“Никто искать не хочет”. Минобороны забыло погибших зэков из отряда “Шторм Z”


Родственники российских заключенных, завербованных на войну в Украину, месяцами пытаются вернуть их тела домой, чтобы похоронить. Они точно знают, что их сыновья, мужья и братья погибли. Статуса военнослужащих у погибших нет, как, впрочем, вообще нет никаких документов, подтверждающих, что они воевали в Украине: Минобороны РФ, ФСИН и военкоматы не отвечают на обращения. А без документов никто не ищет тела погибших и не забирает их с украинской земли, компенсаций родным тоже не платят, выяснил корреспондент Север.Реалии.

Министерство обороны России начало вербовать заключенных на войну в Украину около года назад. Сначала осужденных забирали только в “красных” колониях, где большинство заключенных – выходцы из силовых структур. До Минобороны зэков вербовали на войну представители ЧВК “Вагнер”, основатель которой Евгений Пригожин, по словам заключенных, лично ездил по колониям.

«У Пригожина свита целая была, они в колонию с оружием заехали на микроавтобусе, – вспоминает Дмитрий М., бывший заключенный колонии №25 города Сыктывкара, которую погибший глава ЧВК посещал в октябре прошлого года. – У нас даже высокие чины себе такого не позволяли».

По словам Дмитрия, в 2022-м вербовщики ЧВК были в их колонии дважды. В декабре прошлого года, когда конфликт Пригожина с Министерством обороны уже стал публичным, за вступление в ряды ЧВК “Вагнер” зэков агитировали представители “народной милиции ДНР”.

В начале 2023 года Евгений Пригожин заявил, что его компания больше не набирает заключенных из колоний, а СМИ сообщили, что теперь этим занимается Минобороны. Первых зэков в новое подразделение “Шторм Z” забрали из мест лишения свободы уже в конце января.

«Приехал генерал-лейтенант, начал рассказывать историю с 1917 года: про то, что мы боролись с фашизмом, и тому подобное. И что сейчас тот момент, когда снова нужно браться за оружие», – рассказывает Дмитрий.

Павел К. (имя изменено) – бывший заключенный из ИК-4 Форносово (Ленинградская область) – ушел на войну, завербовавшись через Минобороны. По его словам, вербовщики военного ведомства сразу пообещали осужденным помилование и зарплату 205 тысяч в месяц.

«Всё классно! 3 миллиона за ранение, 5 миллионов за смерть, – вспоминает вербовку Павел. – А на боевых заданиях еще обещали по 8 тысяч рублей в сутки за каждую единицу подбитой техники».

Заключенные охотно соглашались идти в ЧВК – хоть к Пригожину, хоть в Минобороны, рассказывают собеседники Север.Реалии. И нравились им не столько пересказанные тезисы пропаганды о “борьбе с нацизмом” и “спасении” русскоязычных в Украине, а обещанное помилование, снятие судимости и деньги.

«Желающих было много, но взяли далеко не всех, – продолжает бывший заключенный Дмитрий из Сыктывкара. – “Плохостатейников” – тех, кто по насильственным статьям сидели, и маньяков – на войну не брали. Были и те, кого администрация колонии сама вычеркнула из списка. Они нужны были в лагере: кто-то там кочегар или просто человек с руками или головой».

Были и те, кто сам отказался от контракта в последний момент. Смущало, что на руки наемникам не выдают никаких документов, а получить помилование у Минобороны оказалось сложнее, чем у ЧВК “Вагнер”. Пригожин обещал помилование тем, кто пробудет на фронте как минимум полгода. Представители Минобороны заявили, что “помиловка” будет только через 1,5 года.

«Единственный документ, который мы в итоге получили на руки, – какая-то непонятная бумажка с печатью «народной милиции ДНР», – рассказывает Павел.

“Подписать контракт и очистить свою репутацию”

Временное удостоверение личности военнослужащего Министерства обороны ДНР – единственный документ, который выдали бойцам “Шторм Z”

Артема Немчинова с позывным “Енот” и Владимира Штрауха с позывным “Немец” завербовали в исправительной колонии №4 Форносово Ленинградской области. Первый отбывал срок по “народной” 228-й статье УК РФ за хранение и сбыт наркотиков в особо крупном размере. Второго осудили на 11 лет как члена преступной группировки “колпинских карманников“. По словам родственников заключенных, оба они отправились на фронт, чтобы “очистить свою биографию”.

Артем Немчинов

«Артем рос обычным подростком, – рассказывает мама Артема Немчинова Наталья. – Занимался спортом и подавал большие надежды. Но потом случилась травма: он сломал себе позвоночник, и со спортом пришлось завязать».

После школы Немчинов поступил в Ярославскую ракетную академию, женился, попал по распределению в воинскую часть под Петербургом. Здесь он получил звание старшего лейтенанта, и, когда жена была беременна вторым ребенком, жизнь молодого человека резко “пошла под откос”.

«Он нашел другую женщину, бросил семью, отвернулся от родителей и набрал кучу долгов, – продолжает Наталья Немчинова. – А потом, видимо, решил заработать “легких денег”, чтобы со всеми рассчитаться. И вместе со своей новой подругой поехал “зарабатывать” – продавать наркотики».

Немчинова задержали и в 2021 году приговорили к 8 годам колонии. В колонии, по словам матери, он раскаялся и решил все исправить.

«Он подписал контракт, чтобы всё исправить. Очистить свою репутацию, стереть пятно с детей и вернуться, чтобы увидеть, как они растут. Он обещал мне, что после истечения срока контракта, в августе, приедет ко мне с огромным букетом цветов», – говорит Наталья.

Владимир Штраух

“Сосед” Немчинова по колонии Владимир Штраух закончил среднюю школу и работал в автосервисе. По словам его отца Сергея, с родителями Штраух общался мало, жил с девушкой, а в криминальную историю его втянули школьные друзья: в 2018 году банда, в которую входил “Немец”, совершила несколько карманных краж, в том числе похитила у пассажира петербургского метро 1,5 млн рублей. Спустя год карманников задержали. У Штрауxа уже была непогашенная судимость за предыдущее правонарушение, потому суд назначил ему максимально возможный срок – 11 лет.

Сергей Штраух говорит, что еще зимой 2022 года его сын собирался подписать контракт с ЧВК “Вагнер”, но в последний момент передумал – впереди была апелляция на приговор, и он надеялся на пересмотр дела. Когда суд оставил приговор в силе, в колонию как раз приехали вербовщики Минобороны.

Временное удостоверение военнослужащего Владимира Штрауxа

«Конечно, мы отговаривали как могли [от заключения контракта], – рассказывает Сергей. – Он человек совершенно неприспособленный к военной дисциплине. К оружию у него тоже никакой тяги не было, а тем более убивать… Сам по себе человек мягкий, за ним постоянный присмотр нужен».

“Нас отправляют в мясорубку”

В конце февраля первая партия наемников в составе “Шторм Z” – чуть больше ста человек – была уже на пути в Донецк. На территории “ДНР” для них оборудовали “жилье” в подвале бывшего кафе, там сделали деревянные полки. Здесь в течение месяца “штормовцы” жили и тренировались.

Вскоре из общего числа бывших заключенных начали отбирать самых выносливых, для формирования отдельного отряда “черных”, которому предстояло выполнять “особенно сложные задачи” в ночное время. Всего в отряде отказалось 22 бойца, в том числе Павел К., Владимир Штрауx и Артем Немчинов.

Отряд “черных”

У “черных” был и cвой “куратор” – доброволец из Москвы Михаил Лучин, известный как автор телеграм-канала “Миша на Донбассе” (погиб в июле 2023 года).

«Кто он такой, было не очень понятно, вроде бы даже не военный, – говорит Павел К. – Но он единственный, кто пытался что-то сделать для нас, доставал снаряжение. Он прямо так сказал: “Я постараюсь для вас выбить самое лучшее”. И родителям нашим всегда отвечал, помогал. Нас же родители ни через Минобороны, ни через колонию найти не могли, а нашли только через Мишу абсолютно случайно».

В качестве “привилегии” “черным” предоставили возможность самим разработать план своей наступательной операции. Покровительство Лучина наемникам не очень помогло: в первый штурм иx отправили, пока “Миша на Донбассе” находился в отпуске.

«Дали автомат и 2–3 рожка, – вспоминает Павел К. – Когда мы спросили, почему так мало [патронов], ответ был: да вы сами там найдете. В смысле найдем? А если там будет заминировано или взрывчатка спрятана внутри магазина? Мне напарник говорит: кажется, нас отправляют в мясорубку. Я говорю: не нагнетай, сейчас выйдем и разберемся на месте».

С первого боя, куда “черных” отправили вдесятером, отряд вернулся без потерь, но приказ выполнить не удалось. Бывшие зэки поняли, что командование не сообщило им ни слова правды о реальном расположении сил противника.

«Задание мы не выполнили, потому что это было нереально, – рассказывает Павел. – Нам сказали, что там “два украинца”, а то что там танк катается и стреляет, миномёт работает, два пулеметчика сидят, херачат по нам, как по курям… Для них ничего этого не было. Так что мы практически сразу начали понимать, что нам просто п***ят».

“Было все равно, я xотел домой”

В начале апреля “черныx” отправили под Марьинку, откуда вечером они должны были наступать на позиции ВСУ.

Павлу К. в том бою оторвало ногу – подорвался на мине.

«Упал, секунд 30 покрутился от боли, и, чтобы прямо там не загнуться, решил сразу четыре рожка отстрелять. Кричу в рацию: “Код 300, код 300!” (на армейском сленге означает “ранен”, – ред.) Мой товарищ в двойке орет: “Ты там жив?” Я такой: “Да, да!” – “Идти можешь?” – “Нет”. Я дополз до него, скинул все снаряжение, выкинул калаш и каску, бронежилет, гранаты, максимально себя облегчил. Товарищ проматерился, пережгутовал меня, и я пополз к выходу. Полз под обстрелом, ничего не замечал – просто слышал ба-бах, ба-бах и полз. Мне было всё равно, я хотел домой, я хотел жить», – рассказывает он.

На помощь выдвинулась “группа эвакуации” из двух другиx завербованных заключенных – Немчинова (“Енота”) и Штрауха (“Немца”).

«Пока они бежали за мной, был прилет и пацанов сразу подорвало. Я слышал их крики. Проползаю мимо “Енота”, нашего командира взвода, он такой: “У меня вся бочина… Короче, ты мне ничем не поможешь, ползи дальше”. Доползаю до “Немца”: у него ранены две ноги, он передвигаться вообще никак не мог. Лежал на спине в кустах и орал от боли. Я залез “Немцу” на грудь, достал его жгут. Начал жгутовать ему одну ногу, жгут рвется. Я его выкидываю – достаю свой, а еще одного запасного у нас не оказалось. Я ему только одну ногу зажгутовал», – продолжает Павел, которому в итоге удалось спастись.

“Писать больше некому”

О том, что Штраух и Немчинов погибли, их родные узнали от “Миши на Донбассе”, а позже смерть заключенных подтвердили сослуживцы.

Из переписки родителей Штрауха с “Мишей на Донбассе”

«Миша написал у себя в канале, что с задания вернулись не все, – вспоминает отец “Немца” Сергей Штраух. – И мама написала ему: “А как Владимир? Переживаю…” Ну и Миша прямо ответил: он погиб».

Родители рассказывают, что сразу же стали пытаться выяснить, как забрать тела, но ничего конкретного в ответ от куратора добиться не удалось.

«Миша говорил: подождите, не так быстро. Отобьем этот участок и… С его слов, в воздухе витало каким-то наступлением, – вспоминает Штраух свой разговор с Лучиным. – Но с теx пор там, судя по всему, ничего не изменилось. За исключением того, что после гибели Миши писать больше некому».

Так как статус погибших заключенных до сих пор неизвестен, а никаких документов, подтверждающих их участие в войне в Украине, у родных нет, родители Немчинова и Штрауха не получили от государства ни копейки: ни зарплаты погибших, ни компенсаций. Спустя шесть месяцев они продолжают добиваться, чтобы тела их близких xотя бы просто вернули на родину и предали земле.

«У нас до сих пор нет вообще никакой информации, где он, – говорит Сергей Штраух. – Писали запрос в колонию, военкомат и в Минобороны, но не получили никакого ответа. Сейчас я уже и не знаю, что можно сделать еще…»

Тела Немца и Енота их сослуживцы позже опознали на фотографиях с дрона. Фото предоставлено бывшими бойцами “Шторм Z”

Наталья Немчинова не верит, что сына больше нет. Ей по-прежнему тяжело говорить о нем в прошедшем времени.

«Вот ирония: Артем еще в школе увлекался военной тематикой, ездил в поисковые отряды, искал захоронения солдат Великой Отечественной войны. А теперь его останки никто искать не хочет», – говорит она.

“Навряд ли мы доживём до конца контракта”

Немчинов и Штраух –не единственные заключенные из отряда “черных” “Шторм Z”, которые пропали. Во время следующего штурма отряд “черных” лишился еще трех заключенных. К этому времени значительная часть подразделения уже находилась в госпиталях. Оставшихся из отряда, рассказывают собеседники Север.Реалии, перебросили под поселок Водяное на Сватовском направлении.

«Пацанов отправили на передок, они забрели в какой-то дом и там отсиживались несколько суток, – рассказывает Павел К., который к этому моменту уже находился в госпитале. – Потому что дальше была полная мясорубка, они идти туда не хотели».

За полтора месяца с момента подписания контракта заключенными с Минобороны, из 22 двух бойцов отряда “черных” на войне погибло девять человек. Четверо числятся пропавшими без вести, а еще восемь получили тяжелые ранения. Один военнослужащий, как рассказали Север.Реалии его родственники, попал в плен к украинским военным.

В апреле 2023 года издание “Сирена” опубликовало видеообращение одного из бывших заключенных ИК-4 Форносово Юрия Яковлева (позывной “Хороший”), снятое, как выяснили Север.Реалии, как раз во время последней операции отряда “черных” под Водяном.

На видео мужчина одет в характерную для отряда темную форму, от лица сослуживцев он жалуется на тяжелые условия: их оставили без руководства профессиональных военных, из обещанного жалованья выплатили только по 40 тысяч рублей “подъемных”, что в полугодовом контракте с Минобороны “никаких условий в принципе не было прописано. Можно сказать, просто выживите, и всё”.

“На поле боя люди остаются, соответственно выплат никаких нету – могут сказать, что либо в плену или пропал без вести, а родственники соответственно ничего не получают, – говорит на видео Яковлев. – До конца контракта, до 20 августа, малая вероятность что мы доживем, поэтому мы записываем все эти видео”.

В распоряжении “Север.Реалии” есть еще несколько видеозаписей, сделанных в тот же день, 7 апреля 2023 года, в этом же доме. На них присутствуют и другие военнослужащие из отряда “черных”, в том числе Антон Безручкин (“Уголек”) и Александр Лакушин (“Малыш”).

“Под конвоем сюда привели, по минным полям, – рассказывает Лакушин, бывший заключенный ИК №6 Обухово. – Отправляют на окопы, в поле, против минных обстрелов, бомбежек, на танки… с калашами. Ну иногда дают “шмели”. Что делать – непонятно. Навряд ли мы доживем до конца контракта”.

“Переживаем уже не за свои жизни, а за то, что наши родные не получат ни копейки, – продолжает Безручкин. – А наварится какой-то толстосум с большим погонами. Если мы в течение двух месяцев не выйдем на связь, то, значит, нас уже нет в живых”.

После того как обращавшиеся на видео передали записи своим сослуживцам, связи с ними не было. Родственники авторов видеообращения рассказали корреспонденту Север.Реалии, что ничего об их судьбах не знают. Все они, включая Яковлева, а также Абдулатипа Магомедова, неофициально числятся пропавшими без вести. Официально же на фронте таких людей вообще не было.

Источник: «Север.Реалии»

Рекомендованные статьи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *