24 марта Казанский гарнизонный военный суд рассмотрит иск бывшего добровольца национального батальона «Алга» к военному комиссариату Татарстана и своей воинской части. По истечении четырехмесячного контракта он и его сослуживцы сдали оружие и написали рапорты об увольнении. Документы подписали командиры роты и батальона, но командир 72-й бригады отказался ставить подпись без объяснения причин. Тогда казанские добровольцы самовольно оставили часть и вернулись домой.
Сейчас в отношении этих добровольцев ведется проверка по уголовному делу по части 5 статьи 337 УК («Самовольное оставление части или места службы продолжительностью свыше одного месяца в условиях вооруженного конфликта») и статье 338 УК («Дезертирство»).
«Важные истории» записали монолог одного из вернувшихся бойцов, попросившего об анонимности, и узнали у правозащитников, насколько массовыми могут стать подобные дела.
«Посадят ― значит, посадят. Просто получается неприятно»
— Меня контузило [во время контрнаступления украинской армии] на Херсонском направлении, на правом берегу Днепра. Мы стояли в 800 метрах от них, держали оборону, чтобы они не пошли. Сами штурмовать не могли: они стояли на высоте, мы внизу, нас видели как на ладони. Много людей [из батальона] погибло. Может быть, половина.
Рядышком хлопнуло, и ударной волной меня накрыло. Я общался с комбатом, не успел даже в окоп залететь. Там всё было на адреналине, в постоянном напряжении, которое не ощущалось. Только после [отступления российских войск из Херсона], как нас начали выводить на другую сторону Днепра, организм остыл и все началось. То давление, то ноги [болят]: ходить я почти не мог.
Я обратился в один госпиталь, потом в другой ― дали таблетки от давления, которые не помогали. Контракт кончился. Мы написали рапорты на увольнение. Один экземпляр рапорта начальник штаба забрал себе, его сняли, поставили другого, и рапорт типа «потеряли». Когда вышли на эту [левую] сторону Днепра, мы нашли наш склад, где хранятся боеприпасы, и сдали оружие.
Группой в пять-шесть человек мы решили выйти на «эту сторону» [в Россию] ― остальные выходили по-другому. На КПП вопросов никаких никто не задавал. У меня был рапорт, подписанный командиром роты и комбатом. Сначала уходили на попутках. Потом машина увозила. Мы нашли госпиталь, но нас не приняли без направления. Тогда мы решили ехать сами в сторону дома.
Коллективно мы обращались в военную полицию. Уже три месяца выясняем, [почему не подписали приказ об увольнении]. Везде написано, что добровольцы спокойно могут уволиться. Нам и деньги не платят, и не увольняют. Нет никакого статуса (удостоверения участников боевых действий не дали. ― Прим. ред.).
По прибытии в Россию я написал в военкомат: и про ноги, и что неврология, и в голове лишняя жидкость. Там ни ответа, ни привета. А по итогу пытаются дело пришить. Меня тоже вызвали туда [в Следственный комитет]. Я написал, как я вышел, зачем я вышел.
По списку Следственного комитета нас было 15 человек. Пять-шесть человек отдохнули и обратно уехали. В списках они до сих пор числятся «пятисотыми» (дезертирами. ― Прим. ред.), хотя двое сейчас в госпитале лежат, а остальные под Угледаром погибли.
Мне 41 год. До войны я работал в пожарной охране, потом автомехаником в Москве ― получал 200–250 тысяч [рублей]. Добровольцем пошел, потому что пацанов молодых было жалко. У знакомых сын 20 лет срочку служил, его как-то уговорили, подписал контракт и уехал [на войну в Украину], месяца не пробыл ― его убили. Я подумал, что я все равно опытнее, чем молодые парни.
Я по срочной службе прошел Вторую чеченскую войну. С 1999 по 2000-й. Первое время спать было тяжело, зубы по ночам скрежетали ― и сам не спал, и другим не давал.
Эта война [в Украине], конечно, более жесткая. Здесь работают дроны. У нас тоже есть, для нас [Татарстан] покупал очень дорогие дроны. Но в итоге [украинцы] их «сажали». Надо бы придумать, чтобы до нас их дроны тоже не долетали. А получалось, что мы из автомата дрон сбиваем, и буквально в течение трех секунд [по нам] начинает прилетать артиллерия либо миномет, либо арта. В атаку не пойдешь и не укроешься, потому что тепловизоры работают. Тяжело воевать очень.
