Соседний с Эстонией российский регион, который до сих пор носит нелепое название «Ленинградская область», интересен с точки зрения его политических перспектив. Конечно, Россия до сих пор производит впечатление «единой и неделимой империи», а все рассуждения о ее распаде кому-то могут показаться фантастикой. Однако многие ли могли предсказать распад СССР за 3-5 лет до этого события? Да и продолжающаяся вот уже полтора года полномасштабная российско-украинская война уже отучила многому удивляться…
Эта война, помимо прочего, вызвала резкий рост активности регионалистских движений, представляющих различные области и республики РФ. От столкновения с украинским «айсбергом» по имперскому «Титанику» словно бы пошли трещины. Конечно, в самой России всякая независимая политика сегодня запрещена, можно получить многолетний срок даже за фразу «Нет войне!», не говоря уже о каких-то лозунгах регионального самоуправления. Но в политической эмиграции все более заметны уже не «общефедеральные», а именно регионалистские проекты, зачастую прямо называющие себя «построссийскими».
Одним из таких проектов является гражданское движение «Свободная Ингрия», возникшее в Петербурге еще в начале 2000-х годов и участвовавшее во многих городских политических акциях. Поначалу оно было аналогом многочисленных европейских локалистских движений, требующих роста местного самоуправления и защиты историко-культурной специфики города. Напомним, что «Ингрией» этот регион назывался еще в допетровскую эпоху, а в составе Российской империи его первым наименованием стала «Ингерманландская губерния».
Кремлем взят курс на жесткое подавление регионализма
Но кремлевская власть XXI века, возглавляемая, как ни парадоксально, во многом именно «питерцами», все жестче подавляла своей имперской «вертикалью» всякий регионализм. Ингерманландские регионалисты стали преследоваться, и многие из них были вынуждены уехать из страны. В ответ само движение радикализировалось; теперь его представители все чаще говорят не просто о повышении регионального самоуправления, но о необходимости выхода проевропейской Ингрии из состава антиевропейской Московской империи.
И одними заявлениями дело не ограничивается. Летом два участника движения, проживающие ныне за пределами РФ, Павел Мезерин и Денис Угрюмов, заявили о создании взвода «Свободная Ингрия» в составе Иностранного легиона ВСУ. Потому что борьба за европейское будущее, по их мнению, сегодня разворачивается именно в Украине. Эта новость внезапно очень обеспокоила «Новую газету. Европа», которая нашла нескольких «этнических финнов-ингерманландцев», резко выступающих против такой «политизации Ингрии». Причем любопытно, что имена этих «этнических» деятелей редакция не раскрывает, а о двух регионалистах, собравшихся на войну против империи, которые очевидно находятся в большей опасности, рассказывает в биографических подробностях. Но, видимо, таковы каноны московской журналистики, которых «оппозиционные» журналисты придерживаются даже тогда, когда они переехали в Европу. Кстати, они привезли с собой туда и очень настороженное отношение ко всяким проектам деимпериализации РФ.
Показательно, что как только ингерманландские регионалисты в очередной раз заявляют о себе, российская пресса, словно бы в противовес им, тут же вспоминает об «ингерманландских финнах», которые, оказывается, «вполне законопослушные граждане» и к «сепаратистам» никакого отношения не имеют. Поэтому есть смысл несколько разобраться в этом вопросе: кто же – регионалисты или этнонационалисты – имеет больше морально-исторических прав на бренд Ингрии? И даже на сам ее флаг, который, по утверждениям этнонационалистов, регионалисты «апроприируют»?
Этот вопрос в конечном итоге упирается в давнюю дискуссию об идентичностях, которую упрощенно сводят к принципам «крови» или «почвы». Сторонники первого утверждают, что всякая идентичность задается сугубо этническим началом, вторые возражают тем, что сама специфика пространства порождает особую ментальность у его населения. Первая точка зрения поначалу кажется более убедительной, но задумавшись поглубже, можно осознать, что, например, англичане и американцы, несмотря на общее этническое происхождение, все-таки весьма разные нации.
Есть такие «протонации» и на российском пространстве – например, жители нынешнего Калининграда, несмотря на то, что являются потомками послевоенных переселенцев, уже «сроднились» с кенигсбергскими брендами и стремятся развивать уникальность своего региона. Кстати, пока путинский режим окончательно не закрутил все политические гайки, там существовала своя Балтийская республиканская партия. Впрочем, ингерманландцы также претендуют на бренд «четвертой Балтийской республики».
Станет ли Петербург столицей независимой Ингрии?
Нынешние ингерманландские регионалисты – конечно, совершенно интернациональная публика, хотя и русскоязычная. Но если назвать их «русскими», многие из них будут спорить: они не хотят ассоциироваться с тем «русским миром», который навязывает московский Кремль. А на попытки ингерманландских финнов «приватизировать» имя региона отвечают логично и остроумно: «Если есть ингерманландские финны, то почему не может быть ингерманландских русских, украинцев, евреев?»
Ингрия для регионалистов – это родной Петербург и окружающая его область, их интересы они всячески готовы отстаивать и продвигать. К местным финно-угорским культурам они относятся с совершенной симпатией, охотно участвуют в традиционных праздниках типа Juhannus (Иванов день), но все же ясно понимают, что эти культуры, представителей которых осталось несколько тысяч человек, вряд ли будут доминировать в многомиллионном регионе, хотя им, безусловно, неоходимо предоставить все возможности для развития своих языков. Мегаполис Санкт-Петербург не заговорит по-ижорски, по-водски или даже по-фински, но это не помешает тому, что «Ингрия будет свободной!», как утверждает Oxxxymiron в финале своей сверхпопулярной композиции, запрещенной в России.
Словом, ингерманландские регионалисты хотели бы видеть будущую Ингрию свободной европейской страной. Причем существует даже любопытная, хотя и полумифическая версия о том, что само ее название появилось еще в XI веке и происходит от имени шведской принцессы Ингигерды, жены новгородского князя Ярослава Мудрого. Но есть и более точный исторический факт – ингерманландские финны, считающие теперь себя там «коренными», были переселены на эту территорию шведской администрацией только в XVII веке. И сами цвета ингерманландского флага (синий крест в красной окантовке на желтом фоне) также имеют скорее шведское, а не финское происхождение.
В эти исторические дебри, может быть, не имело бы особого смысла углубляться, если бы не постоянные претензии ингерманландско-финских этнонационалистов на исторический и символический «копирайт» этой территории. Однако парадокс здесь состоит в том, что эти сторонники «сохранения национальной культуры» в своей борьбе с регионалистами удивительным образом оказываются союзниками имперского Кремля. Кстати, похожая ситуация и в Карелии, где «национальные ансамбли» пляшут в прабабушкиных нарядах, демонстрируя Z-символику.
Иногда эти этнонациональные движения ссылаются на эстонскую Поющую революцию конца 1980-х годов, но все же в Эстонии, освобождавшейся тогда от советской империи, помимо исторического фольклора, были уже разработаны свои современные политические и экономические программы. Но ничего подобного у ингерманландских этнонационалистов нет – они по-прежнему рассчитывают лишь на «покровительство» государства, продолжая получать президентские гранты на свои пляски. Весьма показательно, что официальные финно-угорские организации в РФ отказались участвовать в VIII Всемирном конгрессе финно-угорских народов, состоявшемся в 2021 году в Тарту, потому что послушание Кремлю для них важнее родственных культур.
Похоже, некоторые этнонациональные движения в России воспринимают себя кем-то вроде «лояльных индейцев» своей эпохи. Они рады тому, что империя устраивает для них «культурные резервации» и враждебно относятся к сторонникам независимости. Но в конечном итоге современность побеждает, и названия индейских племен остаются лишь в именах штатов. А спор о том, кто кого «кореннее», вместо пути в будущее может довести лишь до битвы неандертальцев и кроманьонцев.
Источник: Вадим Штепа, Postimees.
