«Они пьют — от страха». Что происходит в закрытом военном посёлке Еланский, где умирают мобилизованные


ФОТО: "Новая вкладка"

В военном городке в Свердловской области, куда свозят мобилизованных со всего Урала, несколько месяцев пытались бороться с пьянством. Но запрет на продажу алкоголя не остановил собирающихся на *** (спецоперацию) мужчин: они, по словам местных, живут, «как в свой последний день». Почему мобилизованные в Еланском военном гарнизоне пьют до смерти — в репортаже «Новой вкладки».

Все имена героев изменены в целях их безопасности.

«На**й мне эта коробочка нужна»

Еланский (среди местных просто Елань) — военный посёлок в Свердловской области, куда свозят мобилизованных Урала и Сибири. Тут живёт около семи тысяч человек, в основном, военные и их семьи. В посёлке несколько кварталов серых пятиэтажек, некоторые из них без дверей и окон, завалены мусором и заброшены. Тут же находится крупный центр подготовки солдат-срочников, на территории которого и живут мобилизованные, ожидая отправки на *** (спецоперацию). За посёлком, в степи и лесу — учебные полигоны, оттуда время от времени доносятся звуки взрывов.

В закрытый посёлок могут попасть только машины с пропусками. В чате Еланского гарнизона, куда вступают жёны мобилизованных, есть номер местного такси, которое забирает приезжих у железнодорожной станции и провозит через КПП. Ранним утром в такси никто не отвечает. Звоним по одному из номеров, который нам даёт женщина за стеклом ж/д кассы. Приезжает Соня. На КПП она протягивает карточку-пропуск, мужчина кивает и нас пропускают без досмотра.

— Вот, кабак «Бункер», магазин «Монетка» и церковь, — постукивая пальцами по рулю в ритм музыке, показывает Соня главные достопримечательности Елани.

Рассвет над Еланским военным гарнизоном. ФОТО: “Новая вкладка”

Рассвет над Еланью ясный и чистый. Но через каждые несколько метров на дороге лужицы мочи и рвоты с вкраплениями застывшей каши или остатков супа. За зданием солдатской бани на снегу лежит пустая бутылка из-под водки. Смятые пивные жестянки торчат из сугробов. На улицах пустынно, но изредка проходят мужчины в военной форме и чёрных шапках или балаклавах. У них шевроны с буквой «Z» в цветах триколора.

Время от времени встречаются срочники. Их легко отличить: у них другая форма, без шевронов и чёрных шапок. Это молодые и безбородые парни, часто с робким или испуганным взглядом. Один из них спрашивает у меня, где находится госпиталь. Некоторые кажутся совсем потерянными, особенно на фоне мобилизованных.

Торговый центр «Бункер» — местная точка притяжения. Здесь находятся одноимённое кафе, продуктовый «Монетка», магазин одежды и сувениров, где можно купить кальян, флягу в виде пистолета или медаль «Участнику военной операции в Сирии». Есть отдел с мягкими игрушками — их покупают мобилизованные, которые готовятся увидеть родных после ранения или едут в короткий отпуск. Тут же — салон красоты «Чародейка», где за отдельную плату предлагают мытьё головы без стрижки.

Вход в кафе с улицы. На вывеске — девушка с венком на голове и в вышиванке. В зале приглушённый свет, на стенах висят копии картин «Утро в сосновом лесу» и «Охотники на привале». Начало десятого утра, но внутри уже собираются первые посетители — это мобилизованные. Они в форме, у кого-то распахнуты армейские куртки или сдвинуты набок шапки. Сидят за столами. Жуя и сплёвывая, мужчины перекрикиваются, обсуждая военную технику:

— Парни, у вас высоких до**я?
— Да не особо.
— Там нормально, высокие тоже помещаются.
— Да? Ну, я — метр восемьдесят шесть. На**й мне эта коробочка нужна. Я бы лучше с гаубицами покатался. Люк заварят и всё.
— Лучше эта коробочка, чем мина. У сапёра ноль шансов на выживание.

