20 ноября отмечается Всемирный день ребенка – это годовщина принятия Декларации прав ребенка (1959) и Конвенции о правах ребенка (1989). Ооновские документы и механизмы сейчас принято критиковать за неэффективность, бюрократию и устарелость, но, так как Россия стремительно покидает международные площадки и отказывается выполнять прежде ратифицированные договоренности, одним из немногих “мест для дискуссий” ООН всё же остается. В январе 2024 года ситуацию в России будет рассматривать Комитет ООН по правам ребенка – среди вопросов, которые сформулировали независимые эксперты, есть “мирные”, которые вполне рутинно могли быть заданы любой стране в любой момент, – и связанные с войной России против Украины.
Комитет ожидаемо призывает Россию к ответу по поводу вывезенных из Украины детей: об их числе; о присвоении им российского гражданства вопреки международному гуманитарному праву; о гарантиях возвращения детей и сохранении их идентичности, гражданства, семейных связей; о судьбе тех, кто был усыновлен/удочерен. Россия, как известно, отрицает преступления против украинских детей, считая депортацию “эвакуацией” из опасных районов. Между тем к преступлениям против детства относятся не только насильственное перемещение детей, разрыв их связей с Украиной, присвоение российского гражданства и всё то, что сказано в ст.49–50 IV Женевской конвенции, но и милитаристская пропаганда, целью и даже инструментом которой становятся украинские дети (достаточно вспомнить патриотическое шоу в Лужниках в годовщину вторжения или публичные рассказы Марии Львовой-Беловой о воспитании приемного сына). Сейчас многое известно о программах “военно-патриотического воспитания”, участниками которых вынужденно оказались украинские дети в России и на оккупированных территориях Украины, – в школах, летних лагерях, пунктах временного размещения. На фотографиях, публикуемых организаторами подобных мероприятий – всякого рода “патриотическими центрами”, – можно видеть с боевым оружием детей, которым на вид не дашь и 12 лет.
Именно с этой ненормальной ситуацией связаны вопросы, заданные Комитетом властям России в контексте факультативного протокола к Конвенции о правах ребенка о недопущении участия детей в вооруженных конфликтах. Раньше казалось, что протокол касается скорее далеких от нас детей-солдат в Африке или детей-шахидов в Афганистане, но на наших глазах эта тема стала частью современной российской реальности.
Пока, правда, до прямого, санкционированного властями участия детей в войне дело не дошло – если не считать опубликованные Кадыровым видео, где его несовершеннолетние сыновья (в том числе ныне многажды орденоносный, прославившийся избиением заключенного) сидят в траншее и стреляют, как утверждалось, по украинцам. Заметим, что еще в 2011 году Комитет ООН по социально-экономическим и культурным правам обращал внимание на детей именно из Чечни и региона Северного Кавказа и опасность для них быть вовлеченными в военные формирования, а Комитет по правам ребенка в 2014 году призвал расследовать случаи вовлечения детей в военные действия в Чечне и наказать виновных.
Милитаризация детства в России началась не сегодня и не вчера: правозащитники уже давно – задолго до восстановления военной подготовки в школах, “Юнармии”, “Движения первых” и других военно-патриотических затей последнего времени – забили тревогу по поводу внедрения военщины в систему образования. Когда Комитет по правам ребенка в прошлый раз рассматривал ситуацию в России – почти 10 лет назад, – в альтернативном докладе мы обращали внимание на массовое создание в школах России казачьих и кадетских классов, с рукопашным боем вместо физкультуры, с занятиями огневой подготовкой, углубленным изучением православия, насаждением “традиционных ценностей”, обязательным ношением формы. Тогда, в январе 2014 года, Комитет по правам ребенка вынес ясные рекомендации – запретить боевую подготовку детей и применение на занятиях огнестрельного оружия как в обычных школах, так и в военных училищах; не применять к детям-кадетам нормы военной дисциплины и военные взыскания; защитить их от насилия и дедовщины; не зачислять детей в военные школы и классы без их осознанного и ясно выраженного согласия.
Начавшись как один из многочисленных педагогических экспериментов 1990-х, кадетское образование очень быстро было присвоено государственной системой и продолжает разрастаться, как гидра. Это не только сотни военных заведений закрытого типа – суворовские училища, кадетские училища и корпуса (в том числе частные), специализированные кадетские школы (спортивная, инженерная, ай-ти), но и тысячи профильных кадетских и казачьих классов в обычных школах, над которыми шефствуют силовые ведомства. Если десять лет назад предложение “прикрепить к каждой школе казака” (идея тогдашнего губернатора Краснодарского края) казалось дурной шуткой, то теперь этот “казак” уже фактически там хозяйничает – военизированные учебные заведения и классы относятся к ведомствам Минобороны, МВД, МЧС, ФСБ, СК, Росгвардии или, формально подчиняясь Минобразования и региональным властям, имеют кураторов из силовых ведомств. В регионах были приняты специальные законы “О кадетском образовании”, СК разработал целую концепцию кадетского образования – в его списке десятки школ по всей стране, имеющих профильные классы. Туда активно заманивают детей с оккупированных территорий, в первую очередь детей из многодетных и уязвимых семей, – кадетские корпуса открылись в Крыму, детей из Донецкой и Луганской области без экзаменов зачисляют в кадетские корпуса и классы СК в Москве, Петербурге, Волгограде.
Система военизированного образования имеет и гендерный выверт. Кадетские классы смешанные, там мальчики и девочки учатся вместе. Но существуют и специальные суперэлитные заведения для девочек: в частности, “пансион воспитанниц” Следственного комитета в Петербурге (ради которого отобрали здание у Польской гимназии) и два “пансиона воспитанниц” Минобороны, в Москве и Петербурге. Последний построен специально (на Бычьем острове), контингент “вытащивших счастливый билет” – девочки из семей военных, из неполных и многодетных семей, большинство иногородние, преимущество, как подчеркнула в этом году куратор заведения Валентина Матвиенко, отдается дочерям “героев СВО”. Матвиенко не устает говорить о “лучших традициях классического женского воспитания” – это как бы Смольный институт на новый, военный лад, с перемещением по территории строем, шестью видами формы, одинаково заплетенными косичками.
Огромный спрос на детскую военщину существует благодаря не только идеологической пропаганде и родительской приверженности “порядку и дисциплине”, но и практическим бонусам: в интернатных заведениях дети на полном гособеспечении, качество образования в кадетских классах нередко выше (в кадетские и “полицейские” преобразуются когдатошние “лицейские” классы с лучшими учителями), дети заняты целый день, внутри этого государства в государстве проводятся свои соревнования, олимпиады, конкурсы (причем не только военно-спортивные или патриотические, но и вполне мирные и интеллектуальные). Для многих это престиж, социальный лифт, целевые места и дополнительные баллы при поступлении в вуз, гарантии будущего трудоустройства на госслужбе со всеми ее льготами и соцпакетами. Вероятно, так рассуждают родители, отдавая ребенка в профильные классы ФСИН (есть и такие…)?
Государство растит себе лояльную касту “нового дворянства”, нередко наследственного, для всех силовых ведомств, заменяя семью “кадетским братством”, отбирая готовых жить на казарменном положении, ходить строем, носить форму, заплетать косички строго утвержденным способом, радостно и умело брать в руки оружие.
Это и есть нарушение Конвенции и государственное преступление против детей. На сайте “Юнармии” есть раздел, где с фотографий смотрят мальчишки 2000–2002 годов рождения – бывшие призеры военно-спортивных состязаний, строевых смотров, стрелковых соревнований, участники парадов и почетных караулов, лучшие призывники и потом контрактники. Когда они погибли в Украине, действие Конвенции о правах ребенка на них уже не распространялось: они были совершеннолетними и поплатились за свой выбор. Но к участию в преступной войне их готовили давно – отравлены военной пропагандой, которая определила их жизненный и смертный путь, они были еще в детстве.
Источник: Ольга Абраменко, «Радио Свобода».