Школьников, родителей и учителей в новом учебном году ждет еще больше военизированной пропаганды и “уроков патриотизма”: в курс ОБЖ включили “Начальную военную подготовку”, опубликована программа новых “Разговоров о важном”, в учебниках по истории авторства Владимира Мединского – главы про “специальную военную операцию” (так в России называют военное вторжение в Украину), а в контурных картах для географии – “новые регионы” (это принятый российскими властями эвфемизм для оккупированных украинских территорий). Осложняются все эти нововведения, о которых подробно рассказывает Настоящее Время, тем, что по шести предметам все без исключения школы России переходят на ФООП – Федеральные основные образовательные программы. Говоря простым языком, саботировать “патриотические уроки” больше не получится: учителя не могут не провести то или иное занятие, отклоняясь от темы или учебного плана, если они утверждены Минпросвещения.
Есть ли в этих условиях шанс оградить детей от пропаганды, кто больше подвержен ей – старшеклассники или младшие школьники, и что могут предпринять родители и учителя, несогласные с милитаризацией детства и прославлением войны – об этом Настоящее Время спросило преподавателя и психолога.
Критическое мышление или риск дезадаптации: старшая и средняя школа
Глава общественной организации “Альянс Учителей” Даниил Кен считает, что пропаганда слабее действует на старшеклассников – у них есть возможность обращаться к альтернативным источникам информации. А вот учащиеся 5–9 классов и младшей школы находятся в большей опасности, нежели выпускники:
“С историей произошли главные изменения – это, конечно, девятый, десятый, одиннадцатый класс. Сейчас все обсуждают учебник для старших классов, но, мне кажется, незаслуженно мало уделяют внимания тому, что модуль по новейшей истории добавили в девятый класс – это средняя школа. По хронологии, грубо говоря, от Ленина до аннексии Крыма примерно, целое столетие взяли. Понятно, что когда какие-то более современные события, политически, идеологически окрашенные, дают в более младшем возрасте (когда в силу объективных причин меньше каких-то способностей критически оценивать информацию), это несет политическую задачу”.
Психолог Анастасия Рубцова считает, что новый учебник истории и учебники вообще – не самая большая проблема для школьников и родителей: “Мы все были маленькими и мы все помним, что учебник по истории – это не самое увлекательное чтение. А судя по тому, как его описывают, новый учебник – еще менее увлекательное чтение. Всегда можно увлечь ребенка тем, что называется сторителлинг: у нас никакая художественная литература пока не запрещена. И я слышала, что даже в новом учебнике истории предлагается прочитать “День опричника” Сорокина и “Прокляты и убиты” Астафьева – тут уже на уровне того, что не запрещено, мы получаем очень разный спектр мнений. Потому что то, что написано у Астафьева, идет вразрез с тем, что написано в учебнике по истории, и тем, что говорит официальная пропаганда”.
В средней школе, говорит Рубцова, уже можно научить ребенка анализировать события, чтобы он сам мог составлять мнение о тех или иных высказываниях, услышанных в школе: “Мы можем учить ребенка критическому мышлению, более того, мы должны это делать. Это поможет ему не только противостоять пропаганде, но и вообще противостоять много чему в жизни. То, что ни одна из точек зрения не является истиной в последней инстанции. В пятом классе это еще немножко сложно укладывается в голове, но у девятого класса уже нормально укладывается. Критическое мышление – это то, что может нас спасти”.
Насколько сильно в действительности на детей в возрасте 10–15 лет влияет госпропаганда, определить невозможно, говорит Даниил Кен: “Мы видим примеры, когда всех ужасает, что старшеклассники маршируют, участвуют в каких-то акциях. Но нам прислали аудиозапись, сделанную на уроках, восьмой-девятый класс, когда учитель какую-то ахинею рассказывает, – и слышно по смешкам, каким-то коротким репликам в классе, какая там атмосфера, что все понимают, какая это ерунда. Но в целом, глобально в цифрах, как это все работает, не оценить”.
В то же время резкое давление и противоположная официальной государственной политике точка зрения со стороны родителей может навредить ребенку, рассказывает психолог Анастасия Рубцова: “В пятом-девятом классе они уже лучше, [чем ученики начальных классов], фильтруют то, что из дома донесут до школы. Но здесь мы с какой проблемой сталкиваемся: на самом деле, образование – это система, которая ребенка адаптирует к социуму. И если мы начинаем сильно пытаться говорить какие-то вещи противоположные, идущие вразрез с официальной доктриной, то ребенку потом бывает очень сложно. Как он будет экзамены сдавать? Что он будет на них говорить? И вообще понятно, что он рискует оказаться в ситуации изгоя. Рискует оказаться в ситуации дезадаптации. Я не говорю, что это означает, что нужно просто сложить руки и смотреть и слушать, что говорит официальная пропаганда детям в пятом классе. Но надо понимать, что когда мы в ребенка пытаемся “впихнуть” другую правду, нужно, чтобы она все-таки как-то дополняла существующую вокруг него реальность. Даже не то, что в учебнике написано, а просто чтобы она не шла сильно вразрез с реальностью. Тут нужно думать о том, что дальше его будет лучше адаптировать”.
