Французский философ Владимир Янкелевич сегодня известен не только тем, что создал собственную оригинальную научную концепцию, но и тем, что после Второй мировой войны последовательно отказывался изучать немецкую культуру, так как заключил, что эта культура не просто оказалась неспособной остановить Холокост, но и сам Холокост вышел из этой культуры. Янкелевича можно понять, его личная травма была не только французской, но и еврейской травмой. Сын родителей из украинской Одессы, покинувших погромную Российскую империю, он снова стал «человеком второго сорта» во Франции коллаборантов, едва выжил, сражался в Движении сопротивления. Отец ученого Самуэль Янкелевич переводил немецких философов, сам он вдохновлялся немецкой философией и – как музыковед – творчеством великих композиторов Германии и Австрии. Тем больше было разочарование времен войны, когда немецкая культура оказалась культурой смерти.
Но я вспомнил о выводах Янкелевича не только к тому, чтобы проиллюстрировать, что украинское отрицание русской культуры не является чем-то уникальным в истории войн. Скорее даже хрестоматийным. Войн, в которых гуманизируют противника и призывают обязательно изучать его писателей и слушать музыку его композиторов, в истории человечества как-то не наблюдалось. Не менее распространена и другая закономерность: после войны, когда страсти рано или поздно утихают, люди снова начинают читать и слушать тех, кто до недавнего времени был для них символами культуры смерти.
Но между травмой Янкелевича и травмой украинцев, отказывающихся от русской культуры, есть одно существенное отличие. Янкелевич, француз еврейского происхождения, мог после войны спокойно прожить без немецкого языка и культуры, потому что они были только частью его интеллектуального мира – и не родной частью.
Когда я слежу за эмоциями украинцев, отказывающихся от русской культуры, то замечаю, что для многих это отказ именно от своего, а не от чужого. И тогда я вспоминаю не столько выводы Янкелевича, сколько свои разговоры с друзьями в Израиле, которые были выходцами из немецкоязычных еврейских семей – именно немецкоязычных, не идишеязычных, это существенная разница. Представьте себе состояние человека, понимающего, что разговаривает с собственной матерью языком тех, кто убил их бабушку. Ну, я думаю, украинцам сейчас это нетрудно понять.
Единственным реальным выходом из этого цивилизационного пустоши – а может, пожара, а не пустоши – была эвакуация даже не в другое государство, а в другой язык. Кто-то перешел на латышский или русский, кто-то репатриировался в Израиль, чтобы и семейным, и культурным языком будущих генераций навсегда стал иврит. «Но моя мама до конца дней своих выписывала в свою квартиру в Тель-Авиве журнал “Шпигель”», – грустно улыбался один из моих собеседников.
Мои собственные эмоции ближе к эмоциям Владимира Янкелевича, хотя бы потому, что я никогда не воспринимал русскую культуру или язык как то, что мне принадлежит. Конечно, это важная часть моего собственного мира – было бы удивительно не замечать этого после двух десятилетий жизни в Москве, но в том-то и дело, что я могу обойтись без этой части, если пожелаю, – и мой мир станет другим, но не меньшим. И самое главное – останется моим, чего я не могу сказать о себе при отсутствии еврейской и украинской культуры. И именно этим, думаю, мое восприятие отличается от восприятия тех, кто свой отказ от русской культуры воспринимает как настоящую катастрофу, режет, можно сказать, по живому. И я с куда большим энтузиазмом воспринял бы безразличие, а не жертву. Потому что жертва означает еще и то, что человек воспринимает свой мир без русской культуры как пустыню, но готов отказаться от нее в знак протеста против войны, которую эта культура не остановила, даже обусловила – просто как в формуле Янкелевича. Но с чем этот человек остается?
И тут возникает самый главный вопрос будущего: как будет выглядеть послевоенная Украина, когда утихнут те же страсти – а они обязательно утихнут, иначе и не бывает. Вернется ли к нам русская культура и как будет выглядеть ее возвращение?
А это уже зависит от нас, от государства и общества. Если на новом повороте истории культура бывшей империи будет восприниматься как чужая даже теми, кто до недавнего времени считал ее своей, это будет важный цивилизационный поворот.
Важно только заполнить пустоту в душах этих людей.
Заполнить Украиной.
Источник: Виталий Портников, Zbruc.
