После того как Международный олимпийский комитет попал под огонь критики за допуск спортсменов из России, в западной прессе поднялась встречная волна — против бойкотов и отмен. Любопытно, что защитники не ограничиваются интересами атлетов — очень быстро любой разговор переводится на деятелей культуры и даже всю «великую русскую культуру» в целом. За последние месяц-два за нее «вписались» западная университетская профессура и оперный истеблишмент, отставные звезды сцены и действующие политические лидеры. Все они, безусловно, осуждают преступную «войну Путина» против Украины. Но чисто по Тургеневу наотрез отказываются верить, что такая культура «не была дана великому народу».
В общем, как говорят в наших палестинах, «их русофобия все еще недостаточна». Нет, все даже печальнее: их русофобия еще не сформулирована и не осознана до конца.
Сохранить Россию
Хорошая новость: нынешний порыв вступиться за «великую культуру и спорт» связан не только со стремлением спасти карьеры отдельных толкателей ядра или певцов ртом. Личная и общественная потребность сошлись в одной точке. Голоса защитников «великой культуры» — западных и российских, либералов и путинистов, проплаченных агентов и полезных идиотов сливаются в общем рефрене: Россию надо/придется сохранить. Из соображений политических, геополитических, гуманных, творческих, планетарной безопасности — подчеркните сами, что вам ближе.
Что ж, по крайней мере, кто-то уже понимает, что России угрожает реальная опасность и готов перейти к стадии торга. И точка, с которой большинство готово начинать торговаться о «другой России», «России без Путина» — культура. «Великая культура» оказывается и краеугольным камнем, и одновременно гарантом того, что «хорошая Россия» в принципе возможна.
Ничего нового для нас: культура всегда была важным ресурсом кремлевской политики. В частности как главный (при необходимости — последний) довод «величия народа». И в этот раз, видимо, как и во все предыдущие, культура должна сыграть роль индульгенции для общества, вскормившего людоеда. Да, конечно, Путин — упырь. Но есть же у нас еще и Чайковский…
Именно из «великой культуры» восстанет новая и по-прежнему великая Россия.
Но тут защитники «великой культуры» увлекаются и то ли выбалтывают лишнее, то ли чего-то не договаривают. Чем «новая Россия без Путина» будет отличаться от всех предыдущих реинкарнаций? От «новой России без царизма», «России без буржуев», «России без Сталина», «без Брежнева», «без коммунизма», «России-которая-встала-с колен»? Россия всегда «возрождалась» — тут, увы, не поспоришь. Но ничего нового на клязьминских болотах: всякое возрождение «народа — носителя великой культуры» венчалось приходом к власти очередного упыря.
Не означает ли это, что сама концепция «возрождения из великой культуры» в данном случае работает как-то неправильно? Или то самое «зерно», из которого «великий народ» то и дело возрождается, содержит в себе смертельную болезнь?
Показания к экзорцизму
Нет, это не призыв к «уничтожению культуры». Это даже немного смешно писать. Невоможно уничтожить культуру (нам ли не знать?). Вернее, возможно — вместе со всеми ее носителями. Но «великой русской культуре» даже это не угрожает, потому что у нее нет в строгом смысле слова конкретного народа-носителя. Ее даже невозможно эффективно закенселить. И это, несмотря ни на что, хорошая новость.
Однако культура, которая постоянно порождает монстра, нуждается в каком-то аналоге экзорцизма. Из нее нужно «изгнать беса» — развеять миф, которым заражена и пропитана эта культура, миф, который ее отравляет и превращает в отраву, разлитую по всему миру.
Миф о «величии». Об «особом пути». О том, что она вообще существует — эта «великая культура великого народа», где, как в плавильном котле, все общее, все едино, все и все одинаково ценны и нет гения без злодейства, и даже самого злодейства нет, если оно оказалось достаточно эффективным и достигло «высокой цели». Миф о том, что «величие культуры определяется ее самыми высокими достижениями». Миф, который не позволяет отделить вирус от носителя и раз за разом, сохраняя жизнь носителю, дает болезни возможность распространяться и сеять смерть.
Как работает этот миф, можно проследить именно на нынешней полемике о том, можно или нельзя бойкотировать российских атлетов и артистов из-за преступлений Кремля в Украине.
Почему именно культура и спорт оказались такими удобными для мягкой реабилитации России, возвращения ее в приличное общество? Уж конечно не потому, что они «вне политики». Этот оборот речи — вежливое клише, употребляемое вместо «отстаньте, не мешайте считать кассу». Дело в том двойном стандарте, который в России давно научились использовать в своих интересах.