“В 7–9 лет нет возможности сопротивляться”. Пропаганда в начальной школе
В учебниках для начальной школы пока нет глав о войне, но акции по сбору подарков для “бойцов на спецоперации” и открытки на фронт присутствуют в жизни дошкольников и учеников младших классов уже больше года. Даниил Кен считает, что такая пропаганда намного успешнее прямых рассказов о войне:
“Пропаганда в школах более успешна в младших классах. Что происходит в начальной школе: там еще могут не рассказывать буквально про распад СССР и всю эту геополитическую чушь, но детей вовлекают в какие-то другие формы прямой поддержки войны: сбор посылок, написание писем и так далее – и сопровождают это какими-то рассказами околоисторическими. Что был Илья Муромец, защитник, герой национальный и так далее, русский богатырь – и вот сейчас русские богатыри-патриоты спасают отечество. И хотя с точки зрения фактологической лжи это не такой прямой рассказ, как рассказывают старшеклассникам, но с точки зрения вовлечения в поддержку войны – с поправкой на возраст, так как это происходит в 7–9 лет, – это может быть гораздо более эффективная пропаганда. Потому что у детей нет возможности хоть как-то ей сопротивляться. Если это рассказывает любимая учительница, даже если дома родители стараются это как-то нивелировать, это все равно фактор невротизации для детей: контраст между родителями и любимым учителем, тем, что говорят дома, – и в школе”.
О том, насколько сложнее оградить ребенка от пропаганды в начальной школе, говорит и Анастасия Рубцова:
“Младшая школа – это совсем отдельная история. Что тут можно сделать? Наверное, ничего. Понятно, что это тот возраст, когда родитель – большой авторитет, но с другой стороны, школа – тоже большой авторитет, а иначе зачем туда вообще ходить? В маленького ребенка пытаться впихнуть одновременно две правды, конфликтующие между собой, – мы получаем шизофрению. С одной стороны, ему тяжело, с другой стороны, мы понимаем, что ребенок начинает приходить в школу и рассказывать, что ему дома рассказывают родители. Плюс он может что-то неправильно понять, что-то неправильно передать – и в итоге родители буквально оказываются под угрозой уголовного или административного преследования. Поэтому тут я бы наверное ни к чему родителей призывать вообще не стала”.
Семейное образование: как минимизировать контакт с системой
Лучший вариант защиты от школьной пропаганды – минимальный контакт с системой, считает Анастасия Рубцова: “Лучше не требовать от ребенка, чтобы он что-то внутри противопоставлял, формировал какую-то другую правду, которую он противопоставляет официальной, это для детей все-таки очень сложно. Это и для взрослых, как мы видим, для многих запредельно сложно. Лучше делать так, чтобы [ребенок] с ней по минимуму сталкивался. Если невозможно его совсем от этого изолировать, то хотя бы по минимуму”. Для детей не столько важна школьная программа, сколько социальная жизнь, говорит психолог: “Дети не очень любят учебники, дети любят всякую внешкольную деятельность, поэтому всегда есть возможность подобрать, если это родителям важно, кружки, спортивные секции, группы по интересам. Какие-то места, которые больше соответствуют родительским ценностям, если родители хотят уводить [ребенка] от официальной пропаганды”.
В прошлом учебном году, когда в школах ввели “Разговоры о важном”, “Альянс учителей” распространял шаблоны для родителей, помогающие освободить детей от этих по факту необязательных, “внеурочных” занятий. Но теперь, с появлением новых учебников как минимум по истории и ОБЖ, “защищенных” обязательностью программ, написание заявления не поможет.
“Тут как будто бы урок в обязательной программе, это уже не “серая зона”. Но есть просто прямой механизм, который заключается в следующем: закон “Об образовании”, статья 17-я, говорит о том, что есть три формы образования: очная, надомная, когда учитель приходит (допустим, ребенок болеет), и семейная форма. Есть право на выбор смешанной формы обучения – очная и семейная, – говорит Даниил Кен. – Даже если ребенок успевающий, здоровый, все хорошо, семья имеет право забрать его на смешанную форму. И есть статья 34-я того же закона, которая говорит, что независимо от причин родители имеют право со школой согласовать так называемый индивидуальный учебный план. Можно конкретно взять из плана – это называется календарно-тематическое планирование на год – когда и в какой последовательности тема изучается в школе. Просто уроки посмотреть, на которые вы не хотите ребенка пускать, и в этом учебном плане согласовать – такие-то темы по таким-то предметам ребенок проходит в рамках семейной формы обучения. Со школой лишь согласовывается дата и форма аттестации, это прямой механизм”.
“Я подозреваю, что несмотря на то, что это право прописано в законе, школы будут этому сопротивляться, – полагает глава “Альянса учителей”. – Мы предложим такую форму для родителей, посмотрим по обратной связи, работает это или не работает. В теории по закону такая возможность есть. Минпросвещения в своем письме [от 2021 года] рекомендует согласовывать этот индивидуальный план сроком на академический год не позднее, чем за две недели с момента поступления заявления от родителей. Родители могут подать заявление когда угодно – школа это может согласовать в сентябре, ноябре, тоже когда угодно. Но мы рекомендовали сделать это уже в середине августа. Чтобы если школа руководствуется этими рекомендациями Минпросвещения, уже к сентябрю все это дело было согласовано между школой и родителями”.
Психолог Анастасия Рубцова полагает, что изменения нынешнего года и запланированные на потом не останутся в школах надолго: “Мне кажется, родители, которые очень сильно пугаются современной системы образования, они немножко проваливаются в кроличью нору, в депрессивный туннель: им кажется, что сейчас все ухудшилось – и оно так и застынет навсегда. На самом деле, мы с вами видим, что ситуация очень быстро меняется, и явно она будет меняться дальше, в какую сторону – непонятно. Мы выяснили, что дно недостижимо, но совершенно все будет не так, как оно есть сейчас. В этом учебном году нам нужно адаптироваться к одной реальности, к следующему учебному году, я уверена, реальность будет другая, и к ней снова придется адаптироваться”.
Источник: «Настоящее время».