«Хочу и выпью»

У входа в кафе, как и у «Монетки», вмёрзли в асфальт кляксы крови. На бетонных блоках — наледь, вся в следах от бутылок и банок. Тут же стоит компания. Крепкий мужчина в форме опрокидывает в себя банку пива и долго пьёт, задрав голову. Прошу у одного из мужчин зажигалку — от него пахнет перегаром и несвежим бельём.

О том, что мобилизованные в Еланском гарнизоне пьют сверх привычной меры, с осени говорят местные жители и обсуждают эту проблему в местных чатах.

«Елань привыкшая ко всему. Претензий нет ни у кого, просто, судя по событиям, половина людей вообще отбитые наглухо», — писал создатель одного из Telegram-чатов. Ему ответил, по-видимому, один из мобилизованных: «В городке разберитесь с теми, кто мимо кассы продаёт бухло этим алкашам, поверьте мне, я знаю, что они ходят и где-то покупают не в магазине». Он же высказался: «…я хочу и я выпью, себя я контролировать умею». Ему ответил администратор чата: «Вы вчера в две группы писали и узнавали, провозят ли алкашку в гарнизон. Мол, что вам культурно выпить надо сегодня…»

«Меня муж, когда я в Елань приехала, до магазина одну не отпускал, говорит, аккуратнее, тут мобилизованные некоторые капец как себя ведут. Хотя он сам мобилизованный». «А я еду на выходные к родителям и хочу спокойно ходить, не бояться мобилизованных. Всё понимаю, вы как последний день живёте, но представьте ваших жён и детей на нашем месте, вам бы приятно было?», — пишут женщины в том же Telegram-чате.

Мобилизованный покупает водку ФОТО: “Новая вкладка”

С начала мобилизации в Еланском гарнизоне по подтвержденным данным скончались шестеро мобилизованных. Из них две смерти напрямую связаны с употреблением алкоголя: один мужчина был пьян и захлебнулся рвотой, у другого из-за выпивки случился эпилептический припадок. Третий мобилизованный совершил суицид. Четвёртый, Денис Козлов, умер уже дома — при вскрытии причиной смерти назвали цирроз на фоне алкогольной кардиомиопатии (то есть поражения сердечной мышцы — прим.ред.). Козлов успел рассказать брату перед смертью, что в части его избили. Ещё одного мужчину не откачали после сердечного приступа. Шестой мобилизованный из Елани, Евгений Дузь, умер в ковидном госпитале Челябинска, куда его доставили в тяжёлом состоянии.

Офицер военного городка в декабре рассказывал СМИ, что мобилизованные из военкоматов приезжали в Елань уже пьяными и привозили с собой целые сумки и рюкзаки водки.

О пьянстве, правда, в другом уральском учебном центре, куда свозят мобилизованных, говорила омбудсмен Татьяна Москалькова после посещения екатеринбургского 32-го военного городка:

— В 32-й военный городок приезжали мобилизованные не из нашего региона, были случаи серьезной степени опьянения. Я всё это видела своими глазами, — заявляла она.

Утром на улицах Елани пустынно, изредка проходят мужчины в военной форме и чёрных шапках или балаклавах. ФОТО: “Новая вкладка”

В октябре 2022 года проблема с пьющими мобилизованными в Елани обострилась до того, что в посёлке ввели «сухой закон». В сетевых магазинах вроде «Бристоля», «Монетки» и «Фасоли», и в местных «Водолее» и «Надежде», а также в нескольких алкомаркетах продажи алкоголя ограничили или прекратили совсем.

«Ситуация с пьянством выправилась, дисциплина повышается. После нашего вмешательства один магазин полностью прекратил торговлю алкоголем, второй ограничил время торговли двумя часами в сутки», — отчитался в начале октября депутат Госдумы Максим Иванов во «ВКонтакте».

О том, что проблема с пьянством решена, в интервью «Комсомольской правде» заявлял и неназванный врио заместителя командира войсковой части по военно-политической работе. Он подтвердил, что мобилизованные покупали алкоголь, но затем, по его словам, сотрудники военной прокуратуры Еланского гарнизона и Камышловской межрайонной прокуратуры вышли на представителей торговых точек. После чего продажа алкоголя на территории гарнизона была запрещена.

«Идти не могут, дебоширят, всё разбивают»

Прочитав о запрете продажи алкоголя в посёлке, идём к местному алкомаркету в уверенности, что он не работает. Но магазин открыт и торгует в обычном режиме. Стеллажи заполнены бутылками водки, пива и вина. На полу — нагромождение нераспакованных коробок с алкоголем.

Перед нами к стеллажам, пошатываясь, протискивается покупатель. На нём грязная военная форма, шапка стоит колом, от него сильно пахнет немытым телом и перегаром. Мужчина трясущимися руками берёт со стеллажа бутылки водки. Одну. Вторую. Третью. Относит прозрачные бутыли на кассу. Заплатив, бережно складывает их в армейский рюкзак.

— И сигареты «Кэмел», — хрипит он, заплетаясь языком.

Я подхожу к продавцу:

— Мне говорили, что здесь алкоголь не продаётся…
— Алкоголь тут действительно не продавался до новогодних праздников. Командование звонило нашему руководству, нам даже блокировали кассы на три месяца, но потом открыли продажи и пока не закрыли, — говорит он. — Мы по закону не имеем права не продать, и мобилизованные пьют до состояния свиней. Они идти не могут, постоянно дебоширят, всё разбивают. Я бы сказал, что тут небезопасно. Контрактники, да и обычные парни, не призывники, ведут себя спокойно.
— А почему они так много пьют?
— Не могу сказать. Наверное, голову от денег снесло — им по 200 тысяч дают. Вот даже сейчас перед вами мужик зашёл и три бутылки водки купил, он уже угашенный с утра.
— Как вы их отличаете от срочников?
— Легко отличить, — поясняет продавец. — Они неопрятно выглядят: их только раз в неделю в баню водят мыться. Когда они только приехали, был полный свинарник, они лежали на территории все ублёванные. Это горькая правда. . Парни сами сюда заходят и мне рассказывают, что кто-то себя истыкал ножом или кто-то захлебнулся в своей рвоте. Предполагаю, что смертей тут намного больше, а официально — только три (официально на январь 2023 года в Елани умерло шесть мобилизованных — прим.ред.).

Продавец считает, что не всю информацию публикуют и «всё вдвойне скрывается», потому что «уже приезжало высшее командование, и были проблемы».

В большом окне «Монетки», что в том же здании, маячат ещё несколько мобилизованных. Все они складывают в пакеты бутылки водки.

«Выпили весь одеколон»

Возле одного из зданий дворник соскребает лопатой слой жёсткого снега. Рядом ступени, покрытые льдом — с них на бубликах съезжают дети, чуть не сбивая прохожих с ног, на которых те и так еле держатся. На снегу — бычки и следы от плевков.

«Видишь, ходят, — дворник указывает рукой на компании шатающихся солдат. — Мобилизованные пьяные бродят. Их видно, они отличаются. Здесь их было очень много — семь с половиной тысяч: Пермь, Челябинск, ХМАО, с местных деревень. Сейчас уже меньше».

На снегу много «артефактов»: то тут, то там лежат пивные банки или бутылки из-под крепкого алкоголя. ФОТО: “Новая вкладка”

В конце сентября мобилизованные жаловались, что пункты сбора переполнены — в еланскую часть, рассчитанную на 3500 человек, прибыло вдвое больше. Люди спали на голом полу, а на территории гарнизона пришлось развернуть палаточный лагерь. Врио военного комиссара Свердловской области Сергей Чирков после жалоб мобилизованных заверял журналистов, что в Еланском гарнизоне «собралось определённое количество граждан, но это не значит, что там что-то переполнено» и что «все нормы соблюдаются».

Местные рассказывают, что теперь большинство мобилизованных живут не в казармах, как срочники, а в палатках. Им возят дрова, они сами их пилят и колют, сами растапливают себе печки, чтобы обогреть палатки.

— Вот эти пьяные ребята тут — это не исключение? — спрашиваем дворника в Елани.
— Не-е-ет. Вон идёт, видишь? — указывает он на проходящего рядом мужчину, у которого из кармана армейской куртки торчит коробка сока. — Это у него не сок. Там водка или коньяк. Здесь система у них уже проработана.
— А как они себя ведут, когда выпивают?
— Очень плохо. Их столько тут в хирургии в госпитале лежит — дерутся, руки-ноги ломают, друг друга и себя режут. Кошмар. От них тут уже все устали, но деваться некуда. Позавчера парня увезли, 43 года. Его отсюда, уже мёртвого, отвезли в Тавду в военкомат. Он здесь сам повесился или кто-то его — нам не говорят, от чего умер. Думаю, кто-то его ножом пырнул или он сам себя. Операцию ему сделали, но он в три часа умер (подтвердить этот случай «Новой вкладке» не удалось, официально о новых смертях в Елани не сообщалось — прим.ред.). Сами себя губят.

По словам дворника, когда в Елани три месяца не продавали алкоголь, мобилизованные покупали его в соседнем городе Камышлове — «там продавали палёнку за бешеные деньги». В самой Елани, как писали местные СМИ, стоимость бутылки водки из-под полы доходила до тысячи рублей.

Мужчина рассказывает, что пьяные мобилизованные якобы врываются в квартиры местных жителей и часто спят на лестничных площадках (так ли это, проверить не удалось). В это время мимо нас проходит несколько человек с пакетами из продуктового — в них снова бутылки.

«Когда алкоголь не продавали, они тут скупали энергетики паками, перепивали их, дурели, у них начиналась белая горячка. Весь тройной одеколон нахуй выпили», — дворник взглядом указывает на магазин парфюмерии и косметики за своей спиной.

Он, как и продавец в магазине, считает, что большая часть приехала сюда не из чувства долга, а ради денег.

«Они по двести с лишним тысяч получают, чего бы им не пить. Местные зарабатывают на них: квартиры сдают по 3500 в сутки, такси ездят нахуй за полтора рубля. Но от них не только местные, от них сами военные уже устали, потому что они им не подчиняются. У военных своё, у них — своё. Свой командир полка и роты, который с ними поедет туда. А что он сделает? Он рот им не зашьёт, чтобы не пили», — заключает мужчина.

«Это жизнь»

Мария — одна из тех, кто сдаёт мобилизованным комнату в своей квартире. Ночь — две тысячи. Мария выходит к нам в лосинах и бесформенной кофте. Удивляется, что мы без мужчин. В комнате, которую она нам выделяет, кровать и диван, на полке под потолком — детские снимки дочери и внука. Мария просит не крутить дверные ручки — их за четыре месяца с начала мобилизации сломали или с корнем выдрали предыдущие квартиранты. В кухне пахнет луком, на плите в кастрюле пузырится густой суп. По телевизору — канал с фильмами о войне.

Еланский гарнизон рассчитан на 3500 солдат, но мобилизованных поначалу было вдвое больше, из-за этого часть пришлось экстренно переоборудовать. ФОТО: “Новая вкладка”

Мария рассказывает, что в сентябре–октябре, когда шли первые недели мобилизации, в посёлке «творился кошмар»: «Если он дома жрал, как свинья, то и здесь будет продолжать. Если он там втихушку от жены прятался, то здесь у него свобода полная. Кто-то пил от страха. У всех причины разные».

— Откуда у них время на выпивку? Они же должны с утра до вечера готовиться воевать, — спрашиваю у Марии.

— Я вас умоляю, кто их тут готовил! — Мария взмахивает руками. — Максимум, до обеда. Если с колхозов нагнали, где зарплата 10-15 тысяч, а он 200 тысяч получил на карту — у него шары на лоб. Естественно, он пойдёт жрать на радостях и забудет, что у него семья и кредиты. Были, конечно, отличные парни — с октября ходили ко мне в душ мыться. Один мне всё говорил: «Где, какой бабушке я дорогу не помог перейти? За что я сюда попал?».

Мария рассказывает, что «мобиков» водят в баню нечасто, и стираться им негде, поэтому некоторые приходят мыться к ней. Пока мужчина стоит под душем, она бросает грязные вещи в стиральную машинку.

В ноябре один из мобилизованных, расквартированных в Елани, жаловался екатеринбургскому изданию «ЕАН» на вшей: «Все ходят постоянно чешутся. Помывочных мест не хватает». Он рассказывал, что местные сдают им ванные комнаты в почасовую аренду. Депутат Госдумы Максим Иванов тогда подтвердил журналистам проблему, но через полчаса опроверг её в своём Telegram-канале и написал, что случаев педикулёза в Елани нет, а у мобилизованных «есть возможности для поддержания чистоты» — а именно, «тёплые умывальники».

В доме Марии не умолкает телевизор, по которому один за другим идут фильмы о войне. ФОТО: “Новая вкладка”

Квартиранты Марии попадались разные. Некоторые «разносили» дом, и она с мужем с горем пополам выставляла их за дверь. Однажды поселилась пара: к мобилизованному приехала жена, и пока хозяева квартиры были в соседней комнате, он всю ночь избивал её «до кровавых синяков» — на лицо женщины утром было страшно смотреть, говорит хозяйка. Тем не менее, полицию она не вызывала. Многие девушки и женщины, по словам Марии, приезжали, чтобы расписаться с мобилизованными в камышловском ЗАГСе: «Одна бабулечка приехала невестой, уехала женой».

«Позавчера ещё квартиру сдавала, но уже не семейным — мальчишки тёлок нашли. Надо же парням как-то развлечься перед отправкой, — говорит Мария. — Всё жизненно, всё естественно. Перед отправкой на *** (спецоперацию) приезжали жёны и снимали эти комнаты и квартиры на часы. Они посидели, чай попили, кувыркнулись и разбежались. Это жизнь».

В одном из еланских дворов находим магазин «Фасоль». На полках лежит кура-гриль с подпалинами. У кассы стоит плотный мужик с квадратным лицом. Тоже мобилизованный. Перед ним — полная корзина продуктов: мясо, хлеб, консервы, банки с пивом. Рядом с ним стоит девушка. Оба выходят на улицу, она берёт его под руку, и вместе они идут к подъезду ближайшего дома.

Чуть дальше по улице ещё один алкомаркет. Воздух в нём спёртый и сладковато-гнилостный. Перед нами стоит мужчина в форме. Берёт две бутылки водки «Лесная». Продавщица извиняется, что не может продать — кассу заклинило, нужно подождать 20 минут.

— Э-э, — разочарованно протягивает мужчина, тяжело дыша табаком и перегаром. Разворачивается и неровной походкой уходит, оставляя на полу грязные следы.

Другой магазин в посёлке называется «Водолей». Под стеклом багровеют лежалые сосиски. На витрину пришпилена бумажка с номером телефона продавщицы. Она тоже сдаёт солдатам квартиру.

— Очередь на запись есть? — спрашиваем.

— Пока занято. Там у меня женщина сейчас, она к мужу приехала и осталась. Он у неё здесь, в госпитале. Мобилизованный, его вообще не должны были забрать, он сразу после операции был. Теперь там какие-то серьёзные осложнения начались — здесь его оставили, не выписывают и домой не отпускают. А дома дети ждут.

«Рожайте нам солдатов»

Возвращаемся в кафе «Бункер», чтобы немного погреться. Перед нами заходит мужчина. Пытаясь устоять на ногах, он роняет вешалку с армейскими куртками.

Кафе заполняется. От некоторых столов поднимается запах вина и водки вперемешку с кисловатым запахом столовой. На вид всем посетителям около сорока лет, на лица некоторых из них жутко смотреть: измождённые, заплывшие и опухшие, с подбитыми висками и следами запёкшихся гноя и крови, со стеклянным взглядом. У них разные шевроны. У кого-то — «Z» в цветах триколора, у кого-то — бабушка с советским флагом, у некоторых — просто флаг РФ или символ подразделения. Они шумят. Они пьяны и озлоблены:

— Завтра — всё! На Украину поедем, бл**ь, мы их бомбить будем! — стуча по столу, кричит один из посетителей в мобильник.

Сейчас шансов вернуться домой у мобилизованных практически нет. В указе Владимира Путина от 21 сентября 2022 года нет ни слова о сроках службы и основаниях для отправки домой. Об этом ничего не сказано и в Федеральном законе № 31-ФЗ «О мобилизационной подготовке и мобилизации». То есть фактически призыв бессрочный, фронт можно покинуть только в случае тяжёлого ранения или смерти.

