Имена героев материала изменены. В распоряжении редакции «Берега» есть документы, подтверждающие значительную часть их слов.
Больше всего на войне Андрей боялся «Бабы-Яги» – тяжелого украинского дрона. На участке фронта под Кременной ВСУ запускали его только по ночам. Оснащенная тепловизором «Яга» «все равно видела, кто где сидит и дышит», вспоминает контрактник. Поэтому, услышав приближающийся беспилотник, Андрей «просто молился», чтобы «Яга» не скинула в его окоп гранату или мину. Правильно обращаться к богу его научили в колонии, откуда Андрей – покрестившись и подписав контракт с Министерством обороны РФ – и отправился на фронт.
От дронов российские солдаты обычно прятались в «лисьих норах» – не укрепленных, низких и узких окопах, «куда только на коленках можно заползти». В августе 2024 года Андрея и еще нескольких контрактников отправили на передовую, чтобы забрать одного из сослуживцев, попавших под налет «Яги». Андрей заранее понимал, что увидит: раненый солдат лежал в «норе», зарывшись лицом в землю, – будто пытался хотя бы так спрятаться от беспилотника. Осколками солдату раздробило позвоночник и таз. Он кричал от боли.
Пока группа эвакуации бежала по лесопосадкам, их преследовали украинские дроны-разведчики; вскоре к ним присоединились и ударные коптеры. «Тогда мы его [раненого] закинули в ближайший окоп и сами забежали туда», – вспоминает Андрей. На блиндаж полетели гранаты и зажигательная смесь. «Все это стало взрываться, пошел дым, – рассказывает он. – И тогда все остальные выбежали и просто х*й забили [на раненого]. Там каждый бережет свою шкуру».
На крыше блиндажа продолжали взрываться гранаты, земля осыпалась внутрь укрепления. Андрей, сам с осколком в предплечье, понял, что не сможет вытащить раненого один. «Он меня просил остаться с ним. У меня от жалости аж слезы накатили, но я ничего не мог поделать. Только я выскочил – и окоп заполыхал целиком».
На следующий день все стихло, Андрей вернулся к окопу и увидел сгоревшее тело. Еще через две недели тело смогли вытащить и доставить в часть. «Мы приходим к командиру, докладываем об этом – а он такой: ну ладно, подадим его [погибшего] без вести пропавшим, – пересказывает Андрей. – И заставил нас всех под этим подписаться. Хотя человек при нас сгорел заживо! И вот лежит в пакете в черном».
Тогда Андрей впервые задумался о том, чтобы разорвать контракт с Минобороны, – но быстро сообразил, что добиться этого практически невозможно. После объявления мобилизации осенью 2022 года все контракты с Минобороны РФ превратились в формально бессрочные. Закон оставил российским контрактникам только три легальных основания для увольнения: если они тяжело ранены и признаны негодными к службе, достигли предельного возраста или лишены свободы за уголовное преступление.
За подписание контракта с российским Министерством обороны солдаты получают миллионы рублей. Они отравляются на фронт добровольно. Однако правозащитники указывают, что после этого контрактники – как и россияне, попавшие под мобилизацию в 2022-м, – фактически оказываются в положении «крепостных» (при этом заключая контракт многие не понимают, что он по сути бессрочный). Отказаться от участия в войне (и не попасть при этом в тюрьму) они не могут – даже если хотят.
«Назад идти нельзя – свои убьют»
Андрей попал на фронт из читинской колонии ИК-3, где сидел «за угоны и всякие мелочи, а еще за избиение полицейских [при одном из задержаний]». В начале войны он подписал контракт с ЧВК Вагнера, потому что «чувствовал, как родина страдает», и отслужил там год – пока не ослеп на один глаз. «Мы пошли в накат под Бахмутом, в нас выстрелил танк – и мне осколком сломало ключицу, – вспоминает он. – А потом, когда начали добивать, еще в правый глаз прилетело и сожгло сетчатку – я теперь вижу им только черное пятно».
Продлевать контракт с Андреем ЧВК не стала, а вот в подмосковном военкомате «подписали на службу [28 апреля 2024-го], даже не проведя медкомиссию», рассказывает он: «Им плевать было на зрение. Я вообще просился водителем – а меня сделали стрелком-гранатометчиком! Сказали: «Разберешься, научишься стрелять с левого глаза». Хотя крепления на РПГ сделаны под правую руку, прицел – под правый глаз».
Прицеливаться единственным здоровым глазом Андрей так толком и не научился, и, когда в части (№ 95368 144-й мотострелковой дивизии) ему выдали гранатомет, «просто сдал его обратно, взял автомат и пошел с ним как простой штурмовик». Автомат, впрочем, часто заклинивало уже после первых трех-четырех выстрелов, а дрон-разведчик у роты и вовсе был только один.
На некоторые боевые задания солдат «выгоняли под дулом автомата», утверждает Андрей: «Идешь через пустое поле – а вокруг дроны летают с гранатами привязанными. И если бьются о человека, то взрываются. Пацанам и ноги отрывало, и руки отрывало. А назад идти нельзя – свои убьют. Так лучше уж, чтобы хохлы убили, чем свои!»
Отправляли их, как выражается Андрей, и «в самую жопу» – в те самые «лисьи норы», вырытые в 30 метрах от украинских укреплений. «Сидишь там в полуприседе – а хохлы в тебя стреляют, кидают гранаты, матерят, уговаривают сдаться, – говорит Андрей. – А ночью выпускают «Бабу-Ягу» – и из шести «норок» остается пять. Сбоку взорвалось – значит, нет там уже в живых никого. И значит, следующий раз в тебя полетит».
Однажды группа Андрея провела в «норе» целую неделю, но так и не продвинулась ни на метр. «Все это время командиры – сидя в тепле, в блиндажах – по радиосвязи нас подгоняли, материли и пидорасили, мол, какие мы х*евые недотепы, что не идем вперед, на х*й мы вообще такие нужны и лучше бы мы там сдохли, – рассказывает контрактник. – Некоторые [солдаты] загонялись и в натуре начинали так думать. Люди с собой кончали, чтобы не слышать этого и не видеть: один повесился в блиндаже, второй пристрелил сам себя в окопе, третий гранатой себя подорвал» (подтверждений этому у «Берега» нет).
В итоге на этом направлении продвинулись бойцы ВСУ. Андрей же от постоянных контузий начал слепнуть и на второй глаз – и не только отказался идти на следующее боевое задание, но и начал спорить с решениями, которые принимали его командир «Звезда» и замполит «Лис» (Андрей, как и многие другие солдаты на передовой, знает их только по позывным).
По приказу командования Андрея вместе с другими «провинившимися» поместили в яму, выкопанную экскаватором в местном лесу. Некоторые провели там целый месяц: «Спали на сырой земле под открытым небом. Ребята, кто с душой, втихаря приносили нам хлеба, воды, сигарет». Если кто-то в яме начинал болеть, медик просто скидывал туда таблетку парацетамола со словами «Зачем вас лечить? Вас один х*й на днях отправят на передок» (то есть на передовую).
Некоторых особенно «злостных» нарушителей дисциплины держали в том же лесу без еды и воды, пристегнув наручниками к дереву. «Дней на пять. Еду нам только наши подбрасывали, кто понимающие. А когда приезжала комиссия – шишки главные военные, – нас прятали, уводили дальше в лес», – говорит Андрей.
Все это время солдат били. »[Это делали] наши сослуживцы, кто с командирами постоянно рядом, в тюрьме таких называли «шестерки», – рассказывает Андрей. – В колонии нас тоже били, но там хоть понятно было, что это все за наши косяки. А на фронт-то я приехал родину защищать! Не пил, не косячил – ну не было повода меня избивать».
На четвертый месяц службы под Кременной Андрея отправили в новое наступление, где ему перебило руку в нескольких местах. Из астраханского госпиталя он вернулся домой к жене.
При этом в воинской части контрактнику сообщили, что его объявят в розыск как дезертира. Несмотря на это, Андрей не скрывается. У него есть «план»: если к нему домой приедет военная полиция, он собирается сразу же позвонить бывшим сослуживцам по ЧВК Вагнера.
«Если со мной что-то произойдет, то за меня приедут вагнера́ разговаривать, – убежден контрактник. – Найдут меня и заберут. У нас уже был случай, когда нашего человека в армии обижали. Так ребята приехали в ту часть, избили ее командира, сняли на видео, как наш парень сидит избитый под дождем, на сырости, – и забрали его оттуда. Потом показали видео начальнику в Минобороны – и разорвали контракт» (у издания «Берег» нет независимого подтверждения этой истории).
«Пока весь не будет как терминатор, на протезах, будет воевать!»
Сергей тоже записался на фронт из колонии (ИК-4 в нижегородском поселке Буреполом). Там он оказался за кражу. До заключения Сергей работал грузчиком и поваром. К моменту подписания контракта с Минобороны РФ сидеть ему оставалосхуь всего 72 дня. Зачем он пошел на войну, Сергей до сих пор объясняет путано: то ли из-за «долгов по квартире» (возможность погасить долги и кредиты – распространенная мотивация для российских контрактников), то ли из-за потребности в «каком-то внутреннем успокоении, что я точно буду чист перед законом».
«Я же не знал, что без ноги останусь. Внутренне был уверен, что вернусь живым».
В октябре 2023 года Сергей попал на купянское направление, в часть № 29760 25-й мотострелковой бригады. Спустя месяц его отряд пытался взять село Синьковку, одну из местных «крепостей» ВСУ. Когда вокруг «начали падать гранаты», Сергей залез в окоп с боеприпасами и принялся молиться. Он и сейчас уверен, что только благодаря этому остался жив – пусть и с рассеченной ногой и осколками в ягодицах, паху и груди.
В крохотном окопе Сергей пролежал еще пять часов, а следующие шесть суток провел в блиндаже. На воде, сигаретах, трамадоле – и в ожидании, когда небо очистится от украинских дронов. Его командиры, «Байкал» и «Шабнар», поначалу даже не хотели согласовывать эвакуацию. «На х*й его вытаскивать – пусть сам сгниет», – пересказывает их слова Сергей. На командование тем не менее надавили его сослуживцы, и Сергей все же оказался в госпитале. К тому моменту у него начался сепсис. Ногу пришлось ампутировать. Однако уволиться со службы он пытается до сих пор.
После госпиталя Сергея прикомандировали к так называемому полку выздоравливающих в составе 47-й танковой дивизии, созданном специально для раненых военных (чтобы они могли, например, пройти военно-врачебную комиссию и быть признанными негодными к службе). Но вместо увольнения контрактника продолжают держать на полигоне в нижегородском Мулино, где дислоцирована дивизия. Приказ о комиссации не приходит вот уже 11 месяцев: документы Сергея часто «теряются», а в каждом новом рапорте на увольнение солдата просят упомянуть, что он якобы отказывается от протезирования за счет Минобороны РФ. «Прямо говорят, что тогда меня быстрее уволят», – объясняет Сергей.
На самом деле в «полку выздоравливающих» не дают ни долечиться, ни пройти плановые операции или комиссии, рассказывают изданию «Берег» два приписанных к полку контрактника. Вместо этого раненых отправляют «обратно на передок [в штурмовые подразделения] – как живое мясо, просто как живое мясо», утверждает Сергей.
«Людей направляют сюда с обещанием, что сейчас они получат терапию. Но как правило, никакого лечения они не дожидаются, а просто едут обратно на СВО, – подтверждает другой контрактник из «полка выздоравливающих». – С гепатитом, с ВИЧ, без рук, без ног, с осколками в голове. У меня знакомый был, которому три пальца на левой руке оторвало. Его отправили обратно – и через неделю ему оторвало уже половину правой руки! Ничего, сейчас ему протез поставят – поедет обратно еще. Пока весь не будет как терминатор ходить, на протезах, будет воевать!» (о появлении в армии «инвалидных» штурмовых подразделений ранее рассказывало издание «Важные истории»; такая практика может серьезно мешать корректному подсчету потерь в армии РФ).
Быстрее прочих возвращают на передовую тех, кто решается жаловаться на условия в «полку выздоравливающих» или спорить с командованием. Еще несколько месяцев назад таких военных селили в полуразрушенном здании на территории штаба дивизии, где приковывали наручниками к трубам – и оставляли на матрасах, валяющихся на полу, без еды и воды. Некоторым ломали ребра полицейской дубинкой, а затем отправляли на фронт, рассказывает Сергей (по его словам, после недавней проверки военной полиции «пыточную» все-таки закрыли).
Заманивают раненных военных обратно на фронт и обманом. Руководство «полка выздоравливающих» предлагает почти всем ждущим лечения и увольнения солдатам перевестись из казарм в Мулино в «полноценный госпиталь в Луганской области» (а бывшие заключенные и вовсе направляются туда согласно приказу в обязательном порядке, утверждает Сергей).
«Всем косым и хромым обещают, что «все дальнейшее обследование и лечение будет проводиться там», – говорит изданию «Берег» побывавший в «госпитале» контрактник, попросивший не называть его имени. – А там госпиталя испокон веков не было! Подготовительно-распределительная база, где сортируют срочников, контрактников, проводят их переподготовку на полигоне, формируют из них взводы, роты – и отправляют дальше».
Сергей неоднократно наблюдал, как недолеченных людей увозят из Мулино обратно на фронт. Обычно это происходит в самом начале выходных, чтобы, «когда ребята приедут и поймут, где оказались, они бы уже не смогли дозвониться в СК и прокуратуру». Только за последнее время в «госпиталь» увезли солдата с циррозом печени и трех военных с аппаратами Илизарова (на ноге, на руке и на обеих руках). «Завтра у нас туда отправляют парня с гепатитом, контрактника с ВИЧ и человека без руки, – говорит Сергей. – Что он там будет делать без руки, я даже не представляю».
«Уволиться теперь можно, только если у тебя нету двух рук, двух ног или просто нету головы, – добавляет другой поговоривший с изданием «Берег» контрактник из «полка выздоравливающих». – В нашем подразделении творят что хотят: недавно начали махать перед лицом листочком, где якобы за подписью президента говорится, что, чтобы получить комиссацию, нужно не иметь двух рук или двух ног». В руки причем документ этот не дают, чтобы не прочитать было».
Такого указа Путина солдат так и не нашел. При этом известно, что в конце ноября 2024 года Минобороны РФ предложило изменить порядок медосвидетельствования при наборе в армию и «с учетом опыта военной операции» исключить из критериев заболевания, «не оказывающие существенного влияния на способность исполнять обязанности военной службы».
Богдан Романов, один из мулинских командиров, прямо говорит недолеченным бойцам, что они «должны идти служить» и «быть мясом», утверждает Сергей (как утверждает военный, Богдан Игоревич Романов – врио командира 272-го мотострелкового полка 47-й танковой дивизии, дислоцированной в Мулино. Согласно сведениям из попавшим в открытый доступ баз данных россиян, человек с таким именем занимал должность командира взвода). Это подталкивает многих военных к побегу из «полка выздоравливающих». Только за время подготовки этой статьи из подразделения убежали два контрактника. «Вышли покурить – и перелезли через забор», – поясняет Сергей.
«Руссиш солдатен, сдавайтесь! Вас обманули!»
Татарстанец Глеб начал водить сразу после окончания школы, в конце 1990-х. Это была его мечта – стать дальнобойщиком и «кататься по всему миру: путешествия, знакомства». К началу 2022-го он объездил на фуре «всю Россию и Казахстан – даже новые КамАЗы перегонял». Телевизор он к тому моменту не смотрел уже 20 лет – и, когда началась война, «сперва удивился», вспоминает Глеб: «За что война хоть? Поначалу думал, что Украина на Россию напала. А потом побеседовали с пацанами-дальнобойщиками на стоянке: нет, говорят, украинцы ни на кого не нападали – это русские первые напали на Украину».
Впрочем, гораздо большим потрясением для Глеба стало лето 2022 года, когда его лишили прав «за отказ от медосвидетельствования – можно сказать, ни за что». «Я приехал на выгрузку в Набережных Челнах, машину поставил на стоянке, пива попил и лег спать. В час ночи менты приехали, разбудили, из кабины вытащили: «Давай дыши». На каком основании, говорю, я должен дышать? Я ехал? Нет – я стою на стоянке. Делаю что хочу, – пересказывает водитель. – Ну и матом их послал».
Такой «беспредел» подтолкнул Глеба к тому, чтобы заинтересоваться политикой – впервые в жизни. «Я набрел во «ВКонтакте» на группу «Документы СССР», – рассказывает он. – А что за документы, как вообще? Я тоже советский человек ведь. Связался с ними по интернету – и они мне показали по бумагам, что никаких легитимных документов о ликвидации СССР нет, а РФ – это оккупанты, обман; частная компания, зарегистрированная в Великобритании! Тогда я у них советский паспорт себе восстановил – и водительское удостоверение советское мне тоже выдали!»
Так Глеб попал в движение «Граждан СССР». Его приверженцы считают, что Советский Союз де-юре продолжает существовать, а власти РФ нелегитимны. «Граждане» отказываются соблюдать российское законодательство и подчиняться властям – например, не платят за коммунальные услуги и не гасят кредиты. Глеб решил по-своему бороться с «эрэфляндскими властями». Он начал водить без водительского удостоверения.
«В дальнобойщики, к сожалению, берут только по «эрэфляндским» документам. Но я брал у друзей машины и просто ездил по своим новым [«советским»] правам, – рассказывает Глеб. – И везде паспорт тыкал советский – в спортзал с ним устроился и даже на работу: когда мне сунули договор на подпись, просто вычеркнул оттуда формулировку «гражданин РФ». Зарплату, правда, все равно выдавали наличкой на руки».
В октябре 2023 года Глебу стали названивать из Минобороны. Рекрутеры «сушили мозги», что, если Глеб отправится на войну, ему вернут водительские права (закон, по которому лишенные удостоверений контрактники снова смогут пользоваться правами, действительно был принят, но только в августе 2024-го). «Обещали, что стрелять не буду, а буду на фуре гуманитарку возить или раненых эвакуировать, – вспоминает Глеб. – Я сначала не подписывал, а через полгода уговоров решил: почему нет? Я ведь, кроме как машину водить, больше ничего не умею».
Общий план по поиску новых солдат для войны с Украиной разрабатывается Генштабом – с учетом необходимости покрывать текущие потери российской армии и создавать новые соединения. Затем он спускается регионам. Несмотря на почти полное отсутствие протестов (исключение – немногочисленные акции жен мобилизованных, которые оказались в той же ситуации, что и контрактники), в последний год власти во многих регионах столкнулись со сложностями в его исполнении.
4 мая 2024-го Глеба зачислили в часть № 36994 272-го мотострелкового полка – сразу в штурмовой отряд. «Я спросил у местного начальства, когда вернут права и почему меня записали в штурмовики, а не в шоферы, – рассказывает контрактник. – Там только посмеялись».
Глебу, как «гражданину СССР», в целом казалось странным, что одна «союзная республика» воюет с другой. На фронте, под Волчанском, он лишь сильнее в этом убедился: «Смотрели фильмы про Великую Отечественную, где фашисты включают громкоговоритель? «Руссиш солдатен, сдавайтесь! Вас обманули! Мы дадим вам еду и кров!» Наши под Волчанском один в один делали: пока мы бежали на штурм, сзади нас начинало громко орать: «Украинские солдаты, сдавайтесь! Вас обманывают!» Слово в слово, блин. Я понял тогда, за кого воюю».
По армейской радиосвязи Глеб и его сослуживцы, в том числе недавние заключенные, слышали совсем другое. 17 мая 2024-го из рации раздался приказ «войти в девятиэтажку», где уже «проводят зачистку» ВС РФ. На подходе к дому группа Глеба попала в засаду: снайперы, пулеметчики, дроны. Двое погибли на месте, остальные сбежали.
Через несколько минут рация взорвалась матом: «Вы чего, пидарасы, давайте е*ашьте, чего вы боитесь, б*ядь, вы сюда воевать пришли, а не в детский сад!»
«Командир наш, «Мавр», попытался им сказать, что нас всех там положат, – говорит Глеб. – «Ничего не знаю, пи*дуйте – иначе я сам сейчас приду и вас расстреляю»».
Группа решила дойти до девятиэтажки окружным путем, но там их настигли снайперы и дроны-камикадзе; один из них взорвался в 20 метрах от Глеба. «Тебя просто относит взрывной волной – и через секунд 10 появляется боль в ноге. И кровь хлещет. Штанину мне подняли – в колене дыра, кровь оттуда бежит, – рассказывает контрактник. – «Мавр» решил, что я больше не ходячий, тем более не беговой, – и отправил в укрытие, в подвал».
Из подвала Глеб смог выбраться только через двое суток, когда наступила тишина. «У меня автомат вместо трости был – дулом в землю, – рассказывает он. – Я затвором перещелкнул, чтобы патрон вылез, убрал его и на предохранитель поставил – так и добрался до эвакуационной зоны».
Осколки, попавшие Глебу в колено, срикошетили от кости и ушли под кожу. Вынимать их в госпитале не стали – просто наложили поверх ранения гипс – и отпустили в 30-дневный отпуск, приказав без опозданий вернуться в часть. «А я, как только за больничный КПП вышел, думаю: «Все – вот она, воля!» Уже тогда понимал, что просто убегу [из страны], – объясняет Глеб. – Пытаться увольняться по закону просто бесполезно: это самая настоящая война, с которой никого не отпускают. А за вымышленную страну «эрэфляндию» я воевать не хочу».
По данным правозащитников, до подписания указа о мобилизации отказались идти на фронт более полутора тысяч россиян, имевших контракты с Минобороны. Закон больше им такого не позволяет, и другого выхода, кроме побега, у подавляющего большинства нет. Но этот способ очень опасен: за неудачные попытки людей пытают, им угрожают убийством их же командиры и сослуживцы.
Проблема бегства военных приобрела угрожающий масштаб и в ВСУ: с начала 2022 года правоохранители по всей Украине открыли больше 63 тысяч уголовных дел по статьям о самовольном оставлении воинской части и дезертирстве. Впрочем, в августе 2024-го Верховная рада декриминализировала такие поступки: если боец ВСУ пошел на это впервые и в итоге решил все же вернуться на службу, тюрьмы он избежит.
В проекте «Идите лесом», который помогает военным дезертировать и уехать из России, фиксируют рост числа «обращений за помощью в дезертирстве». «Если к январю 2023-го к нам с таким запросом пришли всего 28 человек, то к январю 2024-то – уже 284, а к сентябрю – 372, – говорит изданию «Берег» основатель организации Григорий Свердлин. – И среди дезертиров теперь появились срочники, которых с августа 2024-го стали отправлять в Курскую область, куда вторглась Украина».
Глеб смог выбраться за границу. По рекомендации проекта «Идите лесом» он избавился ото всех остававшихся российских документов: выбросил симку, банковские карты, даже удалил аккаунт на «Госуслугах». Водительские права ему так и не вернули. «Права пусть остаются там, да и фиг с ним, – говорит Глеб. – Думаю, там, куда попаду, все восстановят мне».
Другие контрактники, воевавшие с Глебом, оказались заживо похоронены в разбомбленной четырехэтажке во время одного из штурмов. «Те самые ребята, с которыми мы сидели и рассуждали, за что воюем, – вспоминает Глеб. – А они и сами не знали: их послали – они и пришли».
Минобороны РФ на вопросы издания «Берег» не ответило.
Источник: Лилия Яппарова, «Берег».