У мобилизованных все намного лучше. По военному билету я как командир взвода получал 147 тысяч [рублей], а мобилизованным, получается, 185–195 тысяч плюс доплаты — зарплата выходит 200 с лишним. Мы когда уходили, мы сами себе все покупали: теплые вещи, глушители, каски, перчатки тактические, обувь. Тысяч 60–70, наверное, вышло.
Оружие тоже было проблемное: начинает стрелять и потом клинит, пока не почистишь. Техника [боевая] была 1973, 1978, 1964 года [выпуска], она даже не стреляла. Когда мы заходили [в Херсонскую область], у нас было десять единиц [техники], пять единиц даже не доехали. Остальные в течение недели поломались, одна [боевая машина] более-менее ходила туда-сюда и в итоге тоже встала.
Я когда сейчас телевизор смотрю, мне плеваться хочется. По телевизору не говорят об этом, но 6 февраля [при наступлении] в сторону Угледара батальон «Алга» положили практически полностью. После положили оренбургский батальон, башкирский батальон. Там, где были именно добровольцы. Мой товарищ-сослуживец, который сейчас в госпитале, рассказывает, что разведки не было, артобстрела разведочного не было. В каждом БТРе по восемь-десять человек, а как поехали [в наступление] ― некоторые даже не поняли, что произошло, [когда их атаковали].
После этих войн уже нет страха: посадят ― значит, посадят. Просто получается неприятно. Вроде пришли добровольцами, а получается, что мы еще и плохие. Очень обидно за правительство. То, что ведет себя именно так. Я не знаю, может, правительство полностью деньги выделяет, но не доходят они до нас. Хотя мы свое дело сделали, отработали контракт. И обидно, что там воюем с противником, а сюда приходишь и тоже начинаешь воевать.
Возможный прецедент
О том, что добровольцев из нацбата «Алга» не отпускают домой, несмотря на истечение четырехмесячных контрактов и соответствующие рапорты, в конце октября написала «Вечерняя Казань».
Изданию «Реальное время» местный военком пояснил, что добровольцы не получили приказ об увольнении из-за объявленной Владимиром Путиным мобилизации. Издание направило запрос в военно-следственное управление СК России по Центральному военному округу с вопросом о том, сколько уголовных дел возбуждено против добровольцев, самовольно покинувших часть по истечении прописанного в контрактах срока. Ответа от ведомства еще не было.
Интересы двух вернувшихся бойцов батальона «Алга» ― Айрата Абдуллина и Антона Самойлова ― представляет казанский адвокат Лаврентий Сичинава. Они подали в суд иски с просьбой обязать Татвоенкомат принять меры по рассмотрению их рапортов от 25 декабря, а военную часть — «решить вопрос о предоставлении отпуска, увольнения с военной службы путем вынесения соответствующего приказа».
По словам адвоката, дело может стать прецедентным. 4 ноября начал действовать федеральный закон № 419, согласно пункту 7 статьи 1 которого россияне «подлежат исключению из добровольческого формирования» в связи с истечением срока контракта о пребывании в добровольческом формировании. «Как сказали следователи, следственная группа создана, время позволяет, будем всех остальных подтягивать [под уголовное дело]. Но указ президента [о мобилизации] по Конституции не может быть выше федерального закона, ― подчеркивает защитник. ― Если суд удовлетворит наши исковые требования, то, во-первых, это прямая дорога к тому, чтобы в отношении вернувшихся добровольцев уголовные дела не возбуждали. И это будет серьезное подспорье другим. Как так: командир бригады одним законом руководствуется, а командир батальона ― другими?»
Остальные вернувшиеся бойцы казанского батальона заключили контракт с другим адвокатом ― «по поводу выплат и увольнения со службы». По словам собеседников, «им прислали бумажку, что выплаты будут в марте, но выплат никто не получил», а затем возбудили уголовные дела и обязали подписать подписку о неразглашении.
В отличие от военнослужащих по контракту, статус добровольческих формирований закреплен в Федеральном законе от 31 мая 1996 года № 61-ФЗ «Об обороне», отмечает военный юрист Максим Гребенюк. «Если гражданин не заключил контракт о прохождении военной службы с Минобороны, то срок его службы ограничен тем, что указан в контракте о пребывании в добровольческом формировании. Следовательно, по истечении указанного срока он подлежит увольнению», ― резюмирует он.
Источник: «Важные истории»
