В рамках прошедшего этим летом Петербургского международного экономического форума российские аналитики представили доклад, посвященный социальной сплоченности и устойчивости общества. По мнению кремлевских экспертов, главным фактором, обеспечивающим устойчивость режима, является избегание так называемых «слабых комбинаций». Примером такой комбинации, по словам докладчиков, может стать сочетание резкого падения занятости населения в совокупности с падением рейтинга власти и ослаблением контроля над информационным пространством, то есть неспособностью властей найти подходящих для населения объяснений происходящего.
Один из авторов анализа, бывший российский разведчик Андрей Безруков признал, что похожая ситуация возникла во время объявления властями «частичной мобилизации». В качестве же положительного фактора он назвал равнодушие и высокий болевой порог российского народа, при котором общество способно игнорировать даже очень сильные стрессовые ситуации. Речь в данном случае идет об уже упомянутом ранее фатализме, при котором люди готовы принять абсолютно любое решение властей, не осмысляя его критически. Можно выделить несколько факторов, повлиявших на формирование такого сознание.
Во-первых, в течение многих десятилетий россиян приручали к тому, что они не могут повлиять на происходящее в собственной стране. Отсутствие честных выборов и независимого правосудия действительно приводит к тому, что у обычных людей нет возможности изменить ситуацию. Это формирует синдром «выученной беспомощности», когда единственной защитной реакцией людей становится принятие любого решения властей и попытка убедить себя в правильности этого решения.
Во-вторых, в России многие годы сохраняется чувство угрозы, единственной защитой от которого является государство. Внутри страны это угроза вполне реальна: не имея никаких правовых механизмов самозащиты, среднестатистический россиянин оказывается полностью зависим от чиновников и силовиков. Весьма показательно, что, согласно данным социологического опроса 2019 года, россияне боялись произвола властей больше, чем смерти. Единственным способом избежать этого произвола становится выстраивание личных «договорных» отношений с представителями государства или как минимум сохранение лояльности.
Вовне страны иллюзия угроза поддерживается искусственно с помощью пропаганды. Не стоит забывать, что как минимум с 2014 года российское общество привыкло ощущать себя в состоянии осажденной крепости и постоянно ощущать угрозу как со стороны Запада, так и соседней Украины. При этом Владимир Путин все эти годы позиционирует себя в качестве единственной защиты от внешней угрозы. На этом фоне его фигура видится в глазах российского большинства как абсолютно необходимое условие сохранения страны – даже при том, что россияне болезненно воспринимают вмешательство государства в их частную жизнь.
В-третьих, постоянное искусственное культивирование внешней угрозы создает искаженное восприятие реальности, при котором другие страны не просто угрожают России, а мечтают уничтожить ее за сам факт ее существования. Пропаганда уверяет, что в этой экзистенциальной войне противник использует любые средства, включая ядерное и биологическое оружие, притом делает это постоянно, независимо от поведения Москвы.
С одной стороны, такая картина мира позволяет поддерживать в обществе необходимый уровень антизападных настроений и ощущение угрозы, с другой, она помогает нормализовать в сознании людей абсолютно ненормальные вещи. Привыкшие жить в этом агрессивном милитаристском мире российские обыватели уверены, что Запад мыслит в тех же категориях, и уже просто не могут представить себе иное мышление.
В-четвертых, в российском менталитете исторически укоренилась идея о необходимости сильного государства как основы национального самоопределения. Эта идея, с одной стороны, порождает страх перед любыми протестами и потенциальными революциями из-за угрозы «потери государственности», а с другой, приучает население в экстремальных ситуациях полагаться на государство и доверять его решениям.
Исходя из всего перечисленного, наиболее вероятная «слабая комбинация» для путинского режима выглядит как неспособность государства выполнить функцию защитника в сочетании с резким ростом его вмешательства в частную жизнь людей (как это было, к примеру, в пандемию коронавируса, когда действия властей вызвали резко негативную реакцию прежде лояльных государству групп).
Потребность в правдоподобных объяснениях происходящего у российского большинства несколько снизилась в сравнении с первыми месяцами войны, однако в случае серьезного вмешательства в частную жизнь людей она также может оказаться критичной. Резкое падение уровня жизни россиян, безусловно, способно сделать эту комбинацию еще более угрожающей для режима. Что же касается текущей ситуации, на данный момент она еще не достигла уровня «слабой комбинации» по следующим причинам.
Во-первых, на данный момент в обществе нет широкого осознания того факта, что государство не выполняет функцию защиты людей. Даже при том, что путинский режим фактически принес войну на территорию России, реальные последствия этой войны ощущают только жители приграничной Белгородской области и отдыхающие в Крыму туристы, то есть незначительный процент населения. Что касается родственников погибших контрактников и мобилизованных, эту проблему российским властям пока удается заливать деньгами. Падение уровня жизни также не достигло пока критических значений. В результате среднестатистический россиянин не ощущает на себе последствий войны и, соответственно, не испытывает чувства незащищенности.
Во-вторых, надежда на социальную справедливость, запрос на которую традиционно высок в российском обществе, не исчерпана до конца. Более того, репрессии в элитах и постоянная угроза расширения этих репрессий поддерживает в обществе иллюзию грядущей расправы с «предателями и коррупционерами во власти» и ощущение, что теперь элиты будут гораздо ближе к народу.
В-третьих, несмотря на высокий уровень репрессий, для российских обывателей сохраняется определенный минимум внутренней свободы. Несмотря на рост доносительства, на сегодня человек может оказаться в тюрьме за публичную критику власти в соцсетях или как минимум в публичных местах, например, в кафе, тогда как во времена Сталина для репрессий достаточно было доноса о частном разговоре. На данный момент обыватель еще имеет возможность критиковать власть «на кухне», в разговорах с друзьями и близкими, и даже донос за подобные разговоры пока не влечет наказание автоматически, если он не подкреплен другими доказательствами «неблагонадежности».
Однако существуют явные признаки того, что российские власти все больше сужают это пространство свободы и вторгаются в частную жизнь людей. Наиболее острым вторжением может стать новый виток мобилизации – учитывая, что приготовления к этому уже ведутся. Так, недавно власти расширили призывной возраст, подняв верхнюю его планку и, вопреки собственным обещаниям, не став поднимать нижнюю. Теперь призывной возраст длится с 18 до 30 лет, а не до 27, как это было ранее.
Еще одним вмешательством в частную жизнь людей может стать запрет абортов. Российский министр здравоохранения Михаил Мурашко предложил запретить частным клиникам проведение абортов и установить жесткий контроль над препаратами по медикаментозному прерыванию беременности. Велика вероятность, что подобные меры рано или поздно вызовут общественное недовольство. Весь вопрос заключается в том, будет ли российская оппозиция и Запад готовы к очередному появлению «слабой комбинации».
Источник: Ксения Кириллова, CEPA (Перевод: «Крым.Реалии»)