С заходом солнца в Елани становится тихо. ФОТО: “Новая вкладка”

Компания из нескольких мужчин в форме разливает по стаканам пиво. Перед ними нетронутые сосиски в тесте, компот и сок. Они что-то оживлённо обсуждают и братаются. Играет музыка. Солдаты замечают нас:

— Девушки, с праздником, с крещением! Может, по проруби?

— Нет, спасибо.

Один из них представляется Саней и подходит ко мне. Инстинктивно поднимаюсь. Он приближается, пытается зажать в угол. От Сани пахнет табаком, водкой и по́том.

— Вы извините, я после контузии, ни хрена не слышу. Проруби даже если нет, мы её прорубим нахрен! — он угрожающе размахивает рукой, как топором. — Чем только можем. А у нас до хрена возможностей.

Взгляд мутный. Саня подходит вплотную. Кричит, слюна долетает до моего лица:

— Я на дембель сегодня. Я уже вообще на дембель! Давайте, девочки, рожайте нам солдатов. Мужиков!!! Сейчас вам покажу. У меня двойняшки, — его глаза увлажняются. — Видите, какие? Пятый класс.

На снимке в телефоне две светловолосые девочки с косичками. Рядом с ними молодая девушка.

— Дембель-то откуда?

— Это неважно, — обрывает он резко. — Но я сегодня демобилизовался.

— Отмечаете?

— Да. Завтра поедем домой. Бл**ь, домой. Домой! — лицо съёживается, Саня начинает плакать, но быстро останавливает себя. — Пойду покурю.

Он уходит. Мужчины за его столом скрипят стульями, шепчутся и подмигивают нам. Вдруг компания становится тише, голоса звучат глуше, и можно различить слова:

— Брат-то родной?

— Двоюродный, — говорит мужчина в синем свитере под камуфляжем. У него красные от слёз глаза.

Саня, который уже вернулся, отворачивается и молчит, глядя в никуда. Потом смотрит на нас:

— Девочки, у нас горе. У нас опять горе. Брат. Уже двухсотый (погиб — прим.ред.), бл**ь, уже всё. Сейчас позвонили. Что вы, милые?

Мужчина, чей брат погиб, ещё несколько минут смотрит в стол. Вскоре его глаза высыхают, и он как ни в чём не бывало зовёт нас к столу.

— Богу-то виднее, кого забирать, — говорят ему.

«Отношение скотское»

Кафе пустеет. В зале остаётся пара мужчин и Миша. Он сидит один и выделяется среди остальных своей юностью. Худой парень с большими глазами и несчастным взглядом. Подволакивает ногу из-за ранения. Перед ним поднос с мясом в мутном соусе. Он не притрагивается к еде. Миша был в Украине три месяца. Каждые несколько секунд его голова дёргается — нервный тик, напоминание о войне. Миша безуспешно пытается вернуться домой.

«Не нужно туда идти, — тихо и обречённо говорит он. — Я вот съездил. Видите, сижу теперь. Там делать нечего. Там тяжело. Просто тяжело. Я поехал, а сейчас не увольняют даже, понимаете? У меня краткосрочный контракт закончился, и не увольняют, потому что мобилизация».

Миша говорит, что поехал на войну из убеждений. А теперь разочаровался в армии.

«Отношение там скотское. Нормальных командиров мало, всем же страшно, никто умирать не хочет. Жрачки не хватает. Потери каждый день. Это по новостям всё так радужно. А на деле проблемы со связью, с обеспечением. Всё не так, как кажется. Я с октября в психиатрии лечусь. Такие ситуации там бывают, когда ребята глупо гибнут, а их ещё не могут достать оттуда. У меня товарищ [мёртвый] три месяца под деревом лежал. Там, как и здесь, пьют, и многие гибнут из-за пьянки. А здесь пьют мобилизованные очень много. Все же взрослые люди. Я тоже, когда сюда только приехал, выпивал. 28 человек нас было, многие очень сильно бухали. У нас же все пьют в стране, алкашей очень много. Тем более, когда мобилизовали. Они сами не знают, куда их отправят, поэтому и пьют — от страха. Но это не помогает».

Миша рассказывает, что уходить на войну было не страшно. Страшно стало, когда он там оказался. По его мнению, из-за ошибок командования армия несёт большие потери.

