Когда Вооруженные силы Украины (ВСУ) в ночь с 5 на 6 августа вошли в Курскую область, фактически бой были вынуждены принять солдаты срочной службы, у которых не было техники и тяжелого вооружения. Уже на следующий день в СМИ начали появляться сообщения о пропавших, раненых и попавших в плен срочниках. «Важные истории» анонимно поговорили с сотрудником одной из правозащитных организаций о том, как срочников ищут их родственники, и что можно сделать, чтобы призывника не отправили в зону боевых действий.
– С чем к вам обращаются родственники солдат-срочников?
Обращения в основном трех типов. Первый – когда родители не могут найти сыновей, отправленных в Курскую область, иногда – прямо в Суджу (районный центр, который в настоящее время контролируют ВСУ. – Прим. ред.). Большинство из них находились там около четырех месяцев, с апреля. Родственники пытаются понять, где они и что с ними, но поскольку никакой официальной горячей линии нет, узнать про их судьбу не выходит. Можно пытаться через сослуживцев, но очень мало у кого есть их контакты, а еще, по словам родственников, их все время перемещают.
В комендатуры и прокуратуры либо не дозвониться, либо там говорят, что нет никакой информации. О военкоматах и говорить нечего. Это очень похоже на то, что происходило со срочниками в феврале-марте 2022 года, когда они исчезли с радаров. В этой ситуации непонятно, как действовать, чтобы узнать хоть что-нибудь.
– А семьи срочников, попавших в плен, к вам не обращались?
Нет, таких обращений пока не было.
Вторая категория – это военнослужащие, которые попали под обстрелы и активные бои с шестого числа, но каким-то образом ушли с опасных территорий или были отведены командованием, например, в Курск. Было несколько обращений от их родственников, что их принуждают либо подписывать контракты, либо какие-то согласия непонятно на что. Под угрозой, что их объявят «пятисотыми», то есть самовольно оставившими свою часть, их все равно отправляют на передовую.
У большинства из них нет военных билетов. По словам родителей, они сгорели или изъяты командованием. Некоторым родителям по запросу отвечали, что их сын находится по месту постоянной дислокации части, и в целом по косвенным признакам мы видим, что солдаты официально числятся в частях, куда их переместили. Поэтому командиры могут действительно воплотить в жизнь свои угрозы.
Основной вопрос, который мы с родителями обсуждаем здесь, – вопрос ответственности командования и оформления документов, ну и, соответственно, обращений с жалобами в структуры, которые должны проверять законность нахождения солдат там. Дело в том, что с момента объявления режима контртеррористической операции (КТО) по закону подразделения Вооруженных сил РФ тоже могут привлекаться к службе или выполнению задач в зоне проведения этой операции. Подразделения, которые привлекаются, должны получить приказ. Об этом пока речи не идет – точнее, нельзя понять, есть ли там эти приказы или нет.
– Если будет такой приказ, его можно будет оспорить?
Думаю, что невозможно. Дело в другом: его, скорее всего, и не будет. Либо он будет засекречен. Зачем им это, если они даже командировку не оформляют приказом? Сколько длятся военные действия в Белгородской области и сколько раненых срочников – часто они даже статуса [участника боевых действий] не могут получить. Мы знаем тех, кого в начале [полномасштабной] войны туда закинули с поддельными контрактами. Очень сложно добиваться и статуса, и социальных льгот, и ответственности государства в целом.
Государство тоже ответственность не берет на себя. Вот они объявили режим КТО. При этом нет заявления Минобороны о том, что Вооруженные силы будут участвовать [в боевых действиях]. Согласно закону, режим КТО – подведомственный ФСБ, там контрактные войска уже много лет. Но при этом могут привлекаться Вооруженные силы, за которые ответственно Минобороны. Кто будет отвечать на вопросы родителей срочников в этом случае? В военном ведомстве даже горячую линию для родственников не откроют. Но они себя в целом всегда так вели, и в середине марта 2022 года тоже. Солдаты с первых дней начали исчезать.
Третья категория обращений – от тех, кого готовят к отправке в Курскую область, их тоже видимое количество. Они поступают из разных регионов, в том числе из центральных областей России, Подмосковья, Алтайского края, Кабардино-Балкарии и Татарстана. Здесь особое внимание к тем, кто был призван в июне-июле, то есть, кто даже не отслужил формально четыре месяца и не освоил военно-учетную специальность (ВУС). Угроза отправки таких призывников тоже существует.
Здесь, конечно, крайне важно семьям объединяться и готовить общие обращения, чтобы опубличить эту проблему и повлиять на отправку. В отношении некоторых отдельно можно ставить вопрос о госпитализации, если человек был призван незаконно. Семья может запрашивать военно-врачебную комиссию и тем самым выводить его из-под угрозы. Есть индивидуальные случаи, в которых можно спасти человека.
– Что еще могут сделать их родные?
[В структурах Минобороны РФ родственникам срочников отвечают] очень по-разному. Где-то вообще не отвечают – просто нет телефонов, и добыть их невозможно. В такие структуры, как комендатура, например, позвонить можно, но люди тоже иногда не дозваниваются. Главное, что по телефону этот вопрос не решить. Даже если удалось дозвониться до командира, он скажет: «С вашим сыном все нормально, он на выполнении боевой задачи, больше ничего вам сказать не могу». Что это поменяет? Ничего. Статус по-прежнему не определен, а официального документа о том, что он в чем-то участвует, нет. Сына они, допустим, не услышали. Разве что верить на слово.
Влиять будут либо индивидуальные действия, направленные на то, чтобы человека комиссовали по здоровью, либо коллективные действия родителей, которые вынудят командира взять ответственность за отдаваемые приказы. Это должны быть хотя бы в какой-то степени коллективные действия – речь не идет о сотнях или тысячах людей, хотя бы десятки. Но обратившиеся по-прежнему не готовы ни к чему активному.
Поэтому всё, о чем мы можем говорить [в защиту срочников], – это формальные критерии, такие как четыре месяца до освоения ВУС, и очевидные нарушения, такие как изъятые военные билеты и неоформленные приказы. Всё, на что мы можем сейчас опираться, – индивидуальные основания годности к службе, семейные обстоятельства и так далее.
Мы захлебнулись в обращениях: примерно 80% из них, что к нам поступают сейчас, – от родителей срочников. Но мы уже два с половиной года существуем в этой реальности. [В отличие от начала войны] сейчас я уже не питаю иллюзий – если за это время люди, которые могли бы выбрать альтернативную службу или изучить, как устроен призыв, по каким-то мотивам сами идут в армию или на военные сборы. Меня сегодня спрашивали, могут ли военнослужащего туда забрать со сборов? Да, могут. «А есть ли какие-то к этому предпосылки?» – спрашиваю. Говорит: «Да нет, общая ситуация в стране». И вот уже давно эта общая ситуация в стране.
Нет никаких системообразующих точек [сопротивления]: ни правозащитных организаций, которые бы заступились, ни журналистов внутри страны, которые бы провели расследования и озвучили эту проблему при поддержке общества. Поэтому нет ничего удивительного в том, что поменять эту ситуацию не получится. Отдельные жизни спасти можно, если семья включается быстро и действует целенаправленно. Спасти самого военнослужащего и людей, которых он потенциально мог бы убить, тоже.
Источник: «Важные истории».
