Россияне в Израиле: «В России я боюсь террора со стороны государства, в Израиле же государство меня защищает»

Только за первый год войны России с Украиной в Израиль репатриировались более 37 тысяч россиян. Сейчас многие из них живут в городах, которые бомбит ХАМАС, а другие с ужасом наблюдают последствия атаки террористов на юге страны в новостях и читают о гибели тысяч людей с обеих сторон конфликта. Что страшнее — угроза репрессий со стороны российских властей или жизнь в зоне горячего военного конфликта, как они переживали первые в своей жизни бомбёжки и провожали на войну любимых.

Ира Коротаева

Новосибирск → Реховот

Мы с мужем и двумя детьми жили в новосибирском Академгородке, он работал в Институте ядерной физики завлабораторией. Я работала agile-коучем в компании с классной корпоративной культурой.

Когда-то давно мне хотелось переехать в другую страну, но в последние годы уже нет — а муж мой и вовсе никогда не хотел никуда уезжать. В Новосибирске у него была прекрасная научная работа, спокойная жизнь, хобби — он ходил в пещеры на Алтае. Мы строили дом под Академгородком, и все наши планы на будущее были связаны с Россией.

С началом войны с Украиной планы постепенно поменялись. А с момента объявления мобилизации стало понятно: мало того, что представители государства хотят воевать, они ещё хотят всех нас сделать убийцами. И ещё мы поняли, что у этой игры вообще нет никаких правил, которым ты можешь следовать, чтобы себя защитить. С одной стороны, возраст и профессия мужа его защищали от повестки, с другой стороны, гарантий не было. Плюс не оставляла мысль, что где-то сидит какой-нибудь сотрудник внутренних органов и клепает дела о госизмене на учёных — непонятно, вытащит он папку с твоим именем или не вытащит.

В общем, после объявления мобилизации муж выехал в Казахстан, а я осталась собирать документы на детей. Сначала мы толком не знали, куда поедем. После тщетных попыток мужа найти работу за рубежом с российским паспортом, мы приняли решение ехать в Израиль, где у него было право на гражданство. Ещё там действовала программа для учёных из Украины, Беларуси и России, которые вынуждены были скрываться от войны, и он туда попал.

Надо признать, эта страна приняла нас очень радушно. Конечно, одновременно здесь поменялось правительство — и от него исходили очень похожие на Россию вайбы. Но израильские знакомые убеждали нас, что у них демократия и правительство можно будет поменять. Здесь люди верят, что они могут влиять на политику, и влияют.

И да, Израиль обстреливают соседи, но к моменту, когда мы приехали, было несколько лет затишья. Первый раз мы попали под обстрел в июне, когда неделю длилось бомбометание из Газы. Мы живём в центре страны, в маленьком городе Реховот, и сирены тут срабатывают, только если ракета летит конкретно в наш город. Когда сюда впервые за несколько лет что-то полетело, местные были очень удивлены, потому что этого не случалось почти никогда. В первый раз я испугалась, а потом поняла, что в Израиле достаточно хорошо налажена безопасность и оповещение жителей об угрозе.

Мы снимаем квартиру в старом доме, поэтому у нас нет специальных оборудованных комнат-бомбоубежищ. Когда сирена начинает выть, успеваешь спуститься в подвал. После того, как сирену выключили, через 10 минут можно выходить, потому что осколки от сбитой ракеты уже упали. Не нужно всё время находиться в подвале. Сегодня, например, наш город не попал под атаку, и мы поспали спокойно, хотя вокруг слышны были сирены из ближайших городов. А в прошлую субботу мы бегали в подвал раз двадцать. Я сходила к знакомым и посмотрела, у кого как оборудованы убежища: кто-то сделал там спальные места на всякий случай, к кого-то там есть игровые уголки для детей, у кого-то — рабочее место. Но люди не сидят в подвале постоянно, потому что смысла в этом нет.

Но я поняла, что жизнь теперь такая, время от времени такие угрозы будут, и это выносимо, потому что тут все знают, что делать в ситуации войны. Военные знают, куда ехать, с кем связываться, учителя знают, какие уроки проводить, а мэрия знает, какие меры оповещения и поддержки использовать. Это просто один из сценариев — и все на него переключаются.

Переезжать от войны ещё куда-то отсюда после года жизни здесь, когда дети только-только начали адаптироваться, я не хочу. Овчинка выделки не стоит. А война скоро закончится, я уверена.

Опять же, я вижу, как общество сплотилось для поддержки обороны. Люди моментально мобилизовались, многие специально вернулись в страну, чтобы защищать её. У меня есть интересное наблюдение: в магазинах всё есть, нет проблем с едой, водой, но пустыми стоят полки с чипсами. Мобилизованные ребята — зачастую очень молодые, и некоторые уезжали с одним рюкзаком. Сейчас им собирают посылки в помощь, так вот они просят передать им то необходимое, что они не успели взять — огромные упаковки с чипсами в том числе. Это же молодые парни и девушки, они любят чипсы!

Мой муж уже не призывного возраста, а дети будут обязаны служить в израильской армии. Но здесь и армия не как в России, она не воюет людьми как мясом. В Израиле высока цена человеческой жизни, и значит, посылать под обстрелы совсем неумелых солдат не будут, просто потому что это слишком дорого. Зато мальчики и девочки, которые здесь очень поздно взрослеют, могут получить в армии профессию. Армия для них, по сути, — первое место, где они начинают жить самостоятельно, начинают получать зарплату, где завязываются контакты на всю жизнь.

Жизнь эмигранта, конечно, непростая, но она везде такая. Мне в Израиле всё равно лучше, чем в России, потому что в России я боюсь постоянно в фоновом режиме — пропаганды в школе, знакомых, которые поддерживают войну, уголовных дел. В России я боюсь террора со стороны государства, в Израиле же государство меня защищает.

Мария

Сибирь → Хайфа

Я из Сибири, работала там в медиа, уехала из России год назад, в конце августа 2022 года. Как раз недавно был год моей алии. Я уже бывала раньше в Израиле, провела там полгода по программе, которая позволяет познакомиться со страной и культурой тем, кто имеет право на репатриацию.

Решение уехать я приняла в начале войны, потому что у меня есть родственники из Украины, и, конечно, я считаю войну огромным злом. Поскольку у меня есть еврейские корни, я всегда знала, что если что-то пойдёт не так, то Израиль — это план Б на случай войны. Самое страшное, что может случиться с человеком, — это война, и она случилась.

Я уволилась со всех работ, собрала минимум необходимых документов и уехала. Тут нашла курсы по кибербезопасности, чтобы освоить новую профессию. Последние несколько месяцев я искала работу. Сейчас как раз прошли праздники, и рынок должен был ожить, я надеялась, что вот сейчас-то работу я и найду! Но, похоже, это откладывается, потому что все эйчары в стране сейчас пишут письма: если вы ушли на войну, просто сообщите нам.

Когда я жила тут в мирное время, успела немного освоиться, у меня появилось представление о стране, знакомые. Кроме того, у меня живут здесь родственники. Я знаю, как здесь относятся к безопасности даже в мирное время — например, проверяют сумки на входах в вокзалы, торговые центры. То есть я понимала, что тут бывает всякое, но убедилась, что люди прекрасно тут живут.

За первые полгода, которые я была здесь, я ни разу не попадала под обстрел — даже не знала, как это. Это к вопросу — не страшно ли ехать в страну, которую время от времени бомбят. Поскольку в России меня никто не обстреливал, у меня просто не было такого опыта, чтобы от него отталкиваться.

Сейчас я поселилась в Хайфе — это север страны, и здесь не стреляют. Этой весной в Тель-Авив приезжал Noize MC, я собиралась приехать на концерт из Хайфы, и в тот момент Газа обстреливала город. Мы приехали на концерт с бойфрендом, пока шли пешком от станции, раздалась сирена. В этот момент положено упасть и лежать, чтобы минимизировать риски, нельзя снимать на видео, и на голову могут прилететь осколки, даже если ракету собьёт «железный купол».

Я помню звук из сирены, вот этот «бух», когда одна ракета сбивает другую. Я была в полнейшем шоке, но на концерте весь этот стресс оттанцевала. Тогда я впервые всерьёз задумалась, подходит ли мне вообще Израиль для жизни, потому что бомбёжка — это очень страшно. Но когда рассказываешь об этом израильтянам, они смеются: инициация пройдена, добро пожаловать.

Когда в субботу, 7 октября, началась война и массированные обстрелы юга страны, родители из России звонили мне и спрашивали, собираюсь ли я возвращаться. Нет, возвращаться в Россию я пока точно не собираюсь. Дело в том, что Россия — большая страна, у неё больше ресурсов, больше людей, она в состоянии долго воевать. Израиль гораздо меньше, и пока я не знаю, где тот предел, когда я пойму, что всё, хватит и отсюда уеду. Возможно, если будут бомбить всю страну.

В первый день войны в Израиль как раз прилетал из России мой бойфренд, он летал туда уладить дела. Я волновалась, потому что утром стало ясно, что весь юг и центр сильно бомбят. Потом я поняла, что бомбят города, где живут мои знакомые и друзья.

Но в Хайфе было довольно спокойно. На самом деле в первый день было просто непонятно, что происходит и насколько это серьёзно. Потом, конечно, стало понятно, что выпущены тысячи ракет и погибает очень много людей, больше 1000 человек — для Израиля это много. Кроме того, вся страна — как большая деревня, и все со всеми связаны. Это заметно в Хайфе и по тому, как люди себя ведут. Обычно все очень дружелюбно друг с другом болтают на улице и в транспорте, но сейчас очень тихо, люди сидят в телефонах и мониторят новости. Гипермаркеты открыты, остальные магазины не работают.

Бассейн закрыт, любимая кофейня тоже, международный кинофестиваль с красной ковровой дорожкой отменили. Это и про безопасность, и про солидарность. Нет, ни одного моего знакомого не ранили, не убили и не мобилизивали, но во многих моих знакомых семьях родственники сейчас в армии.

Я сравниваю моменты начала войны России с Украиной и нападение на Израиль со стороны Газы, которые я пережила. Физиологическая реакция похожа: сперва адреналин, пытаешься отшучиваться, ищешь волонтёрства, сложно отлипнуть от новостей. Но когда находишься в России, знаешь, что ты — часть государства, которое делает хуйню. В Израиле все чувствуют: напали на нас, и всё общество мобилизуется, чтобы быть полезным обороне. Гигантские очереди на сдачу крови, волонтёры занимаются с детьми, которым продлили каникулы. Я видела объявления, что ищут женщин, которые могут быть донором грудного молока, потому что кормящие матери тоже пошли на войну.

И конечно, чувствуется некоторый эмоциональный подъём, молодая энергия молодой страны, где патриотизм — не показуха, а искреннее и выраженное чувство. Настоящий траур, конечно, будет позже, когда всё закончится и все убитые будут опознаны. Сейчас все понимают, что сидеть в оцепенении и горе — это помогать ХАМАСу. А вот потом правительству дадут пизды, потому что в произошедшем немало его вины. Но сейчас никто не будет с этим разбираться, разбираться будут после окончания войны.

Как гражданин, проживший здесь уже год, я безумно благодарна всем за помощь, которую мне оказали, за тёплый приём. Сейчас банки крови переполнены, но её нужно много — поэтому через несколько дней я смогу тоже её сдать.

Саша Вечканов

Москва → Тель-Авив

Мне 34 года, в России я занимался ВИЧ-активизмом и просто жил обычной жизнью, работал специалистом по интеграции в банковском сервисе. Я долго прожил в Москве, но вообще-то я из Мордовии. В Израиль я собирался давно, к мужу, но уехал после начала войны с Украиной.

Мы с мужем помолвлены — ездили для этого в Берлин и в 2020 году, планировали брак и переезд в Израиль на постоянное место жительства.
Но случился ковид, и всё пришлось отложить. Как только ограничения сняли, мы начали выбирать билеты, чтобы я улетел, но это совпало с 24 февраля. Короче, улетел в Израиль я в апреле 2022 года.

С одной стороны, конечно, я уехал к мужу, но с другой — мой бэкграунд на родине достаточно печальный. Это связано и с моей ориентацией, и с тем, что я не похож на других, ко мне постоянно были вопросы и претензии со стороны окружающих.

Я до сих пор работаю с психотерапевтом, пью таблеточки, чтобы компенсировать травмы, полученные в российском детстве. Собственно, и решение уехать из России у меня появилось в детстве. А взрослым я застал протесты на Болотной, суд над Pussy Riot, репрессии против НКО, активистов, оппозиции, ЛГБТ и СМИ. Короче, мне давно хотелось уехать, и вот я тут.

Правда, я не имею еврейских корней и живу здесь на правах человека, который находится в отношениях с гражданином Израиля. Пока мы проходим процедуру моей ассимиляции и интеграции, проверки в МВД, которое собирает доказательства того, что у нас с мужем совместный быт, любовь, отношения.

Но вообще-то я в очень тесных отношениях с израильским обществом: я работал в Еврейском музее Центра толерантности два года, у меня здесь много друзей, я в принципе много раз тут бывал. Кажется, что мне даже проще, чем большинству ребят, которые приехали за последний год и охренели от неизвестности, от того, как им приходится карабкаться и выживать, несмотря на большую поддержку со стороны Израиля для новых граждан.

Я абсолютно не чувствую себя здесь чужим, со мной все здороваются, знакомятся, никого не раздражают мои татуировки, цвет волос и то, что я гей с ВИЧ-инфекцией. Я понимаю, что это общество более здоровое, чем то, в котором я жил раньше. Эти люди умеют веселиться, радоваться жизни, быть счастливыми, а у меня осталось типично русское лицо, которое израильтяне видят и спрашивают: «Я сделал или сказал что-то не так?» Нет, ребята, всё в порядке, я просто родился и вырос в России, у меня просто такое лицо!

И ещё израильтяне очень сплочённые — особенно в ситуациях, которые этого требуют. Вот сейчас началась война, и они отбросили противоречия, потому что страна нуждается в защите и мобилизации. Они так воспитаны, это общество с таким социальным договором, и для меня как для россиянина это просто невероятно.

Я переехал в Тель-Авив на ПМЖ весной 2022-го, а первую серьёзную бомбежку застал где-то через месяц. Было страшно, конечно, потому что звук сирены — он же на подкорке где-то записан, и абсолютно любой человек на свете его боится, потому что этот звук означает: нужно бежать и прятаться. С другой стороны, тебя здесь быстро обучают, что не нужно паниковать, а нужно, если ты оказался во время воздушной тревоги на улице, пойти в ближайшее здание и спрятаться в определённой зоне подъезда.

При первых звуках сирены, чем бы израильтяне ни занимались, все расползаются по ближайшим убежищам, и через пять-семь минут на улице пусто. Я тоже к этому готов: у меня в рюкзаке всегда с собой документы, медицинские выписки, зарядное устройство, АРВ-терапия, антидепрессанты, а ещё переносная игровая приставка.

Конечно, люди, которые живут на границе с Газой, немножко по-другому относятся к бомбёжкам. Там бомбы, взрывы и обстрелы — своего рода норма жизни. Но я думаю, что привыкать к такому ненормально. Ведь, когда ощущаешь, что земля дрожит, когда рядом с тобой падает бомба, — это страшно. Правда, не страшнее, чем жить в России.

Последние дни, когда Израиль обстреливают очень и очень сильно, стресс чудовищный. Хотя панические атаки и тревожное расстройство от жизни в России подготовили меня к тому, чтобы неплохо с этим справляться, — спасибо психотерапии.

Когда я на днях оказался в одном бомбоубежище с коренными израильтянами, то увидел, как они тряслись, потому что таких обстрелов в Тель-Авиве на их жизни не было никогда. То есть в сильной тревоге находились даже те, кто привычен ко всему.

И самое для меня важное: моего парня призвали. Я помогал ему собирать рюкзак, скажу вам, что это ощущение на ноль баллов из десяти — никому не пожелаю отправлять любимого человека на войну. Я много сейчас смеюсь, конечно, но это защитная реакция, а на самом деле у меня слёзы наворачиваются.

 Источник: Рита Логинова, «Верстка».