Культура и спорт в глазах западного человека — область индивидуальных достижений. То, что кто-то взял высокую ноту или пробежал быстрее других — не «достояние государства». Это результат труда и таланта конкретного человека. Для западного зрителя-слушателя нет никакого противоречия в том, чтобы зачитываться «Унесенными ветром» и в то же время не поддерживать Америку. А если в искусстве и спорте каждый — сам за себя, имеем ли мы право запретить артисту или атлету реализовывать свое мастерство только потому, что он «не там» родился? Если он сам не людоед, а лишь сосед людоеда?
Это главный аргумент всех защитников индивидуального права мастеров — артистов и спортсменов. Для европейского уха он звучит довольно убедительно. Ведь там искусство никогда не «принадлежало народу», имена атлетов не сплавлялись во «славу советского спорта», которая каким-то мистическим образом лишалась конкретного автора и становилась «всехней». И даже на Луну летали трое американцев, а не какое-то аморфное образование, обозначенное словом «мы». Были, конечно, и в Европе разного рода эксперименты по коллективизации индивидуальных достижений. Но, как правило, заканчивались они быстро и болезненно.
В то же время внутренняя точка зрения России на свою «великую культуру» совсем иная — это коллективное достояние, общее поле великих побед, где бенефициарами каждого великого достижения становятся все. Именно это — причастность к коллективному телу, созданному преимущественно чужими руками, напитанному чужой кровью — и составляет суть мифа о «великой культуре», которая при необходимости оправдывает все, и о «великом народе», который не может быть неправ.
Мифологическое сознание «великой культуры» интересным образом защищает его носителей от очевидных пороков этой модели. Ведь если достижения отдельных гениев — общие, то и злодейства каждого отдельного мерзавца оказываются общим достоянием. Как в популярном анекдоте, тут надо выбирать что-то одно. Или миф об «общих победах» — и тогда принять на голову заодно и всю невинную кровь, пролитую «победителями» и «богоносцами» по разным поводам. Или согласиться с тем, что у высоких достижений — как и у мерзейших преступлений — есть совершенно определенные авторы. А все остальные «представители населения» пускай научатся мыть руки и здороваться, входя в помещение, — этим на самом деле определяется «величие» их культуры.
Чем Гергиев не фон Караян?
Но эту простую мысль будет очень трудно «протащить» не только в жующие массы, которые «первыми полетели в космос». Ее вряд ли захотят купить на Западе. Тут даже те, кто готов поддаться (хотя бы отчасти) на деколонизацию русской культуры, внутренне восстают против ее демифологизации.
Объясняется это очень просто. «Русская культура» — товар, безупречный с маркетинговой точки зрения. Довольно экзотичный, но умеренно экзотичный. Участвуя в воспроизводстве русского культурного мифа, западные площадки с неизменным успехом продают публике неувядающую «русскую культуру», всегда приправленную скандальностью, загадкой, запахом то ли дымка отдаленного пожара, то ли серы. Публике нравится. Она несет деньги в кассу.
А и почему бы нет? Разве не был Герберт фон Караян членом НСДАП и любимцем Гитлера? Но его так и не «закенселили», как мы «кенселим» его коллегу — любимца Путина Валерия Гергиева.
Почему? В чем разница?
Этот вопрос тревожит многих, а также дает возможность для маневра и спекуляций. Действительно, нацистское прошлое было прощено фон Караяну, он был «реабилитирован» (хоть и не для всех) вместе со всей Германией и немецкой культурой. Но произошло это только после того, как Германия была разгромлена, а нацизм — осужден. «Носитель великой культуры» — немецкий народ — понес жестокое наказание (слово «справедливое» тут вряд ли ложится в контекст). Культурный миф Германии, раздутый нацизмом, был деконструирован вместе с нацизмом. И только после этого ставить Вагнера и аплодировать Герберту фон Караяну стало «приличным».
Аналогия прямая: когда Karaya или любой его побратим нацарапает куском кирпича на кремлевской стене «Развалинами Спасской башни удовлетворен» — вот тогда можно будет восхищаться мастерством Гергиева, слушать Нетребко, Башмета, Мацуева, да хоть Петросяна. Если еще кто-нибудь захочет их слушать. Ведь многие из них интересны публике только как представители русского культурного мифа. Кем они станут, если (или лучше — когда) этот миф развеется?
Развеять его — непростая задача. Но нам необходимо это делать и убеждать в этой необходимости мир: пока миф «великой культуры» жив, из него будет бесконечно возрождаться один и тот же упырь. Усилия по деколонизации, которые мы предпринимаем, уже приносят плоды. Но их может оказаться недостаточно для преодоления мифа, к которому привыкли и который многие — и в мире, и даже у нас — продолжают любить.
Источник: Екатерина Щеткина, «Зеркало недели»
