На этой неделе 18-летний Андрей Т. принес присягу в одном из высших военных учебных заведений Украины. Но мы не будем называть ни учебное заведение, ни имя и фамилию парня. И знаете, почему? Потому что после того, как он прошел сквозь настоящий ад, кто-то может упрекнуть парня в том, где именно он это сделал.
Немногим более четырех месяцев назад еще 17-летний Андрей был на непростом пути возвращения в Украину с временно оккупированной территории.
О том, что парень уже дома, в Киеве, в конце мая написала на странице Фейсбук вице-премьер-министр, глава Министерства по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий Украины Ирина Верещук, ведомство которой и лично она сама в тесном сотрудничестве с Украинской сетью за права ребенка (УСПР) занимаются возвращением депортированных юных украинцев домой.
«Сколько наших детей находится на временно оккупированных территориях, а также на территории России, доподлинно неизвестно, — говорит глава правления УСПР Дарья Касьянова. — Эту информацию могут скрывать. По данным портала «Дети войны», депортированных и принудительно перемещенных детей — 19,5 тысяч, но фактически их значительно больше».
Каждая история возвращения украинского ребенка, депортированного российскими оккупантами, непростая, не похожа на другие. За каждой стоит огромная работа многих людей и организаций. К сожалению, сейчас не каждую такую историю можно рассказать.
История Андрея особенная. Как и его друзья, он мог попасть в список 31. Список детей, которых в мае 2022-го оккупанты незаконно вывезли из Мариуполя в Россию или переместили по оккупированным территориям. Но парень всегда предпочитал сам определять свой путь.
«Как-то на официальный адрес Минреинтеграции поступило обращение службы по делам детей Деснянского района города Киева о том, что парня, который стоит у них на первичном учете, они обнаружили как незаконно перемещенного по временно оккупированным территориям, — вспоминает начало истории возвращения начальник отдела по делам депортированных департамента кризисного реагирования Минреинтеграции Наталия Емец. — Служба сообщила, что парень хочет вернуться на территорию свободной Украины, и предоставила его контакт. Тогда мы еще не знали подробностей — как Андрей оказался в Мариуполе, как потом его переместили в Шахтерск и как он оказался в Торезе.
Я передала номер его телефона волонтерам. Но когда с ним связались, Андрей ответил, что у него все хорошо, ему ничего не надо и никто его не перемещал. Однако буквально на следующий день вышел на связь сам. Оказалось, что парень просто не мог говорить, он хотел в Украину и просил о помощи.
Мы начали думать над тем, как забрать Андрея, находившегося под постоянным надзором в учебном заведении в Торезе. Но однажды он сам сел в автобус, купив билет на сэкономленные деньги и сказал, что едет к родственникам и скоро вернется.
Уже на следующий день, когда он был на полпути в Ростов, его начали разыскивать. Сказали, что сделали запрет на выезд из страны. Мы уговорили его выключить геолокацию и телефон. С приключениями, но Андрей таки смог доехать до Ростова, а потом и добраться до третьей страны.
Дорога, где парня так или иначе постоянно сопровождали волонтеры, заняла около недели. Выбравшись наконец из России, Андрей проспал целые сутки. А когда пришел в украинское посольство и увидел украинский флаг, как рассказывают очевидцы, расплакался. Уже по возвращении домой (в которое были вовлечены многие государственные и негосударственные организации) мы начали узнавать подробности истории парня».
Как оказалось, Андрей — киевлянин. Жизнь его не была простой с самого начала. В возрасте семи лет парень и его младшая сестра Таня (есть еще брат, судьба которого Андрею неизвестна) получили статус детей, лишенных родительской опеки. Позже маленьких киевлян взяла под опеку семья, и они оказались под Кураховым Донецкой области.
В подростковом возрасте отношения Андрея с приемной семьей окончательно испортились. Примерно за год до войны юноша обратился в службу по делам детей и отказался от опеки, сказав, что поступает в одно из мариупольских училищ и будет жить в общежитии. Однако окончить первый курс ему было не суждено — началось полномасштабное вторжение России в Украину.
«Общежитие было расположено на окраине города. Отключили свет. Бомбили левый берег. Мы с друзьями ездили смотреть, — вспоминает начало войны Андрей. — Потом у нас уже не было света и газа. Через неделю отключили воду. Прилеты были уже и у нас. И мы с друзьями решили переехать в центр города, я жил у друга. Бомбили сильно».
В первые же дни большой войны директор училища, который был официальным представителем Андрея, уехал из города. С тех пор никакого контакта с ним у парня не было. По словам Андрея, преподаватели просто бросили своих студентов на произвол судьбы. «Нас обещали вывезти, — говорит парень. — Но никто ничего не делал. И мы просто ушли. Уже потом всех, кто остался, вывезли… в Россию».
В Мариуполе Андрей с друзьями оставался до начала апреля 2022-го. По словам Наталии Емец, он рассказывал, как они ходили по разбомбленным объектам и искали еду. Как он видел, что люди ловили и ели голубей. Мне Андрей этого рассказывать не захотел. И я его понимаю. Вспомнил только, что пищу готовили на костре, разложенном во дворе; по воду ходил «на колодец» и к бойлерам; а за продуктами — в разбомбленные и покинутые магазины и торговые центры.
Первого апреля Андрей выбрался из Мариуполя. Никаких документов у него при себе не было. Сначала попробовал двигаться в сторону Запорожья, но не получилось. 25 дней провел со знакомыми в селе Андреевка, а потом решил идти в Донецк.
Добирался попутками почти сутки. Удавалось — документы не проверяли. Уже в Донецке его встретили боевики так называемой «ДНР» и отвезли в приют в городе Шахтерск, где находилось около 30 местных детей без родителей. Из Мариуполя, кроме Андрея, был еще один мальчик. Сейчас он — в России.
В приюте Андрей прожил девять месяцев. «Относились ко мне хорошо, — вспоминает он. — Потому что я многое пережил, так что меня уважали. И взрослые, и дети».
В июне 2022 года парню сделали свидетельство о рождении так называемой «ДНР». С ним он поступил в Торезский горный техникум. И, собрав нужные документы, получил российский паспорт — понимал, что он будет полезен. Хотя директор техникума не отдавал парню на руки всю причитающуюся ему стипендию, Андрей копил деньги, чтобы вернуться в Украину. Возможность начать путь домой появилась через три месяца.
«Я всегда поддерживал связь со службой по делам детей. Мы постоянно переписывались, — говорит парень. — Я сказал, что хочу домой».
О том, что собирается ехать, Андрей сообщил лишь своему тренеру по метанию копья. «Он хороший человек, ему больше 80 лет, — вспоминает мальчик. — Как-то я пришел поиграть в футбол. Там был тренер по легкой атлетике. Я был самым высоким, и руки у меня длинные. Он говорит: «Брось камень». Хотел хлест проверить. Я бросил дальше всех. И он сказал: «Будешь моим учеником». И учил.
Когда я сказал, что собираюсь бежать, он не поверил. Ответил: «Завтра жду на тренировку». Но назавтра я уже уехал».
Спрашиваю у Андрея: «Какие ощущения были, когда наконец добрался до Киева?». «Свободы, — говорит. — Было радостно. Я знал, что вернусь. Хоть как-то».
А еще парень очень хотел вернуть в Украину своего друга Игоря: «Мы вместе учились. Жили в одной комнате. Он мне как брат был, постоянно вместе».
«Первое, о чем Андрей попросил меня, когда мы встретились, было вернуть его друга Игоря, — вспоминает Наталия Емец. — В отличие от Андрея, парень остался в Мариуполе, его депортировали и даже устроили под опеку в российскую семью. И мы его вернули. Правда, это уже другая история».
Через два дня после возвращения, 1 июня, Андрею исполнилось 18 лет. «А что было бы, если бы день рождения ты отмечал там, на оккупированной территории?», — спрашиваю. — «Возможно, забрали бы на войну. Но я бы все равно не воевал. Что-то бы придумал. У меня был план, как выбраться. Хотел подать документы на загранпаспорт», — рассказывает парень.
И на вопрос о том, что посоветовал бы подросткам, оказавшимся в такой ситуации, как он, ответил: «Не бояться. Чтобы выжить. Но мне было уже все равно. Я не ценил жизнь. Ходил всюду. Но как-то выжил. Хотя под обстрелами был много раз. Человек ко всему привыкает. Я привык. Вынужден был привыкнуть».
После возвращения домой Андрею помогли с документами. В Киеве у парня есть квартира, которую ему оставила бабушка. Однако она в ужасном состоянии. Сейчас общественные организации делают там ремонт. Встал вопрос: что дальше?
«Я поступил в высшее военное учебное заведение и сейчас учусь, — рассказывает юноша. — Честно говоря, я не очень знал, куда поступать. Мне исполнилось 18 лет, и я хотел пойти воевать. Чтобы помочь вернуть Мариуполь».
Однако Наталия ответила: «Нет, так не пойдет. Иди пока учиться». «Это светлый парень, — говорит она. — И как-то так получается, что к кому в отношении него ни обращаешься, все сразу поворачиваются лицом. Надо отметить, он не подводит. Надеюсь, так у него будет и дальше».
«Я всегда на какой-то территории, — сказал мне Андрей в конце разговора. — Четыре года в детстве был в приюте. Потом год — в так называемой «ДНР». Теперь — в военном учебном заведении. Но здесь хорошо. Режим, хоть и есть, но другой».
И на вопрос о планах ответил: «Жить. Развиваться. Развивать карьеру, страну».
Источник: Алла Котляр, «Зеркало недели».
