5 марта 70 лет назад умер Сталин. За несколько дней до этой даты на сайте “Возвращенные имена” появилась подборка высказываний современников этого события и записи из Книги посетителей Левашовского мемориального кладбища – бывшего расстрельного полигона НКВД – МГБ – КГБ СССР. Корреспондент Север.Реалии поговорил с автором подборки, историком Анатолием Разумовым, а также с теми, кто с его помощью продолжает искать своих репрессированных родственников.
“Дед Андрей, я нашла тебя. Низкий поклон от земли Карельской. Помним.
Внучка Рая, Олонецкий р-н, д. Нурмолицы (28 октября 2017)”.
“Наши прадеды упокоены здесь. Русские немцы, невинно убиенные. Царствие всем небесное. 80 лет со дня расстрела 08.12.1937.
Гиттерман Константин Эрнестович, Гиттерман Михаил Владимирович, Гиттерман Владимир Вильгельмович (10 декабря 2017)”.
“Когда прадедушку расстреляли, бабушке было 3 месяца. Она никогда его не видела. Единственное, что осталось – написанная его рукой в деле фраза: “Виновным себя не считаю”…Правнучка, внук, дочь Артемьева Ефима Васильевича. (5 сентября 2010)”.
Таких записей, оставленных посетителями Левашовской пустоши, бывшего спецобъекта госбезопасности для закапывания трупов расстрелянных в Ленинграде в 1937–1953 годах, очень много, и это неудивительно – здесь захоронены тела около 45 тысяч человек. По словам историка, составителя многотомного “Ленинградского мартиролога” Анатолия Разумова, к нему не иссякает поток обращений с просьбой помочь найти своих репрессированных родственников.
– Таких обращений у меня бывает по два-три в неделю. Не все прицельно ищут именно репрессированных, часто люди просто начинают интересоваться своей родословной, а потом вдруг обнаруживают, что кто-то из их предков был расстрелян в годы сталинского террора, – говорит Анатолий Разумов. – Сначала я даю им книги памяти, ссылки на нужные сайты и руководство, в какие архивы направить запросы, а потом они приносят мне биографии своих родственников, и я вставляю их в очередные тома Мартиролога.
Одну из обратившихся к Анатолию Разумову зовут Любовь Варламова, она живет в поселке Тосно Ленинградской области, ей 65 лет, она на пенсии, в прошлом работала кассиром. С помощью историка ей удалось найти информацию о своем прадеде Павле Павловиче Шарове и его брате Якове Павловиче Шарове, родившихся и живших в деревне Безово Волховского района Ленинградской области. Оба они были приговорены по статье 58-10 Особой тройкой УНКВД ЛО и расстреляны – Яков в 1937-м, Павел в 1938 году.
– У меня мама умерла очень рано, и на школьные каникулы в старших классах меня отправляли в Латвию к тете. Она туда попала в 1946 году по комсомольской путевке: отправилась восстанавливать Даугавпилс после войны, там нашла себе мужа и осталась. И вот она мне передала справку о том, что ее брат во время войны пропал без вести, и завещала его найти.
Именно этот листочек – справка о пропавшем без вести человеке – стала для Любови Варламовой отправной точкой, в которой у нее возник интерес к истории своей семьи. Съездив в московские архивы, она ничего не нашла о брате своей тети, но зато узнала, что ее дед со стороны отца, Сергей Семенович Семенов, погиб в битве за Ленинград по Синявином. А потом был второй толчок – приехавшие к ней в гости тетя Полина и ее сестра Кристина поехали на Левашовскую пустошь, сказав, что там, возможно, похоронены их родственники. Узнать об этом они могли только от бабушки, которая тогда еще была жива.
– Я подумала: если они ездили на Левашовское кладбище, почему я не могу поехать? Я поехала и встретила там Анатолия Яковлевича. Я подошла к нему и спросила – что делать, если я не нахожу своих родных в списках репрессированных? Он мне дал свою визитку и сказал: “Позвоните мне”. Я позвонила и потом к нему приехала, он все показал, рассказал и документы о расстреле дал посмотреть.
Подробности жизни своего прадеда Павла Павловича и его брата Якова Павловича Шаровых Любовь Леонидовна узнала сама, разыскав в интернете номера газеты “Волховские огни” за 1937–38 годы. Оказалось, что Шаровы были из старообрядцев, у них были иконы и священные книги, и жители деревни Безово приходили в их дома молиться.
– Бабушка рассказывала, что однажды в сельсовет пришли три человека и заявили председателю: “Нам надо кого-то одного арестовать”. Председатель и говорит: “У того много детей, этот хорошо работает на трудодни, тот тоже работает и не ругается, а у Шаровых иконы, у них вечно молятся, свечи жгут, книги читают – вот они и подходят”. И я сопоставила ее слова с газетной статьей – там говорилось, как три человека приехали в первый раз в деревню Безово проводить коллективизацию, и старообрядцы Шаровы всех агитировали против вступления в колхоз, так что пришлось уехать ни с чем. И только со второго раза у них все получилось с колхозом – то есть когда уже Шаровых не было. У них там в деревне хорошее хозяйство было – земли сухие, песчаные, на полях выращивали картошку, свеклу, капусту, скотины много держали, коров – но все для себя, потому что дорог вокруг деревни не было, ее и сейчас нет: до железной дороги пять километров, до шоссе – два. Бабушка говорила, что их семья вкалывала, а были те, кто не хотел работать, вот они и кричали за колхозы.
Павел Павлович Шаров, 1874 г.р., был арестован 21 февраля 1938 года, 4 марта 1938 года Особая тройка УНКВД Ленинградской области приговорила его по ст. 58-10 к высшей мере наказания, 6 марта он был расстрелян. Яков Павлович Шаров, 1879 г. р., был арестован 6 августа 1937 года, 19 августа 1937 года приговорен по той же статье к высшей мере наказания, расстрелян 20 августа в Ленинграде.
Любовь Леонидовна воспитывает внука, 11-летнего Егора, который, по ее словам, очень интересуется историей семьи, с удовольствием слушает бабушкины рассказы, ездит с ней в поездки по разным городам России. Она уже записала биографии своих родных и теперь собирается передать их Анатолию Разумову для 14-го тома “Ленинградского мартиролога”.
Разумов помог восстановить историю жизни своего прадеда и 35-летней Елене Журавлевой. Она из саамов, одного из коренных малочисленных народов севера, живет на Кольском полуострове в селе Ловозеро Мурманской области, работает в салоне красоты, но очень увлекается историей, работой в архивах. Не так давно Елена решила узнать и записать историю своей семьи, начала с родственников по материнской линии, но узнать удалось не много.
– К сожалению, наши родители не расспрашивали никого о жизни предков. Мне помогли бабушки, они обе живы, а еще тетя, которая работала в нашем местном поселковом музее. Тетя мне подсказала, что у нас был репрессированный родственник, дед маминого деда, но никаких подробностей она не знала, только имя и фамилию. Я стала искать, как можно найти репрессированных родственников, и вышла на сайт “Возвращенные имена”. Мне было легко найти моего прапрадеда: очень редкая национальность, маленький поселочек, и в мурманском архиве нашлась информация о репрессированных саамах. А потом я позвонила Анатолию Яковлевичу, приехала к нему в библиотеку, и он мне показал кое-какие документы.
Прапрадед Елены, Николай Иванович Юрьев, 1882 г.р., по одним данным, колхозник, по другим крестьянин-единоличник, был арестован 13 марта 1938 года.
Он проходил по делу о так называемом саамском заговоре, главой которого был объявлен ученый-краевед, экономист и плановик Василий Кондратьевич Алымов. Из материалов дела видно, как достойно он поначалу держался на допросах, но уже через 10 дней “работы” оперуполномоченного 4-го отделения Мурманского окружного отдела НКВД сержанта В.П. Школина признал, что с 1935 года входил в “контрреволюционную националистическую саамскую организацию”, которая готовила “соответствующие формирования”, совершала диверсии, агитировала за отторжение Кольского полуострова, отстаивала идею “Великой Финляндии” с включением в нее Карело-Мурманского края. “Была установлена” ее связь с “Карельским центром”, которому подчинялись шесть повстанческих групп на местах.
Участники заговора якобы разваливали колхозы, артельное хозяйство, сокращали поголовье оленей, поджигали ягельники, организовывали теракты, один из членов организации хотел убить первого секретаря райкома партии Г. Елисеева, другие говорили об убийстве Сталина и его соратников.
Интересно, что уже в 1940 году “саамское дело” было названо сфальсифицированным с формулировкой “саамская повстанческая организация высосана из пальца”.
Николай Юрьев, проходивший по этому делу, был арестован 13 марта 1938 года, а 15 октября 1938 года Особой тройкой УНКВД ЛО приговорен по статье 58-2-10-11 к высшей мере наказания. Расстрелян в Ленинграде 22 октября 1938 года.
– Я знаю, кто приводил в исполнение приговор над моим прапрадедом, – говорит Елена Журавлева. – Это лейтенант госбезопасности Поликарпов – в акте о расстреле стоит его подпись. Я нашла состав тройки НКВД, выносившей приговор по этому делу, – он там есть. И я узнала, что свою жизнь он закончил самоубийством – когда его товарища задержали по ложному обвинению, он понял, что и его эта участь не минует. И уж он-то прекрасно знал, что его ждет.
На Левашовском кладбище, где похоронен ее прапрадед, Елена Журавлева побывала всего неделю назад.
– Не могу передать, какое это чувство – когда ты знаешь, что у тебя под ногами 45 тысяч человек лежит. Я стала много читать, Анатолий Яковлевич подарил мне книгу памяти, где и мой прапрадед. Он был зажиточным человеком, когда его арестовали, жена осталась одна с десятью детьми.
Все имущество конфисковали, а их дом сожгли, погибло очень много семейных фотографий – дед умел зарабатывать и мог позволить себе фотографировать семью. Рассказывают, что в тундре у него было тысячное стадо оленей – ведь все саамы оленеводы и все мои предки тоже. Я расспрашивала стариков, некоторые помнят, какой большой и хороший у него был дом, да не просто дом, а целая усадьба с хозяйственными постройками. Когда-то меня именно на этом месте сбила машина, я выжила только чудом.
– Прапрабабушка скиталась по соседям, по родственникам, потом, говорят, обустроила себе жилище в каком-то гараже. Я не знаю, если они ближе к тундре жили, то, наверное, каким-то промыслом, как все у нас до сих пор живут, – охота, рыболовство, наверное, кто-то из родственников-мужчин ей помогал. Она долгую жизнь прожила, в семье все молчали, считали, что нельзя ни говорить о прапрадеде, ни искать его. И еще я поняла, что у наших стариков не было нормального детства, они росли в ужасной обстановке, – говорит Елена.
Николая Ивановича Юрьева реабилитировали в 1957 году, сейчас у Елены есть даже его свидетельство о смерти, где так и написано, что он расстрелян.
– Я отправила запросы в мурманские архивы ФСБ, жду, когда мне пришлют копию его дела, биографию и даже анкету с его допросом – я очень хочу узнать подробнее, что он был за человек. Один мой родственник рассказал, что прапрадед был очень уважаемым человеком, дружил с церковным служителем, который первый построил в нашем селе церковь. С другой стороны, есть люди, которые помнят, как он ездил на оленях по селу и распевал революционные песни. Говорят, он был с характером, честный, прямолинейный, люди его любили. Сейчас на месте его дома – небольшой сквер и памятник погибшим летчикам. Мне просто не по себе, когда я думаю, сколько людей было убито, сослано, сколько семей разрушено.
Один из внуков Николая Юрьева, Павел Поликарпович Юрьев, был одним из первых саамских учителей, организатором и директором музея культуры и быта малых народов Севера в Национальном саамском центре села Ловозеро. Кроме того, он писал сказки, одна из его книг называется “Богатырь Ляйне”.
Елена Журавлева хочет продолжить поиски информации о своей семье, упорядочить ее и собрать в отдельную папку, с тем чтобы она потом передавалась из поколения в поколение. Летом она собирается установить на Левашовской пустоши памятную табличку расстрелянному оленеводу Николаю Юрьеву.
Анатолий Разумов разместил на сайте “Возвращенные имена” цитаты из уголовных дел, возбужденных весной 1953-го по доносам секретных осведомителей в отношении тех, кто говорил, что Сталин “издох”.
“Степанова Ф.И., разнорабочая из Риги, в разговоре о болезни Сталина сказала: “Умрет, тогда лучше будет … он ничего хорошего не сделал, а только организовал колхозы”.
“Узнав о болезни Сталина, заключенный Лобачев Ф.Н. нецензурно выругался и сказал: “Может умрет – нам будет легче”. Лобачев с конца 1951 г. ругал советское правительство, Сталина, колхозы, говорил, что ждать амнистии нечего, на всех стройках работают заключенные, освободить их могут только американцы, когда победят СССР”.
“Биезайс Л.В., комсомолка, моторист из Вильнюса, 4 марта 1953 г. сказала коллегам: “У Сталина отнялась рука и нога, он сейчас подыхает”, а 6 марта сообщила, что “Сталин cдох”. В январе 1953 г. говорила о том, что до советской власти в Литве жить было лучше”.
“Луцевич В.Н., жительница Ашхабадской области, 6 марта 1953 г. в нетрезвом состоянии ругала Сталина: при известии о его смерти сказала: “Туда ему и дорога”.
Эти фрагменты из каталога “Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. Март 1953–1991” еще раз показывают, насколько важным событием является смерть Сталина. Все эти дела были прекращены вскоре после возбуждения, людей выпустили из тюрем. Разумов предполагает, что если бы Сталин не умер в 1953 году, то в 1957-м страну ждала бы новая волна чудовищных репрессий.
– Это почему-то мало кто замечает, но ведь 1937 год – это юбилей революции. Я же учился в советское время, нам говорили, что это полная победа социализма, а после войны, с возникновением социалистического лагеря – окончательная победа. К тому же, в декабре 1936 года была принята Конституция, а через год анонсированы всеобщие тайные равные выборы – и к ним 5 августа 1937 года началась кампания, полная карательная чистка государства, ликвидировали всех несогласных. Народ же у нас наивный, вот люди и стали выдвигать кандидатов – например, священников каких-нибудь или еще кого-то, это высмеивалось в тогдашних газетах.
– То есть хотели убрать с горизонта всех, кто может кого-то не того выдвинуть и проголосовать не так?
– Да, вот как произошло с пятьюдесятью вологодскими монахинями. Чекисты ходили по деревням и объясняли, что хотят их изолировать на время выборов, чтобы они не мешали, а потом вернуть. Говорили – вы подпишите, что они ведут религиозную пропаганду, кто не хотел – того запугивали родственниками, и, как у нас обычно бывает, люди подписывали, не читая, – а там было написано, что монахини состоят в контрреволюционной повстанческой церковной организации, и за три дня их арестовали и быстро расстреляли. Предполагалось, что кампания продлится четыре месяца, только до выборов, но они просто не смогли остановиться. У них было пристрастие к круглым датам, они объявляли свои механистические пятилетки, юбилеи революции. В 1947–49 пересажали всех, кого только было можно: тех, кто раньше сидел, кто хоть раз за что-то привлекался, посадили опять, а того, кого вообще не за что было привлечь, отправляли на вечную ссылку в Сибирь. Тогда же был снова посажен Лев Гумилев, возвратившийся с медалью после взятия Берлина. Потом упразднили мораторий на смертную казнь, то есть опять начали расстреливать. И то же самое, я предполагаю, случилось бы и в 1957-м, все предпосылки для этого были.
Но в год смерти Сталина произошел перелом.
– Только что была вся эта жуть – и вдруг за несколько месяцев все перевернулось, а через четыре года – пожалуйста, фестиваль молодежи и студентов, пустили иностранцев, запустили мирный спутник, стали гнуть совершенно другую линию. А был бы Сталин жив – он бы отметил юбилей революции расстрелом нескольких человек из своего ближайшего окружения и многих других, – говорит Анатолий Разумов.
Источник: Антон Жезмер, «Север.Реалии»
