Российский бизнес похоронных услуг переживает невиданный подъем благодаря поддержке государства: сначала помогла правительственная политика по борьбе с коронавирусом (в 2021-м Россия в отсутствие карантинных мер занимала первое место в мире по суточной смертности от COVID), а с 2022 года помогает уже российская внешняя политика, причем в последние дни все активнее: скажем, число могил на кладбище ЧВК Вагнера в Краснодарском крае выросло в семь раз за два месяца. Ритуальщики оперативно реагируют на веяния времени: на кладбищах выделяют специальные солдатские участки, в обиход запущены специальные камуфляжные гробы и вводятся новые обряды военного погребения. Крематории, правда, пострадали было от санкций, но уже налажено импортозамещение, и они открываются с небывалой скоростью.
«На курсах по подготовке тел умерших нет отбоя от желающих»
Поймать Максима Колесова для интервью теперь сложно. «Сегодня, к сожалению, никак не получится, завал по работе, три участника СВО. Там устранение повреждений — до ночи всё затянется», — пишет он. Максим — опытный танатопрактик, то есть мастер по косметической подготовке покойных. После начала войны, которую он называет «спецоперацией», Колесов помогает провожать ее участников в последний путь на добровольной основе:
«Я бесплатно предоставляю свой траурный зал в Новой Москве для прощания с погибшими. За восстановление тела тоже плату не берем. Люди узнают о нас по сарафанному радио, звонят. Просят встретить груз 200 с их родственником, прибывающий в аэропорт, доставить в морг, открыть цинк, помочь с опознанием и с кладбищем. Погибшие — не только москвичи, некоторые тела идут транзитом».
Участников прошлых военных конфликтов часто хоронили в закрытых гробах. Но в последние годы косметическая подготовка тел стала в России обычным делом. Так что участников нынешней войны стараются похоронить «в лучшем виде». Далеко не всегда такие вещи можно оплатить из государственной компенсации на погребение, но некоторые семьи берут кредиты, а кому-то бесплатно помогает Максим Колесов.
Подчас лицо и руки убитого (других частей тела при прощании всё равно не видно) собирают буквально по частям. Восстанавливают раздробленные кости, заполняют раны специальным воском. Работа над сложным случаем может занять до 12 часов. И чем дольше идет война, тем труднее становится, говорит Колесов:
«Сначала были в основном пулевые ранения, часто — снайперские. Потом пошли крупнокалиберные. После стало много минометных и осколочных ранений. А затем появились последствия ракетных ударов. HIMARS — это большое количество мелких осколков, прошибающих всё на своем пути, как дуршлаг примерно».
Борис Якушин, владелец Новосибирского крематория и организатор ежегодной похоронной выставки «Некрополь» рассказывает, что в первые месяцы войны погибшие бойцы возвращались в «удивительно хорошем» состоянии:
«Обмытые, забальзамированные, с минимальной щетиной. Видно было, что о теле позаботились. Среди работников индустрии ходила легенда о каком-то танатопрактике, который поехал в Ростов-на-Дону и как доброволец занимается солдатами. Не знаю подробностей, но рад был бы познакомиться с таким человеком».Уже летом погибших стало больше, и тела начали поступать в плохом состоянии. Сейчас состояние опять улучшилось. Возможно, повлияла холодная погода, при которой трупы лучше хранятся.
В любом случае спрос на услуги танатопрактиков в России сейчас растет. Как и интерес к специальности. Это отмечает Дмитрий Евсиков, еще один авторитетный специалист по подготовке тел умерших:
«За 2022 год я провел несколько обучающих курсов для новичков. И если раньше набиралось от силы 3–4 желающих, то сейчас приходят по 18–25 человек. Чаще всего это сотрудники моргов. Многие, наоборот, бывшие визажисты, косметологи, парикмахеры. Впрочем, не стану утверждать, что это связано с боевыми действиями».
Максим Колесов в феврале готовит большой мастер-класс в Минске. Там он обещает рассказать о сложных случаях восстановления лиц и показать слайды.
«Символика Z и V в оформлении могил непопулярна»
В мае при новосибирском крематории планируют открыть специальную военную секцию колумбария на 500 мест. Идея эта пришла задолго до нынешней войны, еще в 2019 году. И сейчас, по мнению хозяина крематория Бориса Якушина, самое время воплотить ее в жизнь:
«Там всё будет в военном стиле, даже пушку установим. Правда Z и V в оформлении мы пока не собираемся использовать, но предложим их в качестве одного из шаблонов для мраморных табличек. К осени будет понятно, насколько всё это востребовано».
Вообще, по словам похоронщика, латинская символика нынешней войны большой популярностью пока не пользуется:
«Я видел на кладбищах венки с литерами Z и V, но нечасто. Более распространены георгиевские ленты. За прошлый год у производителей появились гробы в цветах пиксельного российского камуфляжа и довольно много военной атрибутики. Но у родственников это, видимо, вызывает плохие ассоциации. Спрос на такую продукцию невелик».
Летом в интернете обсуждали рекламу такого камуфляжного гроба. Модель под названием «Защитник» продавалась в захваченном Россией Бердянске.
Зато, по наблюдениям Якушина, в этом году в некоторых регионах вошли в моду гробы-саркофаги. Это такая конструкция, когда крышка состоит из двух половинок, одну из которых можно красиво откинуть при прощании. Раньше она была обычным атрибутом американских армейских похорон. А теперь, говорит Якушин, пришла в Россию:
«Протокол солдатского погребения в этом году немного изменился. Например, раньше флаг возлагали на гроб треугольником, как у американцев. А теперь стали класть квадратом. Флаг этот — дань уважения погибшему. Он потом передается родственникам или остается на могиле. Иногда это российский флаг, иногда — знамя ЧВК Вагнера. Не то, что с черепом, а с крестом, мечами и звездой. С вагнеровцами вообще интересно — их руководство поставило задачу, чтобы погибших хоронили с максимальными почестями. Они разослали в регионы своих представителей, которые решают вопросы с местными властями и военными, чтобы на кладбищах выделялись участки, была салютная группа. Даже Министерство обороны не старается так для своих погибших. Я был на одном из вагнеровских погребений. Боец был из заключенных, и родственники отказались присутствовать. Поэтому, кроме меня, там были только представитель группы Вагнера и военные».
От Минобороны обычно приезжает автобус. В нем четыре человека салютной группы. Зачастую они же — почетный караул. Если хоронят офицера, может прийти представитель местной администрации. Салют производят перед тем, как погрузить гроб в могилу. А если речь о кремации, залп звучит, когда все выйдут на улицу после прощания.
Летом 2022 года на кладбищах во многих регионах России появились особые военные секторы. По словам Якушина, такая инициатива часто исходит именно от группы Вагнера. Вообще Евгению Пригожину довольно близка кладбищенская тематика. Как минимум с 2018 года у его структур есть собственное кладбище для наемников в Горячем Ключе Краснодарского края. Там установлены часовня, два памятника наемникам и ряды колумбариев с гербом ЧВК Вагнера на каждой ячейке.
В декабре места для захоронения у часовни закончились, и вагнеровцев стали хоронить в станице Бакинская, что в 18 километрах от Горячего Ключа. Две свежие могилы обнаружили местные активисты, а 21 декабря информацию подтвердила пресс-служба Пригожина.
Когда через три дня там побывала корреспондентка 93.RU, она обнаружила уже 48 могил и новые тела продолжали поступать. Только один из похороненных был уроженцем Краснодарского края, большинство проходили по базам судебных решений как ранее судимые. «Все тела в Бакинскую везут из Ростова-на-Дону, но почему именно оттуда, честно говоря, никто не знает. Сотрудники погоста предполагают, что там “просто холодильники побольше”. Да и к границе близко», — отмечалось в статье.
Благодаря Борису Якушину мы знаем разгадку:
«Ростов-на-Дону — перевалочная база для погибших, тела из зоны СВО поступают туда. Дальше военные обязаны организовать их отправку домой. Но загрузка очень большая. Поэтому, думаю, новый крематорий на четыре печи, который сейчас как раз построили в Ростове, ближайшие 2–3 года без работы не останется».
«Крематории растут в геометрической прогрессии»
Дмитрий Евсиков не только танатокосметолог, но еще и специалист по оснащению крематориев. Сейчас он живет в Крыму и руководит оттуда проектами по всей стране: заказывает печи, организует их доставку и установку. Специальность эта, по его словам, весьма востребованная:
«Крематории в России растут буквально в геометрической прогрессии — только в прошлом году открылись пять. Еще несколько сейчас в работе. Мы как раз доделываем второй крематорий в Ростове-на-Дону. Другой строим в Анапе. Есть еще несколько проектов, о которых я пока не могу говорить. Начался этот бум во время пандемии, когда вырос спрос на кремацию. Кроме того, земля на кладбищах физически заканчивается. Зачастую инвесторы — люди, заработавшие деньги где-нибудь в другой сфере, а мы — опытные подрядчики, помогающие всё организовать. Крематорий можно построить за 8–10 месяцев. Так что некоторые стройки были запущены уже после начала боевых действий на территории Украины. Это хорошее вложение денег, крематорий окупается за 3–5 лет».
Борис Якушин с этими подсчетами не согласен и предлагает закладывать на окупаемость 10 лет:
«Самый высокий спрос начался осенью 2020 года во время пандемии. Вместо 500 кремаций в месяц мы, например, стали делать тысячу. Сейчас, несмотря на военное время, ситуация ближе к допандемической. Всё-таки большинство погибших на фронте хоронят в землю. А вот у тех, кто производят кресты, венки, гробы, сейчас рост».
Тем не менее, крематории в России действительно активно открывают. На всю страну пока только 33 таких сооружения, а потребность гораздо выше.
Что касается передвижных крематориев, о применении которых на оккупированных территориях в начале войны писали украинские источники, такие действительно существуют. В 2015 году, например, разразился скандал с мобильным крематорием в Калининграде. Его сделал местный бизнесмен, потом суд запретил его использование, но поймать запрещенный крематорий на колесах долго не могли. По словам Дмитрия Евсикова, таких устройств на базе грузовых машин в России сделали несколько:
«Предполагалось использовать их на Крайнем Севере и в других труднодоступных местах. Но оказалось, что такие конструкции совершенно вне правового поля. Так что в основном они применялись не для людей, а для утилизации погибших животных. И я не верю, что мобильные крематории могли применяться где-нибудь на линии фронта. В армии совершенно другая процедура: тела отправляются в морг или трупохранилище. Оттуда после опознания — родственникам грузом 200. И там уже происходят похороны».
Похоронные санкции
Воронежский крематорий открылся в 2020 году, а 8 декабря 2022-го было объявлено, что он останавливает работу из-за санкций со стороны производителей оборудования — чешской компании Tabo CS. Борис Якушин подтверждает, что проблема с комплектующими действительно есть:
«После начала боевых действий чехи написали всем российским крематориям письма, что больше не будут сотрудничать. А учитывая, что всё это — современное оборудование, которое подключено к интернету для онлайн-диагностики, некоторые из печей даже дистанционно отключили. Хозяева крематориев на это жаловались. Но сейчас риторика изменилась. Чешские партнеры пишут, что хотят работать, но на них давят. У того же воронежского крематория, насколько мне известно, дела наладились. Крематорию в Улан-Удэ чехи даже поставляют какие-то запчасти через третьи страны».
Однако при строительстве новых комплексов теперь стараются ориентироваться на других производителей. Дмитрий Евсиков переключился на Китай. За 2022 год он импортировал оттуда 12 печей для новых и уже действующих крематориев. Борис Якушин такой подход не одобряет:
«Да, китайские печи в четыре раза дешевле. Скажем, 7–10 млн рублей без доставки вместо 40 млн у европейских производителей. Но там всё специально так запутано, чтобы обслуживать эти печи могли только сами китайцы. Еще важнее проблемы с документацией. Печи не проходят официально как кремационное оборудование. Поэтому возникают проблемы с подключением газа и с Роспотребнадзором, когда дело доходит до получения лицензии».
Зато налаживается отечественное производство. Одно предприятие в Нижнем Тагиле разработало собственную конструкцию кремационной печи. Но, по данным Якушина, ни одного своего изделия они еще не продали. Однако есть еще одна альтернатива:
«В мурманском крематории с самого начала изготовили печи сами. Они раньше специализировались на тепловом оборудовании и в какой-то момент подумали: а не построить ли нам крематорий. Сделали микс американской и чешской конструкций. Сейчас они готовы поставлять оборудование другим российским коллегам».
Ударили санкции и по танатопрактикам. По словам Дмитрия Евсикова, большая часть материалов для подготовки умерших к прощанию раньше поступала из Англии и США:
«Теперь американцы отказались их нам поставлять. И это заместить гораздо сложнее, у китайцев ничего подобного не достать».
Максим Колесов объясняет, что вынужден был перейти на подручные средства и «обычную косметику» (для живых). А еще — на продукцию Бориса Якушина, который организовал в Новосибирске импортозамещающее производство. Принадлежащий ему завод начал производить средства, задерживающие жидкость, а также пудру, колпачки для глаз (они вставляются под веки поверх или вместо глазных яблок). В месяц, по словам бизнесмена, продается порядка 1000 комплектов.
Но сильнее всего война ударила по производству памятников, говорит Якушин:
«Когда-то важным поставщиком был Китай, но на эти поставки очень повлияли пандемия и закрытие границ. Они не восстановились до сих пор. Поэтому большая часть недорогого камня поступала от украинских производителей. Его еще можно добыть через знакомых. В чатах отрасли часто спрашивают: нет ли у кого-нибудь украинского камня. Зато в прошлом году вдруг очень развернулось производство камня в Карелии. И на нашей осенней выставке «Некрополь» было неожиданно много памятников».
Впрочем, этой части похоронной отрасли испытание войной только предстоит. Ведь памятник на могилу ставится только через год. Так что повышенного спроса на гранит для воинских захоронений в России стоит ожидать в 2023-м.
Источник: Никита Аронов, The Insider
