Сериал «Слово пацана» российского режиссера Жоры Крыжовникова об уличных группировках Казани конца 1980-х бьет все рекорды популярности. И пока российские подростки копируют манеру речи и стиль героев сериала, а власти призывают его запретить за «романтизацию бандитизма», не все жители Казани того времени хотят его смотреть — слишком реалистично там показана эпоха, которую они долго пытались забыть. Би-би-си разбиралась, насколько оправданы опасения противников сериала и может ли в России повториться «казанский феномен».
«Я вообще не хотела смотреть сериал, но, видимо, придется, потому что все просят. Просто я в этом выросла, и смотреть очень тяжело — сразу вспоминается всякая жопа, которую не хочется вспоминать», — говорит себеседница Би-би-си, чье детство и юность прошли в Казани 1980-1990-х годов.
«Эта гопническая составляющая ощущалась в городе и тогда, и сейчас, в общем. За это я Казань и не люблю. Меня эта тема триггерит, поэтому не хочу смотреть. ****, ******, как я это ненавижу», — говорит другая.
Во второй половине прошлого века во многих городах СССР распространилась уличная преступность, но именно в Казани проблема приобрела такие масштабы, что в итоге вошла в историю как «казанский феномен». Подростки из разных районов города начали объединяться в уличные банды по территориальному признаку и жить по «пацанским понятиям».
К концу 1980-х город оказался поделен между десятками возникших там уличных группировок. Для банд того времени были характерны регулярные массовые драки за территорию — так называемые «битвы за асфальт». Некоторых их участников забивали до смерти. В 1990-х драки отошли на второй план — взрослые «пацаны» открыли для себя сначала бизнес, а потом наркотики. Бандитские разборки с применением холодного оружия и заполонивший Казань героин стали распространенными причинами смертей среди молодых людей того времени.
Но действие «Слова пацана» происходит в 1989 году и сосредотачивается в основном на проблемах уличной преступности именно среди школьников, что делает сериал уникальным по сравнению с другими российскими телепроектами криминальной направленности прошлых лет.
Кастинг сериала прошел в Казани в начале февраля 2022 года и вызвал огромный ажиотаж среди местных подростков. Казанское издание «Бизнес Online» опубликовало большой репортаж с кастинга, некоторые герои которого признались, что знают об уличных бандах не понаслышке. «Я родился и вырос на краю города. Если ты проживаешь в Казани, то ты так или иначе связан с этим. Есть товарищи и знакомые, которые даже с раннего возраста приглашают подтянуться [к улице] (то есть вступить в уличную группировку — Би-би-си)», — сказал изданию один из участников кинопроб.
Еще на стадии отбора актеров сериал о подростковых бандах вызвал резкое неприятие у властей Татарстана. «Культура у нас богатая, и нам есть что показать — гораздо более глубокое и достойное нашего молодого поколения, нежели вот это», — говорила представитель президента республики Лилия Галимова.
Из-за позиции местных властей съемки сериала, которые должны были пройти в Казани, перенесли в Ярославль.
«Слово пацана»
В основу сериала легла книга «Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970-2010» российского журналиста из Казани Роберта Гараева. В ней он рассказывает историю уличных банд города, приводя воспоминания участников тех событий, в том числе свои собственные — Гараев с 1989 по 1991 год состоял в группировке «Низы».
Гараев принимал участие в съемках сериала в качестве консультанта по той эпохе, в том числе по стилю одежды и сленгу молодежи того времени.
«Для меня было важно, чтобы это было достоверно и похоже на Казань 1989 года, в которой я жил», — говорит он Би-би-си. При этом, по его словам, многие участники тех событий сначала отнеслись к готовящимся съемкам со скепсисом: «Когда появились новости, что будет сериал и что он будет сниматься в Ярославле, они [участники событий] постоянно мне писали. Это мужчины 50+, которые прожили какую-то уличную жизнь. Они не верили, что какие-то москвичи могут снять про них достоверное кино».
«Но когда сериал вышел, они прям загорелись, — добавляет он, — Поняли, что это качественная работа, и то время показано качественно».
Сериал снят по отдельному сценарию, хотя некоторые сцены в нем повторяют рассказы героев книги. Прототипом главного героя «Слова пацана» Андрея, который из «чушпана» (так в Казани конца прошлого века уничижительно называли подростков, не состоящих в группировке) превращается в «пацана», стал сам Гараев. Как и Андрей, он присоединился «к улице» после того, как учительница попросила его подтянуть по учебе двух отстающих учеников и он с ними подружился.
В детстве Гараев любил читать и, как он сам признается, был «ботаном». Группировщики казались ему идеалистами, как герои книг. «Ботан, который видит хулиганов, и хулиганы обаятельные. Крутые ребята, каким не был я, и они тебя своей крутизной увлекают», — вспоминает он свои эмоции. «Это было что-то запретное, что в подростковом возрасте принято романтизировать», — говорит он, но добавляет, что, уже вступив в группировку, часто испытывал «комплекс самозванца».
Сериал «Слово пацана» стал самым ожидаемым сериалом 2023 года и после своего выхода уже четвертую неделю занимает первое место по популярности в России. По данным сервиса «Кинопоиск Pro», по интересу аудитории он в три раза обогнал «Игру в кальмара».
На фоне популярности «Слова пацана» со стороны властей стали звучать призывы запретить сериал. Глава Татарстана Рустам Минниханов назвал недопустимыми сериалы, в которых, по его словам, романтизируется период истории России, «связанный с появлением подростковых группировок». А детский омбудсмен в республике Ирина Волынец после выхода сериала в конце ноября обратилась в Роскомнадзор с просьбой заблокировать сайты, на которых его показывают. Ведомство, впрочем, никаких нарушений в сериале не выявило.
В защиту «Слова пацана» выступил даже известный своими консервативными взглядами режиссер Никита Михалков, который назвал призывы запретить сериал «огромной глупостью». «Это очень мощная картина, это правда. И если ваши дети, посмотрев на это, станут такими, значит, вы — говно-родители», — сказал он.
«Расти в этом было тяжело, неприятно и страшно»
«В каком-то смысле я застала это [распространенность уличных банд] на излете, по сравнению с 1980-ми, но мне хватило, — рассказывает собеседница Би-би-си, чья юность прошла в Казани 1990-х. — Хоть это время и считается закатом [уличной преступности], но в моменте это как закат не ощущалось».
По ее воспоминаниям, район, где она жила, контролировала одна группировка, а школа находилась под контролем другой. «Пересекать одну территорию и заходить на другую было опасно. На чужой территории ты был инородным элементом, который можно прессовать, грабить. Всегда было страшно идти от школы до дома, особенно зимой, когда ты не знала — дойдешь ты сегодня до дома в своей зимней куртке или нет», — говорит она.
Чтобы тебя не избили и не ограбили на улице, нужно было знать, какая группировка какой район контролирует, вспоминает собеседница Би-би-си. На случай, если к тебе подойдут на территории чужой группировки, нужно было уметь ответить, откуда ты, кто «бугор» (главный группировщик) и смотрящий на той территории, где ты живешь, — «если ты это не скажешь, у тебя будет гораздо больше проблем».
С 9-10 лет она «железно знала кодекс пацана и понятия». На улице нужно было уметь отвечать на вопросы, которые задают гопники, чтобы «спокойно пройти». Собеседница Би-би-си называет эту процедуру «гнилым базаром»: «Надо было уметь из этого выходить и на эти вопросы отвечать: Ты кто по жизни? Ты пацан или не пацан? С улицы или не с улицы, но пацан? Скажи три правила пацана. Этого я уже не помню, потому что я все эти правила пацана старательно забывала. Но я их знала, спрашивала у мальчиков, учила».
Мальчикам доставалось «гораздо больше», признает она. В школе, по ее воспоминаниям, одноклассники постоянно обсуждали, как правильно отвечать на вопросы на улицах и как выходить из «словесных ловушек», часто приходили побитые, иногда — без каких-то вещей. Весь класс знал, что у одного из ее одноклассников старший брат погиб «то ли во время пробега, то ли на стрелке».
«Пробег — это когда группировка бежит по улице и ***** (бьет) всех, кто попадается на пути. Это акция устрашения, — рассказывает она, — Его брат просто проходил мимо, и его убили. И таких историй была туча. Классе в девятом или десятом мы всем классом ходили на похороны пацана из параллели, его тоже убили. Это было постоянно. Просто, сука, сплошь и рядом. Люди калечили и убивали друг друга тупо за асфальт».
Среди подростков были те, кому искренне нравилась вся эта культура, но большинство вступали в группировки от безысходности, «чтобы не быть избитыми», считает она: «Расти в этом было очень тяжело, неприятно и страшно. Я из своего детства помню перманентный серьезный страх. Даже несмотря на то, что я была девочка, это постоянно было».
Девочки в этой системе координат оказывались абсолютно «задвинуты», вспоминает она: «В этом мире гопников и группировок ты вообще не являлась личностью, если ты девочка. Ты все время при ком-то. Ты с чьей территории? Ты какого пацана девка? Сама по себе ты никто, тебе постоянно вдалбливают, что ты должна прилагаться к кому-то. Часть этого — особенности татарского мусульманского менталитета, но из-за группировок это все только множилось».
Одна из главных сюжетных линий в сериале посвящена роли девочек в мире подростковых уличных группировок. На эту тему не особо охотно разговаривают и собеседники Роберта Гараева в его книге, но признают — изнасилования были. Даже сам автор книги на вопросах корреспондента Би-би-си на эту тему становится немногословен. «Это казалось возмутительным, ужасным. Со знакомыми это происходило… И заканчивалось последствиями для девушек и небольшой бравадой со стороны тех, кто в этом участвовал», — говорит он, но сразу добавляет: «Я при изнасилованиях не присутствовал. Я, надо сказать, был девственником во время участия в группировке».
«Мы всегда боялись получить статус „давалки“, потому что если ты его получаешь, то участь твоя незавидна. Это было страшно. Если ты попадала в эту категорию, значит, ты пошла по рукам и любой пацан имеет на тебя право. И постоянно ходили истории о том, кого и где пустили по кругу, кого и кому заставили отсосать. И ты просто в этом растешь», — вспоминает жительница Казани того времени.
Угрозы изнасилования постоянно «витали в воздухе», вспоминает она: «Помню, я еще очень смутно представляла себе, что такое секс, но уже знала, что есть такая опасность, что если ты что-то не так сделаешь и как-то неправильно себя поведешь, то тебя заставят кому-то отсосать. И это всегда воспринималось всеми как акт огромного унижения».
«Когда я была в 9 классе, мою знакомую на класс старше самый крутой гопник школы изнасиловал под лестницей. Он ее добивался, она отказалась. И вот, он решил вопрос… И в такой среде ты растешь», — говорит она.
«Не исключено, что будет некая имитация»
«В сериале очень достоверно показано, какая страшная жизнь ждет молодых людей на улице, показано насилие, показана смерть, показано насилие над девочками», — говорит социолог и профессор лондонского университета Метрополитен Светлана Стивенсон. Она подробно исследовала казанскую уличную преступность советской и постсоветской России и написала книгу «Жизнь по понятиям. Уличные группировки в России».
Создатели сериала, по мнению Стивенсон, достоверно показывают реалии той жизни, точно воспроизводят обряды и жаргон того времени — без намерения его романтизировать. При этом она замечает, что у любых подростков, в том числе современных, «есть стремление к самоорганизации и независимости от взрослых», и показанный в сериале мир может показаться подросткам привлекательным, хоть авторы и продемонстрировали в сериале «всю опасность этого мира».
«Поэтому я считаю, что не исключено, что будет некая имитация [показанной в сериале субкультуры гопников], она уже происходит. Я не говорю, что это обязательно приведет к разгулу криминала, но то, что сами подростки считают в этом сериале то, что в него, возможно, не закладывалось, это безусловно», — говорит Стивенсон.
Как показывает сервис Google Trends, после выхода «Слова пацана» во второй половине ноября пользователей рунета стало небывало интересовать используемое в сериале ругательство «чушпан». Региональные российские СМИ писали, что подростки начали подражать героям сериала и использовать выражения из него — в том числе в драках.
Российский антрополог и ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН Дмитрий Громов считает это временным явлением: «Это не глубокое изменение, а скорее, эстетическое, я бы сказал. Современные подростки берут много слов и образов из массовой культуры и интернета. Но, как правило, эта мода быстро проходит».
Увлечение подростков сериалом «Слово пацана» Громов связывает с недавней модой на АУЕ (аббревиатура «Арестантский уклад един», в России это «движение», несмотря на его отсутствие, признано экстремистским и запрещено), феномен которого он подробно исследовал и написал книгу «АУЕ. Криминализация молодежи и моральная паника». «Это была модная тема, которая началась и бесследно закончилась», — говорит он.
Но если для какого-то временного увлечения сериала достаточно, то для того, чтобы создать какую-то настоящую криминальную прослойку граждан, этого мало, говорит Громов: «Серьезная криминальная деятельность основывается не на просмотре сериалов, а на каких-то других экономических и социальных факторах».
Одними из главных причин «казанского феномена» исследователи считают массовую амнистию 1953 года (на свободу вышли более миллиона человек, многие из которых отвыкли от жизни на воле) и переезд многих сельских жителей в город (в Казани стало открываться много промышленных предприятий, и туда потянулись работать люди из деревень) — все это привело к маргинализации городского населения. Стараясь приспособиться к новым условиям жизни, люди стали объединяться в банды.
Одной из экономических причин распространения уличных группировок Стивенсон называет появление в позднем СССР неформальной экономики: «Для так называемых теневиков, директоров предприятий, которые производили неучтенную продукцию, нужны были люди, которые бы охраняли перевозки этой продукции. Поэтому они обращались за помощью к местным уличным бандам, и те оказывали им услуги по охране».
«Конечно, значительной причиной того, что молодые люди тогда совершали преступления, была просто бедность, — продолжает социолог. — Они, например, ездили в Москву, срывали шапки с москвичей и считали, что в этом была социальная справедливость, потому что в Казани многое было невозможно купить. Такие элементарные причины», — говорит Стивенсон.
Сейчас, продолжает она, «российские власти вливают огромные деньги в военную промышленность, но в конце концов неизбежно наступит экономический кризис, и тогда не исключено, что снова будет подъем криминальной экономики».
Громов добавляет, что в то время на формирование уличной преступности оказал влияние и фактор войны в Афганистане — вернувшиеся ветераны Афгана были заметны в среде силового предпринимательства, так как приобрели на войне опыт насилия, который пригодился им в девяностых.
«Возвращение афганцев совпало со сменой формаций — социализм закончился, стал развиваться капитализм, а при капитализме возникла потребность в людях нового типа — активных, умеющих принимать решения и брать на себя ответственность. И такие люди тогда пригодились. Не то чтобы война в Афганистане и ветераны Афгана как-то повлияли на возникновение „казанского феномена“, но они оказались нужны в новых условиях того времени».
Сейчас же Громов, в отличие от Стивенсон, не видит никаких предпосылок для развития уличной преступности в тех масштабах, в каких эта проблема стояла в 1980-х годах. Статистические показатели преступности в России после 1990-х снижаются, говорит эксперт.
Какое-то влияние на рост преступности могут оказать россияне, вернувшиеся с войны в Украине (новости о том, что вернувшиеся с войны начали совершать преступления на родине, приходили уже из разных российских регионов), добавляет антрополог, но это, скорее всего, будут частные случаи, считает он.
«Конечно, ПТСР никто не отменял, и среди воевавших людей много психически неуравновешенных, — продолжает Громов. — Они будут дебоширить, вести себя так, как ведут себя молодые мужчины с ПТСР. Но это деструктивная деятельность другого вида. Для того чтобы организовывать группировки, нужны причины и основания. Нужны социальные и экономические причины, которых сейчас нет».
По его словам, 1980-е годы отличались от современности даже с точки зрения общения и взаимодействия между людьми: «Тогда все много общались и много времени проводили на улице. Группировочная деятельность считалась нормальным занятием для повседневности того времени. Например, встретиться вечером с друзьями во дворе. Сейчас такого нет. Сейчас молодежь по-другому общается и проводит время».
«Естественно, Россия — большая страна. Здесь есть неблагополучные регионы, неблагополучные населенные пункты, неблагополучные школы. Есть неблагополучная молодежь, которая стремится в криминал, но общего роста криминальной среды нет», — считает он.
Уличные группировки не остались в прошлом, а продолжают существовать в ряде российских городов, в том числе Казани. «Они сильно ослабли, уже не занимаются крышеванием, как это было в 1990-х и начале 2000-х, но тем не менее они занимаются рэкетом, пытаются отбирать деньги у таксистов и так далее. Группировки есть и в школах. Об этом почти не пишут, а казанские учителя, с которыми я общалась, стонут от того, что проблема существует, а внимания к ней нет», — говорит Стивенсон.
В этом смысле «Слово пацана» может стать «плохим подарком» для властей Татарстана, считает она: «Они [власти] боятся, что существующие в республики группировки вдохновятся сериалом. И я абсолютно понимаю это беспокойство. Подростки, которые хорошо учатся и настроены на карьеру, даже посмотрев сериал, не пойдут драться в подворотню, но тем, кто от школы не в восторге, особенно подросткам из бедных слоев населения, жизнь в такого рода сообществе может показаться весьма привлекательной».
Гараев же считает, что сериал уже спровоцировал широкую общественную дискуссию по проблеме подростковой уличной преступности: «Она открывает все проблемы, с которыми надо работать. Сериал работает как машина времени, которая отправляет людей в прошлое. Я думаю, что в ближайшее время эта дискуссия не пропадет, и я думаю, что следующим этапом станет работа с этими проблемами».
Государственные деньги
Сериал «Слово пацана» был снят на государственные деньги — его профинансировал Институт развития интернета (ИРИ), который вкладывается в том числе в военно-патриотические пропагандистские проекты, писала в начале этого года «Медуза» (признана в России нежелательной организацией). На это обращает внимание и Громов: «ИРИ — очень консервативная организация, и почему они вложились в такой сериал? Возможно, самое простое объяснение — что им было дано задание формировать качественное кино».
То, что сериал снят на государственные деньги, не означает автоматически, что он был задуман как некое пропагандистское мероприятие, говорит профессор Манчестерского университета и исследователь российского телевидения Стивен Хатчингс. «Отношения между Кремлем и множеством субъектов, работающих под его началом, далеки от прямых и линейных. Поддерживаемые государством деятели культуры действуют от него на расстоянии вытянутой руки и имеют больше возможностей для маневра, чем мы думаем. Так, по крайней мере, было до февраля 2022 года».
В частности, он приводит в пример фильм «Левиафан» с критикой коррупции в современной России, снятый в 2014 году Андреем Звягинцевым при значительной финансовой поддержке российского Министерства культуры, а также скандальный сериал «Школа», который, как говорит Хатчингс, «был запущен на Первом канале во многом потому, что канал терял молодую аудиторию и беспокоился из-за этого».
По мнению Хатчингса, у «Слова пацана» есть прямой и очевидный политический подтекст — «он связан с напоминанием аудитории о хаосе, насилии и беззаконии, а также о наивном увлечении безвкусной западной потребительской культурой (в том числе порнографией), характерными для России конца 1980-х — начала 1990-х годов. Косвенно это подчеркивает порядок и стабильность к закону, который якобы принес в Россию Путин с 2000 года, и всю его программу „традиционных ценностей“ с ее упором на стабильность семьи и самобытную русскую культуру».
Громов же, наоборот, считает, что сериал нельзя назвать политизированным. «Конечно, нужно сначала досмотреть сериал до конца, но на данный момент мне кажется, что все то, что описано в сериале, скорее подпадает под понятие „нуар“. Кино с мрачным, криминальным общим фоном».
«Гопники были силой»
Оба эксперта при этом замечают, что единственные положительные персонажи в сериале — это работники милиции. При этом Громов относит к положительным и инспектора по делам несовершеннолетних Ирину, и майора милиции Ильдара, а Хатчингс — только Ирину. «Это, конечно, тоже имеет политическое значение, поскольку является попыткой внушить доверие аудитории к властям и правоохранительным органам. Но это не первый случай в массовой культуре постсоветской России, когда „плохие“ члены банд противостояли „хорошим“ полицейским», — говорит британский профессор.
Как считает Громов, то, что «хорошими» в «Слове пацана» оказались именно полицейские, было обусловлено сюжетом сериала, а не идеологическим заказом. «Но все-таки надо дождаться конца сериала, чтобы судить о его тайных смыслах», — говорит он, добавляя, что в российском кино часто встречались и негативные изображения полицейских или милиции, как, например, в сериале «Бригада» о бандитах 1990-х годов, где сотрудники правопорядка были показаны коррупционерами.
Примечательно, что действие сериала происходит в Казани, правоохранительная система которой давно была известна местным жителям своей жестокостью, а в 2011 году прогремела на всю страну после того, как в казанском ОВД «Дальний» задержанного до смерти изнасиловали бутылкой из-под шампанского.
«Пытки были распространены во всех отделах полиции Казани, и ментов очень сильно боялись. А с бандами хоть как-то можно было все порешать», — вспоминает собеседница Би-би-си про опыт 1990-х годов.
Общее недоверие жителей милиции она считает тоже одним из факторов, повлиявших на «казанский феномен»: «Когда ряд государственных структур не работали или работали хреново, появились другие структуры, которые решали вопросы».
«Уличные группировки в то время у всех вызывали смешанные чувства — пренебрежение, страх, злость, — продолжает она. — Но гопники были силой. В Казани была популярна фраза „боятся — значит, уважают“. По этому принципу мы и жили. К гопникам приходили „вопросы решать“. Помню, мне отец говорил: „Нет людей страшнее ментов“. Потому что у бандитов хоть какие-то есть понятия, а ментам вообще закон не писан. Казанские менты — это жесть».
Источник: Амалия Затари, BBC
