Третий форум международного сотрудничества «Пояса и пути» проходивший в Пекине с 17-18 октября не принес никаких неожиданностей.
Спойлер: проект предсказуемо стагнирует под восторженные крики об огромных перспективах и фантастических достижениях. Ключевое слово здесь – «фантастических». Вся суть в нём. Остальное – пиар.
Инициатива «Один пояс – один путь» (Belt and Road Initiative, BRI) была заявлена КНР как глобальный проект в 2013 году. На первый форум прибыли 29 глав государств и правительств, на второй – 40 плюс генсек ООН и руководитель МВФ. Третий форум должен был продемонстрировать усиление позиций проекта, но этого не произошло. И вроде бы собрал представителей 140 стран плюс генсека ООН. Представителя МВФ, правда, не было, но зал был полон. Тем не менее прорыва не случилось. BRI окончательно превратился в проект мировых аутсайдеров, во главе с Китаем. Несомненно, Китай – полновластный хозяин BRI, но быть первым среди лузеров – так себе успех.
Общий фон
По сути, BRI – усовершенствованный вариант советской попытки взять под контроль Третий мир, реализуемой при помощи простой двухходовки: вы заявляете о выборе социалистического пути развития – мы вкладываем средства в вас деньги. Теоретически – инвестируем в долг, запуская вашу индустриализацию. Практически – дарим, и вы можете делать что угодно, и вообще, и с нашим подарком в частности. Хоть людей жрите, если вам так нравится – только не дружите с США, и прочим Западом. Со США – особенно.
Конечно, провальный советский опыт был в Пекине изучен и учтен. Явную идеологическую составляющуя затенили, сделав упор на инфраструктуру, выстраиваемую вокруг Китая. Идеологи BRI полагали, что инфраструктура всегда, и при любом режиме пригодится для вывоза в Китай сырья, и ввоза из него ширпотреба, по классической схеме торговли с туземцами. Привязку же к Китаю, лучше всякой идеологии должна была обеспечить китаецентричная схема коммуникаций. Расчёты выглядели разумными, при общем взгляде на них, но в ходе реализации плана всплыли частности, сделавшие его столь же провальным, как некогда советский.
Очень быстро выяснилось, что планирование глобальных проектов такого масштаба и стратегической глубины китайцам просто-напросто не по зубам. Можно, конечно, поспорить о том, смог бы хоть кто-то в мире удачно спланировать проект такой сложности и продолжительности, но, в случае разработки аналога BRI на либерально-рыночной основе шанс на удачную реализацию, по меньшей мере, был бы отличен от нуля. Китайский же BRI, спланированный на заведомо порочной, антилиберальной и антирыночной базе, быстро вошел в кризис: из-за огромного масштаба и поверхностного планирования начал распадаться на множество противоречивых частей, иной раз и конкурирующих друг с другом.
В этом не было бы ничего фатального для конкурентной рыночной экономики, способной к саморегулированию, когда убытки падают на менее удачные проекты, которые поглощаются более успешными. Но, для проекта на базе криптогосударственной и псевдорыночной экономики КНР, это обернулось цепочкой экономических провалов, с перспективой общего провала на финише.
Также быстро выяснилось, что, работая в слаборазвитых странах, нельзя ограничиться одной только инфраструктурой. Можно только удивляться, как образом Китай, на территории которого в своё время был реализован российский проект КВЖД, тоже вполне себе инфраструктурный, проглядел этот поворот. Следом за проблемами местной энергетики встали во весь рост проблемы с местными кадрами, с общей обстановкой в странах пребывания, хотелками местных властей разного уровня, и отношениями с соседними странами.
Китай неизбежно вовлекался во все эти проблемы, а, проект, инфраструктурный, по первоначальному замыслу, разрастался до проекта глобального развития на полмира. Реализуемого, как уже было сказано, на заведомо провальной, командно-административной, нелиберальной и не рыночной основе, внутри ещё более провальных по тем же причинам третьемирских экономик. Эта убийственная конструкция как губка всосала в себя чуть больше триллиона долларов, после чего вошла в коллапс.
Несомненно, опираясь на элементы BRI, которые всё-таки удалось запустить, Китай увеличил своё влияние в мире. Но достижения оказались, в самом плохом смысле, несопоставимы с затратами. По сути, триллион долларов ушел в ноль, а, перспективы вытащить его из слаборазвитых стран,находятся на уровне перспектив взыскания африканских долгов СССР 60-х годов прошлого века. И, следом за долгами СССР, долги по BRI стали мало-помалу списывать, пытаясь, в лучшем случае, обменять их списание, выдаваемое за реструктуризацию, на рост китайского влияния. В целом, этот процесс идет откровенно плохо, и это сильно ощутимо в самом Китае, на фоне тяжелого внутрикитайского кризиса. На самом деле, целого комплекса кризисов, но подпитывающих друг друга, поскольку основа у них общая: нежелание КПК поступиться своей властью в пользу либерально-демократической реконструкции Китая, и её подмена заведомо провальными поисками выхода с помощью химеры «Третьего пути».
Признать провал BRI Цзиньпин не может – это означало бы для него политическую смерть, и, хорошо ещё, если бы всё ограничилось только отставкой, без дальнейшего судебного преследования. А поскольку, Си существует не в вакууме, то, рухнув в пропасть, он увлек бы за собой и всю свою команду, сделавшую ставку на «Третий путь», по сути – на разворот к неомаоизму, и задавившую либералов. Более того, провал BRI с большой вероятностью стал бы крахом и самой доктрины «Третьего пути», что означало бы ещё более глубокие потрясения общекитайского масштаба, включая отказ от проекта нового мира, одним из полюсов которого является Китай. Выход из концептуальной и экзистенциальной конфронтации с США означал бы совершенно иной взгляд взгляд Пекина на свои перспективы в мире. Китаю пришлось бы пересмотреть приоритеты развития, в сторону сокращения количественного производства, и увеличения внимания к качеству демократии, и качеству населения.
Этот разворот происходил бы на фоне глобального кризиса либерального капитализма, подошедшего в развитых странах Запада к пределу своих возможностей, и стоящего на развилке путей дальнейшего развития. Здесь надо понимать, что развитие человечества не одновариантно, и в эпоху перехода от феодализма к капитализму также существовало несколько вариантов будущего, один из которых был реализован в силу множества обстоятельств. Многовариантен и наступающий на нас посткапитализм, причем, в силу нарастающего усложнения социально-экономического и технологического устройства общества, количество вариантов больше. И, даже если бы сегодня в КНР внезапно победила команда либералов и рыночников, это не означало бы быстрого решения сегодняшних китайских проблем. Напротив, Китай вступил бы в очень сложный этап догоняющего развития и борьбы его альтернативных вариантов, результаты которого были бы непредсказуемы.
К примеру, введение конвертируемости юаня – вполне логичный шаг для либерально-рыночного разворота, немедленно сделало бы его третьей из ведущих мировых валют. Но так же немедлено это привело бы к бегству капиталов на более безопасные площадки, поскольку либеральные реформы внутри Китая в любом случае были бы растянуты во времени. Добавьте к этому нарастающее противостояние государств и ТНК, а также соблазны ТНК вывести часть производств в Третий мир, чтобы за счет дешевой рабочей силы сэкономить на передовых технологиях – и мы получим уравнение с очень многими неизвестными. Притом, не самое сложное из множества новых проблем.
Естественно, что в таких условиях Пекин не хочет искать приключений, и будет держаться прежнего курса, до последней возможности, не обращая внимания на то, что лошадь, впряженная в повозку «Третьего пути» вот-вот издохнет. В результате, среди прочего, мы получаем и Третий форум BRI.
Убогий триумф
«Когда вы дарите розы другим, их аромат остается на вашей руке», — сказал Си Цзиньпин, обращаясь к залу, в котором сидело более 4000 человек, представлявших более 140 стран, и, впечатляющая, хотя и специфичная, коллекция мировых лидеров: от российского Владимира Путина до индонезийского Джоко Видодо, включая Башара Асада, Виктора Орбана, Александра Вучича и представителей «Талибана».
Ни США, ни ЕС, за исключением Венгрии, ни другие западные страны, в либерально-демократическом, а не географическом понимании этого термина, ни быстро развивающаяся незападная, но, тем не менее, либерально-демократическая Индия, наступающая на пятки тоталитарному Китаю,представлены в зале не были. А за из-под декларируемого лозунга форума «Помогая другим, ты помогаешь себе», проглядывало реалистичное продолжение: «тем, что эти другие не войдут в зону влияния США, и не усилят американские позиции в мире». И, хотя Си, в своём обращении, не упомянул США, фраза о том, что «идеологическая конфронтация, геополитическое соперничество и блоковая политика не являются для нас выбором», очертила цель BRI с предельной ясностью. Китай стремится собрать под свою крышу возможно большую часть мира, привлекая её соблазнами «Третьего пути», главный из которых – иллюзорная возможность бесконечного существования диктатур, не ограниченного рамками законов экономического и технологического развития.
Число соблазнившихся было, разумеется, большим – при современном состоянии мироустройства иначе и быть могло. Как следствие, по итогам форумабыли озвучены и впечатляющие цифры: подписаны проекты сотрудничества на общую сумму $97,2 млрд, опубликовано 89 документов о многостороннем сотрудничестве и подробно описаны 458 конкретных инициатив. Правда, количество не всегда влечет качественный скачок, и сколько бы нужных, прочных и очень удобных брезентовых рукавиц ни пошили работники швейного цеха, они не заменят собой ни производителя швейных машинок, ни строителей, закупающих у них эти рукавицы.
Именно представители таких цехов и собрались на Третьем форуме BRI: отстающие, явившиеся туда в поисках халявы – если уже называть вещи своими именами. Хотя, конечно, можно сказать мягче: в поисках инвестиций с минимумом обязательств, возможности продать сырьё по долгосрочным контрактам, и наладить экономические связи, не подпадающие под санкционные ограничения, наложенные на них за скверное поведение.
То, что отстающих оказалось очень много, значительно больше, чем успешных и продвинутых, ещё не означает, что их общие усилия, даже объединенные в один проект, способны составить конкуренцию меньшей по размеру части мира, опережающей их в развитии.
Были, разумеется, озвучены и новые, амбициозные задачи. Самой интересной из них была Глобальная инициатива по управлению искусственным интеллектом (GAIG), предложенная «с целью предотвращения создания идеологических барьеров или эксклюзивных групп, которые препятствуют развитию ИИ в других странах», и совпавшая с решением США ограничить доступ Китая к сложным технологиям микросхем. Переводя с дипломатического на общепонятный, Китай выразил готовность принять у себя стартапы ИИ, а также систем взаимодействия ИИ с человеком, без оглядки на ограничения, вводимые на Западе в целях безопасности, либо из этических соображений, в обмен на доступ к запретным для него технологиям.
Помимо инициативы по ИИ, Си Цзиньпин, открывая форум, озвучил семь новых стратегических целей. По-настоящему интересны, впрочем, только две из них:
Логистический коридор Европа-Азия: Улучшить сообщение, устранить узкие места и потенциально привести BRI в соответствие с программой ЕС «Глобальный шлюз», уделяя особое внимание сотрудничеству, а не соперничеству. Это очевидная попытка обходным путем подключиться к IMEC, куда Китай предсказуемо не позвали.
Финансовые обязательства: дополнительные обязательства в размере $47,8 млрд от китайских банков в дополнение к $1,1 трлн, уже выделенным за последнее десятилетие. Это называется «коготок увяз»: поскольку бросить инвестированный триллион, естественно, невозможно, доинвестирование в попытках спасти хотя бы часть проектов будет теперь длиться вечно. Конечно, более скромное, чем раньше, да и цели BRI, как мы увидим, были существенно переосмысленны, но, тем не менее, денежный ручеек не пересохнет. Разве что деятельность Си признают ошибочной, но в обозримой перспективе это едва ли случится.
Остальные пять инициатив были «причесыванием» уже проинвестированных проектов, и попытками как-то связать их друг с другом, и заставить работать. Ни одна из них не впечатлила.
В сухом остатке – парадные речи, важно надутые щеки, и длиннющие списки поставленных задач, многосторонних договоренностей, намерений и просто лозунгов, производящие в сумме впечатление бурного развития огромного проекта, но, являющиеся, по сути, лишь пузырями на воде. А в их тени – попытки стран-неудачников обменять обещание поддерживать Китай против Запада на разного рода экономические преференции, или продать ему что-нибудь. Причем, уровень этих запросов характерен именно для неудачников. Успешным странам на Третьем форуме BRI делать было решительно нечего.
Особая роль России в планах Китая
Путин на BRI был почетым гостем – на него, и на Россию в целом, у Китая есть особые планы. Несмотря на то, что доля России в товарообороте Китая составляет лишь 4% (ЕС – 13%, США – 12%), доля Китая в российском товарообороте достигла 35% (он практически весь в юане). Китай стал основным торговым партнером России, и, по сути, ее сюзереном. Путин явно смирился с этой ролью, увидев в ней единственный шанс на собственное выживание. Такой крупный вассал: один из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, ядерная держава, крупнейший производитель нефти, газа и оружия, и просто огромная по площади страна, набитая полезными ископаемыми – серьезный козырь в руках Пекина. Если же она перейдет на орбиту Запада, как этослучилось после развала СССР, Китай в противостоянии с Западом, и, в первую очередь, с США, останется без дешевых энергоресурсов и военной поддержки.
Как следствие, Си не только готов терпеть неудобства, причиняемые ему Путиным, но даже заинтересован в том, чтобы отношения Москвы и Запада находились на самой низшей точке. Это означает, среди прочего, растущую поддержку Китаем войны в Украине, несмотря на то, что она подрывает экономику Европы, важнейшего рынка китайского сбыта, и разгоняет цены на энергоносители и продовольствие.
Си постоянно держит Путина в фокусе внимания: он встречался с ним уже более сорока раз, что, как минимум, вдвое чаще, чем с любым другим мировым лидером, и вдвое чаще ездил в Россию, чем в любую другую страну. Трудно сказать, как он относится к Путину лично, но внешне – предельно тепло, хотя, случается, и выражает неудовольствие какими-либо действиями Кремля. Впрочем, в этих случаях китайская служба протокола обычно отыгрывается не на самом Путине, а на одном из его посланцев. Оба диктатора в чем-то схожи: выстроили под себя, и продолжают укреплять тоталитарные вертикали, претендуют на пожизненное правление и говорят о собирании земель. Тем не менее, внутри этого союза идет жесткая борьба, в которой Пекин пошагово, но очень последовательно, всё сильнее нагибает внутренне слабую Москву, неспособную реализовать российский потенциал.
Вот и сейчас Путин приехал в Китай в поисках большого газового контракта, способного хотя бы отчасти покрыть растущие расходы на войну, для чего привез с собой целую делегацию по газу, включая курирующего энергетику вице-премьера Александра Новака, главу «Газпрома» Алексея Миллера и главу «Роснефти» Игоря Сечина. Путину очень нужны контракты на дополнительные поставки газа, и на строительство трубопровода «Сила Сибири-2». Но Китай добивается скидки на газ, большей, чем сегодня готов дать Путин, и твердо намерен прогнуть кремлевского «лучшего друга». Поэтому контракты по газу подписаны не были.
Тем не менее, Путин получил утешительный приз: российская компания ЭПТ, входящая в группу «Новый сухопутный зерновой коридор» (НСЗК) и владеющая 32 миллионами гектаров пашен в Сибири и на Дальнем Востоке, заявила о заключении контракта с китайской госкорпорацией China Chengtong на экспорт в КНР 70 миллионов тонн зерна на сумму $25,7 млрд. течение 12 лет.
Глава НСЗК Карен Овсепян сообщил ТАСС, что контракт будет закреплен на межправительственном уровне в ходе визита в Китай премьера РФ Михаила Мишустина в конце ноября — начале декабря. Но есть нюанс: о зерновой сделке пишут только российские СМИ, в то время как китайские – глухо молчат. Скорее всего, китайцы рассчитывают немного прогнуть Мишустина, добившись снижения цен, либо других преференций. По сути, Китай станет монопольным покупателем российского зерна, а также расширит свои арендуемые в РФ территории.
Как ни странно, для Украины, это совсем неплохая новость. До сих пор Китай был одним из крупнейших покупателей украинского зерна, и это удерживало нас от решительных шагов по отношению к Пекину. Если зерновой фактор исчезнет, настанет, наконец, время признавать Тайвань, видя в перспективе оборонный союз Киев – Иерусалим (таки да, а не Тель-Авив) – Тайбей, и начать работать над ним.
И ещё одна деталь. С учетом предыдущих деклараций НСЗК, её совокупный портфель зерновых заказов достиг примерно 170 млн. тонн. Это не то, чтобы невозможно, но очень много, и потому необычно: на зерновом рынке даже сотня тысяч тонн — крупная сделка, а здесь речь идет о 4—5 годовых объемах всего российского экспорта. Это значит, что часть зерна НСЗК с большой долей вероятности, будет закупать у сторонних производителей. Руководство такой компании – завидный объект для системной работы с ним китайских государственных органов, и тут есть масса вариантов, интересных для Пекина и проигрышных для России. Впрочем, «проигрышных» – это уже как посмотреть. Китай быстро переформатирует Россию в свою провинцию, гарантируя Путину и его окружению пожизненный иммунитет от Международного трибунала, и вечное правление под покровительством КПК. В Кремле, хотя и упираются в частностях, в целом согласились на такой обмен, и переформатирование России идет довольно успешно.
Но, пока что, поглощения, как такового, нет. Действия Москвы и Пекина по большинству вопросов согласованы плохо, или вообще не согласованы. Российская муха бьётся в китайской паутине, это видят все, но и это входит в пекинские планы. Москва и Китай, пока по отдельности, пытаются заставить Запад пойти на уступки по ряду важных для них вопросов, включая Тайвань и Украину, угрожая, в противном случае, будущим тесным союзом. Такой союз для Запада – немалая головная боль, но и прогибаться, чтобы избежать его, Западу нет ни малейшего смысла. Тесный союз Москва-Пекин уже выстраивается, процесс запущен, никакие уступки его не остановят. Есть только один способ сломать этот план – сменить власть в Кремле. А для этого нужно наращивать давление на Россию, и делать это быстрее, чем она успевает замещать потери. В том числе, и с помощью Китая.
BRI умирает
Тем не менее, «китайская Россия» – отдельный проект Пекина, связанный с BRI лишь косвенно. А, сам BRI, как таковой, находится в состоянии стагнации и медленного усыхания. Общая активность Китая в странах BRI снизилась примерно на 40%, а средняя инвестиционная сделка «полегчала» на 48% с пика 2018 года. Основная причина, помимо общей тупиковости проекта – внутрикитайские экономические проблемы.
В то же время, китайские частные компании демонстрируют в рамках BRI некоторые успехи. Но эти успехи связаны с BRI лишь формально, с целью получения внутри Китая экономических преференций, и чаще относятся к инвестициям, ориентированным на глобальные рынки, чем созданию объектов инфраструктуры. Так, китайская Contemporary Amperex Technology Co и Mercedes-Benz Group AG планируют инвестировать более $7 млрд в завод в Венгрии. Формально это станет крупнейшим проектом в стране BRI с момента его запуска в 2013 году, но к общей идеологии BRI завод не имеет никакого отношения.
Между тем, Италия, соблазнившаяся было участием в BRI, намерена выйти из него до конца года. Причина чисто экономическая: после того, как итальянцы подписали соглашение о сотрудничестве в рамках BRI в 2019 году, импорт из Китая в Италию ускорился, но в обратном направлении поток товаров не увеличился. В прошлом году итальянский экспорт в Китай вырос всего на 5%, отставая от экспорта Германии и Франции. И итальянцы потеряли к BRI всякий интерес.
Стремясь осторожно выйти из экономической ловушки BRI, Пекин корректирует идеологию проекта, затягивая финансовый пояс как можно туже. Теперь главная инфраструктура современного Шелкового пути — не порты, железные дороги и автострады, а интернет и обмен опытом управления, совместные учения полиции, тренинги для сотрудников государственных СМИ и поставки камер наружного наблюдения. Это дешевле гигантских бетонных сооружений и эффективнее в деле продвижения китайских идей и ценностей «Третьего пути» в противовес западным.
Запад оценил угрозу, и озаботился собственными проектами для работы со странами, нуждающимися в поддержке для развития, и их инфраструктурной привязке. Помимо уже упомянутых «Глобального шлюза» и IMEC, на подходе и третий проект финансирования инфраструктуры в небогатых странах – Партнерство для глобальной инфраструктуры и инвестиций, запускаемый G7 с подачи США. Западные проекты менее масштабны, чем BRI, но лучше продуманы. В то же время экономические возможности G7 далеко превосходят китайские. Ближайший форум «Глобального шлюза», с участием лидеров примерно 20 стран, пройдет 25-26 октября в Брюсселе.
Источник: Сергей Ильченко, Newssky.
