Президент РФ после сдачи Херсона играет в “молчанку”. Он дистанционно открывает индюшачьи фермы и спускает на воду атомоходы. Раздает “зведочки” городам и размышляет над проблемами банкротства. Он как бы отдалился от войны, которую сам же и затеял. Пусть они там сами как-то. К чему сегодня свелась роль главнокомандующего Вооруженными силами РФ? В гостях у «Радио Свобода» правозащитник Александр Подрабинек, политик Олег Степанов, журналист Илья Давлятчин.
Елена Рыковцева: Сегодня вроде бы Владимира Путина увидел президент Кубы, вместе они открыли памятник Фиделю Кастро. Да, это знак его живого присутствия на месте, но тем не менее все его поведение после Херсона говорит о том, что есть некоторые странности. Посмотрим сюжет.
Елена Рыковцева: К сожалению, наш корреспондент в этом сюжете ошибся, перепутал ледоколы. Сегодня Путин спускал его на воду дистанционно. Этот дистанционный спуск на воду ледокола “Якутия” транслировала программа “60 минут” со словами: вы только посмотрите, как он хорошо, ласково помахал рукой этому ледоколу!
С нами Александр Подрабинек. Как вы думаете, почему Владимир Путин полностью исключил из своих контактов, из своих речей военную повестку?
Александр Подрабинек: Это довольно просто, это очень характерно для всех диктаторов. Все диктаторы – это люди успеха, они не могут быть неуспешными, они держатся у власти, внедряя людям в мозги соображение, что только благодаря им здесь сохраняется мир, вообще, они живут, рожают, существуют только благодаря диктаторам. Им надо ассоциировать себя с успехом. А какие уж тут успехи в Украине? Сплошные военные поражения. Поэтому он старательно обходит эту тему. Как и, заметьте, он всегда обходил какие-то темы, вызывавшие у людей какие-то негативные эмоции. Вспомните подлодку “Курск”, “Норд-Ост”, любые теракты: он всегда оказывался где-то в тайге, они с Шойгу гоняли медведей или еще чем-нибудь занимались, но в публичном пространстве его не было. Он старается избегать таких ситуаций, когда его имя появляется на фоне каких-то нехороших новостей. Когда хороших новостей нет, а есть плохие, они придумывают хорошие – ледокол “Якутия”, флаг подняли на каком-то корабле, банки поругали за то, что они кровопийцы, – очень свежая мысль!
Елена Рыковцева: Он как бы снова ушел в бункер. Вы не осуждаете политологов, которые говорят, что это все “консервы”, это все не он?
Александр Подрабинек: Я не думаю, что это существенный вопрос, раньше это было записано или теперь. Существенно, когда это воспроизводится в публичном пространстве. Мы все знаем, что они всегда фальшивят, ставят какие-то “консервы”, вырезают то, что людям надо увидеть, выпячивают нечто совершенно лишнее. Это политическая игра. Я бы не придавал большого значения тому, как они сегодня сфальшивили.
Елена Рыковцева: Важно, что он не несет сегодня для людей никакой повестки, как к этому относиться. Херсон сдали – что, почему, зачем? Он это просто исключил. Это, на ваш взгляд, правильный ход, он работает для людей, как-то бодрит, что ли: раз он молчит, значит, все в порядке?
Александр Подрабинек: Я не думаю, что это производит хорошее впечатление на людей, но они к этому уже достаточно привыкли. Вспомните, так же было и в советские времена, так же происходит в других странах, в том числе в той стране, гость которой сегодня открывал памятник в Москве: там тоже предпочитают не говорить о плохих событиях, ретушируют их какими-нибудь пафосными событиями, демонстрациями, ура-патриотизмом, всякой пропагандистской белибердой. На людей это вряд ли производит большое впечатление, просто привычка.
Елена Рыковцева: Илья Давлятчин с нами на связи. У меня такое впечатление, что они все переложили, взвалили на пропагандистов, которые только стоят и требуют еще больше отключений света, бомбить железные дороги, чтобы они в Украине головы не подняли. Такое впечатление, что они сами и их эксперты ведут эту войну, а Владимир Путин как главнокомандующий устранился. У вашего издания был большой опыт слежения за этим персонажем и его семьей. Какое у вас ощущение: он в депрессии, он устранился, потому что так хочет его окружение, он не должен нести негативную повестку? Почему он перестал говорить об этой “специальной операции”, используя их термин?
Илья Давлятчин: Все эти заявления и мероприятия были записаны день в день – это подтверждают в том числе сотрудники кремлевского пула. Совершенно верно, Владимир Путин, как обычно, устраняется от негативных событий, от негативных комментариев. Он же еще 21 сентября, когда только начиналась “частичная мобилизация”, переложил всю эту историю на Министерство обороны, сказав, что “по предложению Минобороны я решил согласиться, проводим частичную мобилизацию”. Совсем недавно, когда эта мобилизация уже якобы заканчивалась (хотя мы сейчас получаем множество сообщений о том, что она не закончена, повестки продолжают приходить, людей продолжают отправлять не то что в тыл, а просто на фронт как пушечное мясо), Путин вновь самоустранился, сказал: я посоветуюсь с юристами, мне нужно что-то узнать в Минобороны. Он опять ушел от этой негативной тематики, которая может повлиять на его рейтинг.
А я напомню, что в следующем году у нас выборы губернаторов, и совершенно непонятно, как все это будет проходить в условиях вторжения в Украину. Меня всегда удивляют все эти фейковые новости, когда агентства или какие-то СМИ делают новость из ничего. Открытие памятника – это вообще ничто, это не событие, об этом должна быть одна маленькая заметка. Точно так же 9 мая у нас ленты постоянно заполнены кучей сообщений о том, что происходит на Параде победы.
Елена Рыковцева: Давайте мы их тоже поймем: они же выковыривают хоть какую-то информацию о телодвижениях Владимира Путина. Он же сейчас ничего не производит, ни каких-либо существенных заявлений, ни встреч. Вы их пожалейте, он же должен как-то появляться в их пространстве!
Илья Давлятчин: Конечно, это установка Кремля, это установка Громова, Кириенко, Вайно. Все в агентствах и в крупных СМИ прекрасно знают, как подавать те или иные события. В “РИА Новостях” стопроцентно есть установка на этот счет, и они знают, как писать. Открывается памятник – обязательно должна быть “молния” капслоком, когда все увидят, что сам Путин, да еще с президентом Кубы открыл памятник, хотя это вообще нулевая новость, она не несет никакой смысловой нагрузки.
Елена Рыковцева: С нами Олег Степанов. Сегодня прошли сообщения о том, что партия “Яблоко” требует от Владимира Путина, чтобы он подписал указ об окончании частичной мобилизации. Если он подпишет такой указ, это значит, что он опять вернулся к военной тематике. То есть, скорее всего, партию “Яблоко” ждет разочарование. Как вы думаете, будет он подписывать такой указ, не будет?
Олег Степанов: Я с вами согласен: безусловно, здесь будет некоторое разочарование, если партия “Яблоко” очарована этим. Конечно, он не может подписать указ о прекращении частичной мобилизации, потому что она не закончится и никакая она не частичная – это такой очень удобный правовой механизм, который позволяет ему в случае необходимости срочно добрать какое-то количество людей. Примерно то же самое происходило с борьбой с коронавирусом: где-то ее можно так назвать, где-то – нет, тоже были введены непонятные режимы, которые в Москве, например, до сих пор продолжаются, нельзя митинговать из-за распространения коронавируса (для меня это больная тема, так как я осужден за распространение коронавируса путем проведения митинга).
В целом такая правовая неопределенность развязывает руки для достижения необходимых целей. Очевидно, в его картине мира он не может проиграть, потому что это очень критическая точка, которая создаст большую угрозу для его власти. Однако мобилизация нужна для того, чтобы люди шли на фронт: есть потребность – люди идут. Будет ли эта потребность ниже? Я думаю, в течение месяца-двух – возможно, а потом, учитывая динамику роста потерь, нет никаких оснований полагать, что не понадобятся новые солдаты. Ни Путин не планирует прекращать эту войну, ни Украина не планирует отказываться от части своих территорий. Я думаю, это просто невозможно.
Есть еще другой аспект – экономический. Мобилизация – это же не только про то, чтобы заставить людей, часто помимо их воли, отправиться на фронт, погибнуть или покалечиться, это еще и про экономику: большой экономический аспект, большой аспект, связанный с управлением в разных регионах. Это большая правовая конструкция, которая очень удобна Путину, позволяет ему делать то, что он хочет, не обращая внимания на различные препятствия со стороны закона. Он же у нас легалист, как раньше было модно говорить, и это такой юридически верный ход – сделать так, чтобы можно было делать все: если хочется делать, то делать, если нет, то не делать. Очень удобно!
Елена Рыковцева: Вы считаете, правильно то, что он молчит после Херсона? Правильно – с пиаровской точки зрения, конечно. Что лучше для его подданных – молчать и не говорить неприятных вещей, или, может быть, стоило сказать хоть какую-то правду?
Олег Степанов: Я частично не соглашусь со словом “подданные”. Народ России – это, наверное, первая жертва, это не их выбор, они – жертва обстоятельств. Да, безусловно, для Путина это очень важная и, видимо, правильная стратегия. У нас есть какие-то социологические данные. Я большой скептик по отношению к проведению социологических измерений в тоталитарных государствах, но скептик только по отношению к количеству. Нельзя говорить: 80% за или 90% против, – это не работает. Но если мы проводим измерения на протяжении длительного времени, некоторые тренды показывают нам, снизилось или повысилось. Буквально сегодня в “Медузе” вышел текст о том, что Кремль, Администрация президента провела фокус-группы: что люди думают по поводу войны. Они не хотят о ней думать, они хотят, чтобы людей оставили в покое.
Конечно, Путин не хочет ассоциироваться с тем, чтобы как-то дергать людей по этому поводу. У нас есть данные от Russian Field: 11–16 ноября они провели исследование в Москве, где 81% опрошенных говорят, что их беспокоят события на фронте, там происходит что-то не то, они испытывают некоторую тревогу и беспокойство. Я согласен с Ильей, который говорит, что, безусловно, у подконтрольных государству медиа есть разнарядка о том, что и как освещать. Путин должен быть только хорошим, Путин не должен раздражать. Пусть он что-то такое бубнит, как и всегда: банки-кровопийцы, еще про ЖКХ может сказать. Я думаю, в ближайшее время мы будем видеть от него именно такие ничего не значащие, успокаивающие слова.
Елена Рыковцева: Мы смотрим сюжет о том, как обычно происходили эти контакты Владимира Путина с народом и как вы сегодня их лишились.
Елена Рыковцева: Как вы считаете, отсутствие прямого контакта с россиянами – это конечная штука, или в конце концов он когда-то решится на него?
Александр Подрабинек: Это зависит от того, как будет дальше развиваться ситуация. Если она будет совсем плохой, то, скорее всего, он и не будет выходить к людям: надо же смотреть им в глаза, что-то отвечать на вопросы. Конечно, все заранее срежиссировано, известно, какие будут вопросы. Но когда кругом пожар, а он будет говорить о том, какие он выращивает цветы у себя во дворе, это будет смотреться странно. Когда идет война, а он будет говорить о том, где надо провести газовую трубу, кому-то помочь что-то построить, это будет довольно смешно. Это давно уже смешно, а сейчас будет выглядеть совсем абсурдом.
Я бы не придавал такого значения всем этим шоу. Это ритуал, который нужен только ему и его окружению для того, чтобы они чувствовали, что общаются с народом, народ их любит, поддерживает. Они создают такую картинку для самих себя, я думаю, в глубине души чувствуя, что все это полнейшая чепуха. Положение обязывает, они уже установили такой ритуал и следуют ему. Никакого серьезного содержания за ним нет, ни за “прямой линией”, ни за большой пресс-конференцией, где выходят какие-то дурачки с микрофонами, считающие себя журналистами. Это все смешно, по-моему, весь мир смеется над этим. Я думаю, им самим это доставляет какое-то веселье, после этой пресс-конференции они, наверное, хохочут над тем, что было. Все это глупые ритуалы, я бы не придавал этому большого значения.
Елена Рыковцева: Я единственное не соглашусь: может быть, наоборот, хотят показать, что война войной, а обед по расписанию. У людей проблемы: газ, что-то прорвало и так далее. Хотя, с другой стороны, эти проблемы будут странно смотреться на фоне украинских проблем: она ему жалуется, что трубу прорвало, а там целая страна… Почему он упорно не подписывает и, скорее всего, не подпишет указ об отмене частичной мобилизации?
Александр Подрабинек: Вы знаете, это какие-то странные юридические игры. На самом деле, подпишет он этот указ или не подпишет, это же тоже не особенно существенно. Сегодня подпишет указ о прекращении мобилизации, а послезавтра издаст новый. Своя рука – владыка, что захочет, то и сделает. Он же один на Олимпе, ему никто и ничто не указ, ни закон, ни Конституция. Я думаю, это просто какая-то внутренняя политическая игра. У меня есть такая мысль, она не очень надежная, но, возможно, он хочет, чтобы вокруг этого были какие-то обсуждения: вот видите, “Яблоко” потребовало подписать указ о прекращении мобилизации, вопрос обсуждается, юристы обсуждают, насколько все это законно. Хотя это не имеет никакого значения, потому что сегодня один указ, завтра другой указ, никакой разницы нет. Они все время ведут какую-то правовую игру. Так у нас происходит в судебных процессах: они тоже делают вид, что это судебное разбирательство, есть сторона обвинения, есть сторона защиты, а приговор давным-давно готов, написан и лежит у судьи в столе. Но они выполняют ритуал судопроизводства. Так же, я думаю, делается и в политике.
Елена Рыковцева: В каких формах у Владимира Путина еще сохраняется связь с живой жизнью? Обрезаны формы общения с большим кругом журналистов, даже таких смешных, которые одевались зайчиками и спрашивали его о проблемах на своих фермах. Каким образом осуществляется контакт с действительностью президента РФ, помимо шоу спуска на воду, которое мы сегодня видели?
Илья Давлятчин: На самом деле контакта с реальностью, контакта с гражданами нет практически никакого, в том числе даже у подчиненных Владимира Путина, например, в управлении делами Администрации президента. На сайте Кремля есть форма обратной связи для граждан, куда можно написать, пожаловаться. Мы проводили эксперимент, направляли туда обращения, писали письма на имя Владимира Путина с разными вопросами и проблемами, в том числе реально существующими: про так называемую “спецоперацию”, про выплаты, дороги, губернаторов и так далее. Раньше на эти письма приходил хоть какой-то формальный ответ, прежде всего, что “ваше письмо зарегистрировано под таким-то номером, вам будет отвечено в течение такого-то срока”. Сейчас даже такие ответы не приходят, то есть граждане могут даже не пытаться писать в Администрацию президента, не писать письма Путину, потому что он на них не отвечает.
Но вода, что называется, дырочку везде найдет, поэтому в последнее время мы тщательно следим за страницами губернаторов, особенно губернатора Белгородской области Гладкова. Белгородская область постоянно обстреливается, там постоянно гибнут люди, это приграничная с военной территория, поэтому там особенно тяжелая ситуация. Там наблюдается очень интересная тенденция: многие подписчики Гладкова пишут ему в комментариях: мол, а где вы, а где чиновники, почему Владимир Путин не реагирует, почему он молчит, почему нас постоянно обстреливают, а вы нам никак не помогаете, не перевозите нас, не отправляете на удаленку, мы постоянно страдаем из-за этого? Когда людей касается вся эта история, они начинают задавать довольно правильные вопросы. Даже его молчание, даже отсутствие обратной связи на самом деле выходит ему боком, потому что люди начинают прозревать.
Елена Рыковцева: Олег, как вы оцениваете отсутствие “прямой линии”? Как скажется ее отмена на доверии к Владимиру Путину? Или люди этого просто не заметят?
Олег Степанов: Мы забываем про еще одно важное событие, которое должно заместить эту “прямую линию”: это встреча с родственниками мобилизованных, которую он анонсировал, она пройдет в ближайшее время. Это будет таким медийным замещением. Почему, с его точки зрения, это правильный ход? Сложно говорить, правильный он или неправильный, но он кажется более-менее логичным. Выступать в это время ни о чем, говорить про надои, про свиноводство, про индюшек кажется странным и неуместным.
Действительно, многие люди в приграничных городах не понимают, я тоже это вижу. Есть вещи, которые действительно волнуют людей, и мобилизация – это самая волнующая людей вещь, по крайней мере, по опросам октября и ноября. Принести какую-то хорошую новость по этому поводу или показать участие, может быть, не помочь, но хоть как-то посочувствовать людям – это, конечно, электорально ему очень выгодно, с точки зрения рейтингов или контроля над ситуацией: дескать, царь видит, сочувствует, чего-то хочет.
Я думаю, “прямая линия” как формат немножко себя изжила, она ведь очень долго идет, все уже все понимают, она не вызывает никакого энтузиазма, добавить туда особо и нечего. А при отсутствии политической конкуренции (к сожалению, сейчас в России очень жесткий авторитарный или, как говорят, тоталитаризующийся режим), наверное, это просто инструмент из прошлого, который, может быть, и был нужен как такая “Радионяня”: все спокойно, я снова говорю вам то же самое, вы снова смеетесь над моими очень остроумными шутками про половые органы бабушки и так далее. Ничего особо нового это не дает.
Общение с родственниками мобилизованных – это да, это может продемонстрировать что-то хорошее. Я хочу подтвердить слова уважаемых коллег о том, что Путину действительно нужно приходить с хорошими новостями или, по крайней мере, в хорошем ореоле, не показывать себя слишком оторванным от действительности, этого и так уже много, а появиться среди людей: наверняка понятно, какие там будут люди, они будут задавать ему подобострастные вопросы, благодарить.
Елена Рыковцева: Поскольку об этой встрече я слышу от вас первого, я уточню: с родственниками погибших мобилизованных или живых мобилизованных он собирается встретиться?
Олег Степанов: Я видел анонсы только встречи с родственниками мобилизованных, там не уточнялся статус. Я думаю, там наверняка будут люди, которые скажут, что у них есть героический родственник, который погиб. В целом наверняка будет дана формальная поблажка, какую-нибудь группу людей ошибочно мобилизуют (айтишников, студентов), поругают перегибы на местах, как это свойственно делать российской власти на протяжении долгого времени, покажут: царь контролирует, все будет нормально.
Елена Рыковцева: Когда Олег начал об этом говорить, я сразу вспомнила “Курск”, встречу с родственниками погибших на лодке. Скорее всего, этот урок был настолько жестким и жестоким для Владимира Путина, что можно себе представить, какого рода родственники будут отобраны для этой встречи и как с ними будут работать, для того чтобы они повели себя правильно. Как вы считаете, от таких людей можно ждать непрогнозируемых реакций, несмотря на всю предварительную работу?
Александр Подрабинек: Я думаю, можно ждать непрогнозируемой реакции от родственников погибших, и в Кремле наверняка тоже ее ждут. Я думаю, на 99% родственников погибших там не будет, или это будут какие-то очень хорошо проверенные единицы. Ведь люди, у которых погибли родные, могут потерять самообладание и задать тот вопрос, который они хотят задать, а не тот, который им велели. Я думаю, в Кремле перестрахуются от такого развития событий.
Елена Рыковцева: Давайте просмотрим опрос: нужна ли московским прохожим “прямая линия”, прямое общение с президентом Российской Федерации.
Источник: Елена Рыковцева, «Радио Свобода»