«Из моих знакомых, с кем ездил, — рассказывает он, — все приехали трёхсотые (раненые — прим.ред.) и три человека погибли там. Меня потом перекинули в другое подразделение, там тоже товарищи погибли. Со мной был мобилизованный из Москвы, я с ним лечился. Рассказывал, что у них был командир. Ему нужно было занять высоту, а он решил, что может пойти на штурм, и из двухсот человек осталось двадцать. Это не стоит того. Там воюют наёмники. Польша, США, негров там до кучи. В них стреляешь, они не умирают. У них броня нормальная».

Миша рассказывает про товарища, который вернулся без ноги и руки. Сам он был в Луганской и Донецкой областях, на Харьковском направлении. Он тоже предполагает, что многие едут из-за денег — но несколько раз повторяет, что «эта война не стоит никаких денег, чтобы туда идти»: «Это представляется так радужно, мол, мы всех сейчас разъебём. Проблемы там очень большие, понимаете? Не нужно это никому».

Двое мобилизованных ведут мужчину в форме, он едва идёт, то повисая между ними, то падая. ФОТО: “Новая вкладка”

Мария, которая сдает комнаты мобилизованным, говорит, что все их рассказы похожи на Мишин, мол, погибших и раненых, по её ощущениям, очень много, но об этом не говорят по телевизору. «Наш дядя объявил войну, а готов к ней не был, — возмущается она. — То же Чечня — сколько наших парней уложили, кому это надо было, зачем мы туда сунулись? Как раз Путин пришёл к власти, надо показать себя хорошим. Мы с парнями разговаривали, говорят, отправляют воевать группу тридцать-сорок человек — хорошо, если дворе-трое выживают. Живой щит. Пушечное мясо».

Но в том, что началась война, виновата Америка, уверена Мария:

«Любая война — это отмывание денег. Кому-то это нужно. Явно не нам с вами. Киев уже почти в кольце был, и все разошлись. Для чего это всё было сделано? Немного мозг включайте, тут не надо знать. Это действительно нужно только верхушке. Причём не нашей российской, а где-то там, за рубежом. У нас берёшь квитанцию ЖКХ, лицевой счёт набираешь, и все деньги туда уходят — все счета ведь „штатовские“. Как, вы не знали?».

Братаны

Вечером в тамбуре магазина «Монетка» духота. Оплёванный пол со следами солдатских ботинок. Несколько мобилизованных пьют пиво и лениво разговаривают:

— Этот меня зовёт, хули: «Товарищ старшина, слышь, займи мне полтора рубля». Говорю: «Куда ты най собрался с полторами рублями. Хочешь водки, на**й, иди покупай водку».

— Мне ты, сука, так не занял, бл**ь.

— Сколько просил, столько дал.

— Я у тебя два рубля просил.

— Ты у меня три рубля просил, у меня два рубля на кармане было.

— Короче, мы всей хате рассказали, бл**ь, какое чмо заселилось, на**й. Пиздец. Его с кровати скинули, шмотки раскидали, — мужчина рыгает.

— А чо, правильно, братан, так оно.

— Я не спорю, бль. Знаешь, чо, братан, я Шмелю тоже пи**ы дал.

— На**я?

— [неразборчиво]… в больницу таскали. Он вообще никакой, вообще в ноль наярился. Мы на построение пошли, он говорит: «Бл**ь, у меня сердце болит». Он просто сразу с утра на**ярился… Сразу две бутылки.

На улице в свете фонарей возникают трое. Двое мобилизованных ведут мужчину в форме, он едва идёт, то повисая между ними, то падая. Они ругаются.

— Говна кусок, ноги поднимай!

— Сука, я тебя сейчас здесь оставлю.

— **я, я тебе башку в натуре скручу…

Тот, что между ними, снова падает. Они пинками пытаются его поднять. Пьяный вновь повисает на них, но перевешивает и опять падает. Его бросают в снег. Мужчина кряхтит и сплёвывает. Кажется, блюёт, утыкаясь лицом в сугроб. Потом тяжело поднимается и дальше идёт сам. Двое — вслед за ним. Их силуэты скрываются в темноте.

Источник: «Новая вкладка»

Рекомендованные статьи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *