждены уехать, продолжают работать на русском языке для русской аудитории, но с профессиональной точки зрения они, конечно, многое теряют: работа в поле с источниками становится для них очень затруднительной, иногда вообще невозможной.
Это недобровольный выбор. И журналисты, которые уезжали, делали это для того, чтобы иметь возможность обойти военную цензуру в России. Я часто привожу в пример первую чеченскую войну. Ее, кстати, и сейчас в РФ можно называть войной, в отличие от ситуации в Украине. Журналисты могли ту войну освещать: могли приехать, увидеть все своими глазами, написать. И это невероятно сильно тогда повлияло на общество. Именно журналисты тогда сформировали в обществе антивоенные настроения. И власти тогда очень сильно этого испугались. И первые попытки регулировать СМИ, с точки зрения освещения военных действий России, были предприняты еще в 1995 году, когда президентом был Борис Ельцин. Путин только продолжил эту традицию.
– А как сейчас дела у “Новой газеты”? Как военная цензура сказывается на ее работе?
– Мы не можем освещать ситуацию в Украине так, как мы освещали ситуацию в Чечне, когда там шла война. И это очень тяжело. Приходится искать варианты, чтобы донести нашу позицию до людей, но нельзя об этом говорить прямо. Освещение всей остальной жизни в России пока еще не запрещено. Но, как мне рассказала недавно одна коллега, она приезжала на какую-то трагедию, когда что-то сгорело, погибли люди, и если раньше в такой ситуации невозможно было мест найти в гостинице, так много было журналистов, то в этот раз невозможно было найти никого из журналистов. И больше всего в этой ситуации пострадали сами граждане России – они остались без доступа к информации, к свободе слова.
– Давайте вернемся к началу нашей беседы. Вы сказали о предстоящих переменах в Чечне? Какие именно вы ожидаете?
– Я думаю, что в Чечне будет смена власти. Думаю, что правление Кадырова заканчивается. В первую очередь, из-за состояния его здоровья. И, возможно, уже в ближайшее время мы станем свидетелями ситуации, когда на смену Кадырову придет кто-то другой.
– Кто?
– Если бы не было “специальной военной операции” в Украине, то это мог бы быть какой-нибудь чеченский технократ. Поверьте, там есть такие люди, которые могли бы привести Чечню к ситуации, к модели, которая существует в других республиках Северного Кавказа – Ингушетия, Дагестан. Со своими особенностями, конечно, потому что наследие Кадырова еще разгребать и разгребать. Но стало бы больше контроля за республикой, меньше денег, изменились бы схемы функционирования бизнеса. И это не было бы разрушительно для Чечни.
– Это оптимистичный сценарий?
– Если кто-нибудь считает, что в Чечне поднимутся силы за независимость, то таких сил там нет. И лидеров таких там нет. И потенциала такого в Чечне больше нет. Люди пережили две страшные войны. Чеченцы – единственные в России, знающие, что это такое, когда на их дома падают бомбы. И они это помнят.
Мы сейчас находимся в другой ситуации. Я боюсь, что на место Кадырова может быть назначен российский военный. Для того, чтобы способствовать мобилизации чеченских мужчин для участия в украинской кампании.
Источник: Никита Жолквер, Deutsche Welle
