И невозможное – возможно, или Пять параметров новой реальности


Силы обороны Украины в Курской области РФ. Источник: Cyprus Mail

Без малого месяц минуло с того дня, как украинские вооружённые силы атаковали пограничные части в Курской области и начали продвижение вглубь российской территории.

За это время наступающие войска сумели захватить без малого 1,5 тыс. кв. км и занять около 100 населённых пунктов, а в последние дни даже замкнули «котёл», в который попало около 3 тыс. российских солдат.

Все эти четыре недели в Москве изгалялись во вранье относительно остановки наступления; начала «выдавливания» украинских сил; тяжёлых потерь, кото­рые несёт враг – но ничего из сказанного не реализовалось на практике. Даже западные аналитики ошиблись, недооценили значение украинского прорыва, полагая, что он явился лишь тактической акцией, нацеленной на снижение российского давления в Донбассе и на формирование более выгодных переговорных позиций для Киева.

Сегодня можно сказать, что смена украинской тактики и перенос войны на российскую территорию выглядит совершенно – а то и единственно – правильным решением генерала Александра Сырского. Он конструирует новую реальность, отличающуюся от прежней как минимум пятью параметрами.

Первый параметр

Стало понятно, что Владимир Путин не способен управлять ситуацией и добиваться поставленных целей – даже на сугубо российской территории. Несмотря на всю трескотню официальной пропаганды, россияне не считают Херсонскую «область» частью своей страны – хотя бы потому, что потеря её столицы не взволновала ровным счётом никого, в отличие от утраты несколь­ких районов Курской. Война же в России, которую Кремль не может остано­вить, означает намного большее, чем атаки дронов или ракетные удары по пограничным территориям.

Специалист по безопасности допустил вторжение врага в свою страну и не может выбить его!

Неудивительно, что тефлоновый (и мало что значащий в условиях диктатуры) рейтинг Путина довольно си­льно снизился на фоне последних событий. При этом важно даже не то, что импотенцию власти видит народ – куда важнее, что неспособность прези­ден­та «решить вопрос» (в том числе выражающуюся в истерической публично­сти, перемежающейся с желанием «исчезнуть») наблюдает его близкое окру­жение.

Невозможность защитить Россию – это нечто совсем иное, чем неспо­собность завоевать Украину, и это видят все.

Второй параметр

Новая ситуация вынуждает Путина ответить на самые важные вопросы ближайшего времени – выбрать на развилке между очередным ростом военных расходов и принудительной мобилизацией. Проблема чрезвычайно остра, так как к середине 2024 г. российская экономика начала сбавлять тем­пы роста, адаптировавшись к военным реалиям, но столкнувшись с ограни­чениями и в бюджетном финансировании, и в кадровом обеспечении, и в обслуживании экспортно-импортных операций. Я далёк от мнения о начале кризиса, но вряд ли можно сомневаться, что очередное выделение из бюджета 3-4 трлн рублей, мобилизация 400-500 тыс. человек или бросание на фронт призывных подразделений пройдёт для общества безболезненно. Такие решения может принять только Путин, и ему придётся в ближайшее время действовать под давлением, чего он очень не любит.

Иначе говоря, вся рос­сийская «вертикаль» испытывает сейчас перенапряжение – вероятно, самое значительное с августа 2022 г. Пока решения не будут приняты, рассуждать о перспективах невозможно.

Третий параметр

Как бы старательно ни избегала кремлёвская пропаганда разго­воров о вторжении, они неизбежны. В России появилось почти 150 тыс. внут­ренних переселенцев – эвакуация от войны идёт впервые с 1941 г. Ожидать, что это не станет проблемой, невозможно: во всех постсоветских странах, начиная от Азербайджана и Грузии первой половины 1990-х, фактор беженцев становился важнейшим обстоятельством, влиявшим на устойчивость власти.

И нужно отдавать себе отчет в том, что даже там, где граница (пока) не нарушена, жизнь изменилась: в приграничных территориях не работают в нормальном режиме школы; в райцентрах и даже областных столицах падают цены на жильё и промышленные активы; попытки привлечения работников в опасные районы на­­тыкаются на запредельные требования. И это только начало: экономиче­ские последствия будут нарастать: приграничные области имеют критическое значение для российского аграрного комплекса, энергетики и транспорта – а уже прошли сообщения о параличе движения по близлежащим желез­ным доро­гам). И хотя пресловутые 10-15 тыс. рублей, выплачиваемых поте­рявшим иму­щество курянам, российскую казну не разорят, последствия для экономики окажутся значительными.

Четвертый параметр

Складывается впечатление, что украинские стратеги решили не останавливаться на Курской области. В последние дни активизировались удары по объектам в глубине территории Российской Федерации – вплоть до Мурманской и Кировской областей. Эти удары не просто наносят серьёзный ущерб (на горевших 12 дней ростовских нефтехранилищах может быть уничтожено топлива чуть ли не на 200 млн долларов) – они воспринимаются теперь как часть ведущейся на территории России войны, а не «отдельные инциденты». И мы видим, что Кремль не способен ответить чем-то качественно новым на украинское наступление, а это приведёт к падению «красных линий» и с западной стороны (Нидерланды уже разрешили Киеву применять F-16 над российской территорией, и запреты на ATAMCS или Storm Shadow также не вечны).

Поэтому я бы предположил, что ракетные удары (вероятно, и успешные) по Москве и Петербургу – дело ближайших 3-4 месяцев, и в этом случае проблем у Кремля станет в разы больше, чем сегодня. Особенно важным выглядит тот факт, что ужас от прихода войны на территорию России пока не конвертируется в желание граждан вставать на защиту Отечества: их успешно отучили проявлять инициативу и полагаться на решения властей – теперь Путин пожинает плоды собственных достижений. (А рост желающих пойти на фронт в Москве – скорее следствие очень высокого «вступительного взноса», который получает доброволец: свыше 2 млн рублей! – а вовсе не патриотизма.)

Пятый параметр

Рискну предположить, что российское наступление в Дон­бассе все же захлебнется в ближайшие месяцы – Кремлю потребуются бое­­­пособные части для обороны собственной территории. От Часов Яра до Киева 730 км, а от Курчатова до Москвы – 560, и как я уже говорил, два с половиной года ерзания в Донецкой и Луганской областях сделали россиян безразличными к успехам на этих направлениях, тогда как неудачи в Курске резонируют куда сильнее. Переговоров украинский прорыв не приблизит. Когда в Москве говорят, что к дипломатии они не готовы, я склонен верить: в присутствии противника на своей территории Путин вести переговоры не будет.

Война плавно переходит в 2025 г., но уже в гораздо более тяжелых для России условиях.

Самым важным элементом этой новой реальности я бы всё же назвал то, что Запад получил возможность убедиться: военная поддержка Ук­раины на­много более эффективна, чем экономическая война с Россией. Санкции за последние пару лет не принесли и доли того результата, который имело кур­ское наступление. Нужны дополнительные решения в этом направлении – в том числе, например, выработка механизма передачи Украине замороженных средств российского Центрального банка, что позволило бы покупать у любых продавцов оружие без ограничивающих условий.

Вполне разумным кажется и наступление украинской армии на Беларусь – такого же слабого и неустойчивого союзника России, какими были Румыния или Италия для Третьего рейха (а выведение её из войны со сменой режима стало бы чрезвычайно важным примером для будущего развития событий в России). В общем, за последний месяц стало понятно, что «невозможное возможно» – и значение этого обстоятельства сейчас трудно переоценить.

Источник: Владислав Иноземцев, The Moscow Times.

Рекомендованные статьи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *