С первых дней российского вторжения в Украину Русская православная церковь встала на сторону Кремля. Глава РПЦ патриарх Кирилл вслед за президентом Путиным повторяет тезис о том, что россияне, погибшие на войне, “попадут в рай”, и добавляет, что гибель на фронте “смывает все грехи, которые человек совершил”. Но не все священнослужители поддерживают полное сращивание церкви и государства и ведение войны в соседнем государстве. Священник Аркадий Фомин из Коми лишился служения, потому что подписал антивоенную петицию и открыто высказывался против российской агрессии в Украине. Он рассказал Север.Реалии, что предпочел уйти из церкви, чем благословлять мобилизованных, отправляемых на фронт.
В джинсах, худой, с бородкой и волосами, собранными в хвостик. Внешне Аркадий Фомин выглядит как типичный провинциальный хипстер. В его речи проскальзывают сленговые словечки, он цитирует Пелевина и Стругацких. За плечами – гитара. Его нынешняя аудитория – посетители сыктывкарских рок-клубов. Но больше полугода назад публика обращалась к нему “отец Аркадий” и встречалась с ним в небольших сельских храмах Коми. Сегодня бывший служитель церкви не носит рясу и не проводит богослужения. Он по-прежнему считает, что Христос учил любви, но его взгляд на шестую заповедь “Не убий” разошелся с позицией РПЦ. И спустя несколько месяцев после начала войны 35-летний диакон Аркадий Фомин стал обычным мирянином.
Корпорация с патриархальными традициями
Аркадий посвятил церкви 11 лет, пять из них после рукоположения служил диаконом. Сейчас он признает, что не все традиции РПЦ были ему близки. Придя в “корпорацию с патриархальными традициями” – именно так он называет РПЦ, – Аркадий хотел в ней многое преобразовать.
– Лет в 12 я по собственной инициативе стал ходить в воскресную школу при храме. Потом перегорел и стал заурядным подростком 90-х и нулевых с интересами к панку и разным субкультурам. Переломный момент случился, когда умерла мама. Тогда после разговора со священником решил стать алтарником – своего рода помощником при соборе, начал ездить с батюшкой по деревням. Потом женился и уехал в Воркуту. В поселке Заполярный под Воркутой, где мы жили, в обычной пятиэтажке действовал небольшой приход. Тогда были, наверное, по-настоящему золотые дни моей церковной жизни. Там была маленькая община: комфортный круг, милые люди, всё как будто оторвано от реальности. Это было “розовое” христианство с теми чертами, которые чаще всего позиционируются в РПЦ, – рассказывает Аркадий Фомин.
Первые духовные разногласия с церковью возникли, когда Аркадий, тогда еще учившийся в семинарии, стал служить секретарем-референтом при Воркутинской епархии.
– Мне нужно было постоянно проверять электронную почту епархии. Там я увидел много неприятных вещей, касающихся отношений с людьми, и это произвело на меня сильное впечатление. Но настоящий шок случился позже. Однажды во время проповеди владыка Иоанн, архиепископ Воркутинский и Усинский, сказал, что все абортированные и умершие некрещенные младенцы попадают в ад. Сейчас у меня есть богословские знания, и я понимаю, откуда взялось такое представление. Как существуют разные школы философии, так и в христианстве есть разные направления: ортодоксальные консерваторы, фундаменталисты, модернисты и много-много “истов”. Я часто говорю: “Сколько христиан, сколько и христианств”. Понятно, что имеется общий базис. Но моё христианское представление иного толка. Слова владыки Иоанна тогда вызвали крайне негативные эмоции. Для меня в этом нет ничего общего с христианством, – рассказывает Аркадий.
Расхождения с РПЦ возникали еще не раз. Когда в августе 2018-го его рукоположили, Аркадий не проявил стремления к традиционной церковной карьере: обзавестись приходом и окормлять паству. Свою деятельность он связывал с просветительством православной молодежи.
– Несколько лет подряд я подрабатывал воспитателем в детско-юношеском патриотическом лагере “Ратник”, учил мечевому бою. При молодежном отделе Сыктывкарской епархии организовал богословский и киноклуб, устроил антикафе. Тогда я поверил, что церковь можно изменить в лучшую сторону. Что та грязь, что я встретил, весь обскурантизм, – все преодолимо. Увидел молодых людей, интересующихся православием. Хотелось и дальше заниматься молодежью, благотворительностью, миссионерством, социальной деятельностью, – объясняет он.
Сам он с 16 лет сочинял стихи, слушал рок-музыку, играл на гитаре, выступал с собственными песнями на конкурсах. Высшее образование он не получил: мама долго и тяжело болела, и было не до этого. Как говорит о себе Фомин, “получил образование, как Рэй Бредбери, в библиотеке: много читал”. Со временем он планировал получить светское образование и стать психологом.
Фомин считал, что в православном сообществе, как и в обычном, могут сосуществовать разные точки зрения. По его мнению, в христианстве люди имеют право на разные позиции: быть за Путина и Навального, представлять консерваторов и либералов. А каждый человек, кого считают “заблудшим”, имеет в церкви право на утешение и понимание. Однако представителям ЛГБТ-сообщества в христианском прощении, как однажды выяснил Аркадий, было отказано.
– Главное действующее лицо РПЦ говорит: идите и учите народы. Но кто-нибудь слышал про православную миссию в отношении ЛГБТ? Православные священники ведут диалог с католиками, лютеранами, беседуют с военными, приходят в места заключения и проповедуют заключенным. Там сидят разные люди, где многие далеко не божьи овечки. Они совершили злые поступки, и некоторые в тюрьме в сексуальном смысле занимаются тем, чем занимаются представители ЛГБТ. К ним вы ходите, пытаетесь беседовать. А к ЛГБТ нет ни миссий, ни попыток выстроить диалог. Тут позиция однозначна: они грешники и все сгорят в аду. В РПЦ об этом представление на уровне четвёртого века. Они боятся об этом даже думать, хотя всем известно, что в РПЦ это явление тоже существует. Ни о какой инициативе – диалоговой или миссионерской – по отношению к ЛГБТ-сообществу в церкви нельзя говорить, – замечает Аркадий.
Конфликт на почве патриотизма
За год до войны на одной молодежной встрече при Сыктывкарской епархии в его адрес прозвучал упрек, что он “преподает антипатриотические настроения”.
– Я всегда держался позиции, что патриотизм – это не про христианство. Под патриотизмом имею в виду не любовь к культуре, традициям, а его словарное определение. “Патриотизм – любовь к Родине и такое отношение человека и государства, при котором человек интересы страны и государства ставит выше собственных”. РПЦ наследует черты Русской церкви времен Российской империи. Еще тогда существовал конфликт церкви со Львом Толстым, анархистом и антигосударственником, который считал, что государство и патриотизм – зло. Наша церковь скорее пользуется терминами Достоевского: “Русский – значит православный”, и для нее патриотизм неотделим от христианства. Причем это именно милитаристский патриотизм, пропитанный восхищением перед воинским долгом. Здесь по-своему понимают слова Иисуса Христа о том, что “нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей”.
По мнению Фомина, милитаристский патриотизм усиливался в церкви с каждым годом, и ему хотелось противостоять этим тенденциям. Он старался донести, что христианство – это в первую очередь о любви ко всем людям, и убеждал, что не может быть морального оправдания войнам.
– Почему мы должны выделять русских? Чем для Христа отличаются евреи и православные? Да, в мире есть зло, и иногда ему приходится противостоять агрессивными мерами. Но я против того, чтобы называть это добром. Даже если это меньшее зло, оно остается злом. В христианстве, даже если ты убил человека, защищая другого, или убил на войне, ты все равно совершил убийство. И на человека накладывается покаяние. Сложно иначе перетолковать слова Христа: “Вложи в ножны свой меч, ибо тот, кто поднимет меч, от него и погибнет”.
За подобные высказывания, идущие вразрез с позицией Сыктывкарской епархии, как говорит Аркадий, его считали едва ли не еретиком.
– Христианство в целом против лицеприятия, любить нужно всех людей. А патриотизм, напротив, говорит о том, что все народы хороши, но наш лучший. В России церковь как до революции, так и сейчас отравлена этнофилитизмом, при котором национальные интересы ставятся выше духовных. Я спрашивал, если все народы равны, то зачем нужно такое явление, как патриотизм. Не то, чтобы я собирался критиковать патриотизм совсем. Если кто-то для себя это определяет как любовь к березкам и стихам Есенина – на здоровье. Я сам люблю березки и русских поэтов. Другое дело, что в православии видят патриотизм иначе. Редко встретишь человека, который под флагом патриотизма раздаёт хлеб нищим. Зато под патриотическими идеями собирается много чего: от военных операций до крестных ходов в церкви. Против всего этого я выражал протест. Мне казалось это неправильным, нехристианским, чему я учил и других людей, – говорит бывший священнослужитель.
Рефлексия диакона Фомина на тему патриотизма не нравилась некоторым священникам, и в епархии на эту тему все чаще возникали дискуссии. Он предлагал задаться вопросом: “Какие интересы важнее: общечеловеческие или национальные?”, предполагая, что однажды наступит момент, когда придется выбирать.
– Если говорить по учебнику о нравственном богословии, то по нему христианин должен более высокое предпочесть более низкому, – поясняет Фомин. – Человечество больше, чем нация, поэтому общечеловеческие интересы предпочтительнее. Удивительно, но многие священники считают, что предпочтение надо отдавать национальным интересам. Я был этим поражён. Другой вопрос, который возникал во время дискуссий о патриотизме: “Чьи интересы станут важнее, если Россия на кого-то нападет?” И, какая ирония, практически все говорили: “Мы, русские, никогда ни на кого не нападём”. Я предлагал поразмышлять на эту тему, но меня одергивали: мол, зачем задавать спекулятивные вопросы, ведь этого никогда не случится. Хорошо помню, как ответил один священник: “Даже если такое случится, мы перестанем быть русскими”. Вот слова, которые я слышал от людей за год до известных событий. Эти люди и сейчас выкрутились из ситуации. Теперь они говорят, что это не нападение, а мы заканчиваем начатую не нами войну.
Расхождения касались не только размышлений о том, кто более любит Отчизну. Диакона Фомина до начала войны тревожила позиция РПЦ по другим вопросам.
– Мне было не по себе от крайней прорежимности духовенства, поддержки репрессивных действий государства. Возьмём, например, заключение Алексея Навального в тюрьму. Знаю священников, которые одобрительно высказались об этом. Мне кажется, что когда к человеку применены репрессивные меры, долг духовенства поддержать человека в его страданиях. Более того, Навальный себя позиционировал как православный. Кроме того, РПЦ старалась максимально отмежеваться от всего западного. Вовсе не значит, что надо нахваливать Запад или сегрегироваться от него. Но в епархии это выглядело нарочито. Дескать, всё, что там, плохо. А здесь всё хорошо. Это противопоставление возрастало, возрастало и вылилось в то, что случилось, – говорит Аркадий.
Специальная православная операция
Несходство с РПЦ во взглядах на Запад, политику и общественные проблемы оказались для отца Аркадия особенно неприемлемым с началом войны. “Дед все-таки е****ся”. С этих слов для отца Аркадия началось утро 24 февраля, когда его разбудил друг, у которого он остался ночевать.
– В первую очередь испугался за родных и друзей, которые живут в Украине. Прекрасно понимал, что их жизнь в опасности. И неважно, что у нас это называли специальная операция, для них это была война, – рассказывает Фомин.
В Украине Аркадий оказался пять лет назад, после того, как они с супругой поняли, что в Воркуте им трудно выжить.
– В какой-то момент в поселке Заполярном жить стало невыносимо: закрылся медицинский пункт, цены росли, зарплаты маленькие… У этого северного посёлка невероятная куча проблем, поэтому оттуда все уезжают. И мы с супругой решили поехать в Украину – в ее родной дом под Черкассами, где живут родители. С работой и там было непросто: мы с родственником чинили в поселке крыши, собирали помидоры. Но основная работа была по хозяйству, тем более что там оно огромное: картошка, кукуруза, козы, гуси… Тогда одним из самых успешных моих заработков стала колка грецких орехов: собирали урожай, кололи, разделяли на сорта и продавали оптом.
Жить в Украине дольше 90 дней мужчине с российским гражданством нельзя. Поэтому Аркадий пару лет мотался между Сыктывкаром, где учился в семинарии, и Черкассами, пока окончательно не осел в Коми. Но дружеские и родственные связи с Украиной оставались.
– Моим родным повезло. Большинство оказалось в городах, которые не страдали от оккупационных военных действий. Хотя, что касается авиации, они так же постоянно живут в состоянии перманентной “повітряної тривоги”. Никто из них меня не упрекал, что моя страна напала на Украину – моя позиция им известна, – говорит Аркадий.
Когда начались военные действия, Аркадия, по его словам, настолько “шваркнуло”, что ему хотелось что-то совершить на горячую голову. В первые дни он винил церковь только в том, что она молчит. Диакон предполагал, что мнение духовенства разделится и у церкви есть шанс повлиять на ситуацию. Но патриарх Кирилл ничего не говорил. Аркадию же хотелось подтолкнуть стороны к примирению. Он предложил устроить публичную дискуссию и высказать свою позицию о войне. На предложение откликнулся один культурный центр в Сыктывкаре.
– Узнав об этом, из епархии написали: “Отец Аркадий, одумайся! Ты сначала должен получить благословение”. Но это моя общественная позиция и речь идет о военных действиях, по которым хочу выразить позицию четко и ясно. Хочу, чтобы моя совесть была чиста. И я решил высказать свое мнение вопреки воле епархии. Считаю, что такое действие требуется от каждого человека, имеющего хоть какую-то возможность влиять на людей словом. Тут нельзя молчать, независимо от того, дают тебе на это право или нет. Для меня это не вопрос послушания. Это как если бы на улице один человек пытался другого убить, а я в этот момент звонил начальству и спрашивал, можно ли помочь. Это нелепо, – считает он.
В начале марта 2023-го в интернете появилось обращение священнослужителей РПЦ с призывом к примирению. Подобные петиции тогда подписывали многие, кооперируясь, прежде всего, по профессиональному признаку – ученые, преподаватели, журналисты.
Аналогичную петицию, распространявшуюся среди священников, подписал и диакон Аркадий Фомин. Всего под ней значится 294 имени священнослужителя Русской православной церкви, правда, большая часть тех, кто подписал обращение, находятся за границей.
Некоторых из тех, кто остался в России, за подпись под этой петицией ждало административное преследование. Так, в декабре 2022 года клирика храма Благоверных Ярославских чудотворцев Казани иерея Глеба Кривошеина за подпись под антивоенной петицией суд оштрафовал по административному делу о “дискредитации” армии на 15 тысяч рублей. А 8 февраля редакция сайта “Благодатный огонь” предложила руководству РПЦ лишить сана священников, которые подписали этот документ.
– Мои высказывания не только не вызвали поддержки, сочувствия, но впоследствии в Сети начались угрозы в расправе и обещания сообщить в определённые органы. Скорее всего, за этим ничего не стоит, но жить в атмосфере угроз непросто, – признается Аркадий.
После публикации одного стихотворения на своей странице “ВКонтакте” он получил от епархии выговор.
– На меня условно написали донос. “Прилетело” за то, что, дескать, проповедую злобное учение каббалы. Дело заключалось в том, что в опубликованном стихотворении использовались иудейские слова, – рассказывает он.
После подписания петиции и открытых высказываний против войны службы у диакона прекратились. Под разными предлогами Фомина перестали брать на богослужения в села, куда он приезжал несколько лет. Перед ним стоял выбор: отправиться на поклон к архиепископу и попросить новое место или сохранить антивоенную позицию.
– От меня в любом случае потребовали бы извинений и признания лояльности. Так поступить я не мог. К тому времени владыка Питирим, архиепископ Сыктывкарский и Коми-Зырянский, был вовсю СВО-шным. Он публичная личность, понимает свой статус и знает, как его слова влияют на людей. Многие думают: “Что скажет поп, то и хорошо”. И если он благословляет кровопролитие, публично поддерживает войну, значит, и он повинен в этой крови. И я не вижу, в чем его отличие от убийцы. Его позиция очень патриотична, и он прекрасно понимает, сколько людей доверяет его авторитету.
По мнению диакона Фомина, индикатором мировоззрения архиепископа Питирима является его поэзия. На своей странице во “ВКонтакте” тот регулярно публикует стихотворные строки, в которых выражает поддержку Владимиру Путину, пишет, что “вновь бить врагов настал черед” и “очистят землю Божьи “Грады”.
Обращаясь в соцсетях к пастве за денежной помощью на колокольню и другие нужды, архиепископ добавляет для надежности фотографию Владимира Путина – в проруби, с оружием или даже детских лет.
За такую преданность президенту 24 января архиепископ из Коми попал под санкции Украины. Действовать они будут в течение 30 лет. На новость о санкциях Питирим тоже отреагировал стихами.
“И санкций украинского фашистского режима,
Друзья мои, я вовсе не боюсь.
Восстал нацист Зеленский против Света Серафима,
С которым Бог, Кем я всегда хвалюсь”.
Питирим считает, что санкции на него наложили “враги церкви и русских людей”, а его патриотическую позицию в России не понимают “предатели Родины, покинувшие нашу страну, расстриги, недоучки-семинаристы, душевно страждущие, кураевцы”. При этом сам архиепископ Питирим заявляет, что украинцев “братски любит”.
Нормальная мужская работа
После того, как Фомин публично выразил свою антивоенную позицию, официальное служение для него закончились. В православной церкви есть три меры воздействия на священнослужителей. Первая запрещает проведение служб, при этом человек номинально остается священнослужителем и к нему нужно обращаться “отец”. Вторая мера предполагает изгнание из сана, после которой служитель становится обычным мирянином. Третья – отлучение от церкви, когда человек перестает считаться православным. К диакону Аркадию Фомину применили первую меру или, проще говоря, уволили из РПЦ.
– Церковь такой стала не внезапно, не 24 февраля. В ней уже была косность, обскурантизм. Сейчас церковь тем более готова обслуживать режим, делать все, что ему выгодно. Для России церковь – идеологический инструмент, – говорит бывший священнослужитель.
Какое-то время Аркадий был в депрессии и сидел без денег, но позднее нашел, как он говорит, “нормальную мужскую работу”: поработал два месяца кочегаром в котельной. Но предприятие вскоре закрылось, и он снова остался без заработка. Найти новое место ему помогла любовь к гитаре – теперь Аркадий менеджер в школе вокала. Работа ему дается тяжело, хоть он и замечает, что “работал на корпорацию с двухтысячелетним опытом по заманиванию людей”. Фомин продолжает сочинять стихи, выступать с молодой сыктывкарской группой и мечтает зарабатывать частнымиуроками музыки.
Он говорит, что отстранение от церкви в какой-то момент избавило его от морального выбора: во время мобилизации ему не пришлось благословлять людей на войну.
– Возможно, некоторые священники честно и открыто поддерживали мобилизованных в тяжёлые минуты. Но проблема в том, что священника направляют к военкоматам явно не отговаривать от поездки на фронт, а, наоборот: “Давай, брат, спасай Отчизну”. Даже если бы мне как священнослужителю пришлось поддерживать солдат на СВО, это было бы соучастием в военном процессе. Участвовать в этом мне хочется. Не потому что не ценю жизни парней или не хочу, чтобы у них было спокойно на душе, а потому что любое участие священнослужителя будет использовано не для хороших действий, – объясняет он.
Спустя год после начала войны диакон Аркадий Фомин не поменял свое отношение к ней.
– После событий в Буче и других новостей из Украины я радикализировался, хотел что-то реально изменить, причём с высокой степенью опасности для себя. Но нужно здраво оценивать свои возможности и понимать, что человек несёт ответственность не только перед собой или перед народом. Он несет ответственность перед близкими, друзьями, перед тем будущим, в котором он сможет что-то изменить к лучшему менее жертвенным способом. Как говорил Сэлинджер, легко отдать жизнь во имя идеи, но тяжело жить во имя идеалов. Поэтому, где надо, лучше быть тихим и спокойным. Лучше делать хорошие ставки, чем плохие, – говорит Фомин.
Индивидуальное общение с Богом
Оставшись без церковного служения, Фомин не разорвал духовные связи с православием. Он по-прежнему ведет религиозную жизнь, но она серьезно изменилась. Он с меньшей радостью идет на воскресные службы, а вместо этого предпочитает молитвы с друзьями.
– Я отделяю РПЦ и церковь. Церковь – это духовное образование. РПЦ – вполне понятная компания, у которой есть сертификаты, ИНН и куда более четкие границы. Иногда я посещаю службы в храмах Русской православной церкви, поскольку убежден, что Бог с каждым имеет индивидуальное общение. Для меня множество ритуалов не имеют такой ценности, какую они имеют для среднестатистического православного человека, – говорит Фомин.
Помимо этого, он рассматривает переход в другую религиозную юрисдикцию. При выборе новой церкви ему важно, чтобы она не определяла себя как единственно правильную. Он не исключает, что он там станет священником. Однако назвать эту молодую в юридическом плане церковь Фомин отказался.
– Позиция этой церкви такова, что она старается принимать разных людей. Обозначение чёткой позиции в отношении военных действий в Украине может кого-нибудь отпугнуть и превратить церковь в обиталище идеалов, поэтому она свою позицию открыто не выражает. Но она скорее “против”, чем “за”. Меня такое отношение плюс-минус устраивает. Главное, что у них есть, – это приятие чужих взглядов. В отличие от РПЦ, они не считают, что они единственные имеют право на существование. Для них, как и для меня, важнее всего любовь.
Аркадий Фомин убежден, что сложные отношения с РПЦ возникли не только у него как у священнослужителя, но и у многих верующих в России. По его мнению, РПЦ сейчас переживает кризис и после окончания войны ей придется претерпеть изменения.
– Патриотично настроенных, поддерживающих правительство верующих немало, поэтому многие укрепились в вере. Но есть и другие люди, кто близок моим убеждениям, и они либо больше не считают себя частью Русской православной церкви, либо относятся к ней менее лояльно. Сценарий того, как поведет себя РПЦ после окончания войны, может быть разным. Например, в 1965 году Папа Римский открыто извинился за все действия католической церкви, связанные с гонениями на людей. Интуитивно кажется, что все будет как раньше. Большинство людей ходит в церковь не за тем, чтобы получить удовлетворение в режиме или, наоборот, поддержку своей оппозиционности. Они ходят для общения с Богом. Изменится мир, и церковь изменится. РПЦ переживает сложные времена не из-за того, что на нее есть какие-то гонения. Но ее моральное поведение как организации скорее ужасно. Мириться с этим и существовать внутри нее человеку с моими взглядами и принципами не представляется возможным. С этими тремя буквами – РПЦ – не хочу иметь ничего общего, – говорит бывший священнослужитель. – Иисус Христос завещал прощать людей, и я с радостью прощу этих людей, стоит им только измениться. Я допускаю право на существование в церкви плюрализма этических взглядов. Но сейчас есть одна главенствующая позиция – прорежимная, провоенная. И мириться с ней, мне кажется, подлинный христианин не может.
Источник: «Север.Реалии»
