Как один из беднейших регионов России живёт во время войны.
Республика Калмыкия — единственный регион Европы, в котором самая распространенная религия это буддизм. Вместе с тем, Калмыкия — один из беднейших субъектов Российской Федерации. В недавнем прошлом значительная часть жителей республики участвовали в протестах, «Единая Россия» проиграла выборы в столице, а верховного ламу признали иноагентом. И все же многие жители Калмыкии отправились на войну. Специально для «Вёрстки» журналист Владимир Севриновский рассказывает, как жители республики относятся к вторжению в Украину и почему буддизм помогает им принять современную реальность.
Одиннадцатиметровая буддийская ступа «Исполнительница всех молитв» стоит на окраине Элисты. В ее сердцевине покоятся реликвии — загадочная субстанция, выступившая на костях Будды Кашьяпы, печать легендарного учителя Гуру Ринпоче, земля с места рождения Будды Шакьямуни.
Калмыцкий активист лет пятидесяти, противник войны, назначает встречу возле этой ступы. Сложив ладони перед лицом, он шепотом читает мантры, а потом мы вместе раз за разом обходим ступу по часовой стрелке — буддисты считают, что это улучшает карму. Он не разрешает не только снимать или упоминать его имя, но даже включить диктофон, и всё же не умолкает ни на минуту. Ему важно выговориться.
Мы ходим час, два под усиливающимся дождем, а он всё рассказывает, что калмыки уже не те вольные ойратыi, которые по своему желанию приходили в империю и уходили из неё, что умирать на войне они ещё могут, а подняться против угнетателей — уже нет. По его седым волосам стекает вода, костюм промок до нитки, а он говорит и говорит. Но вот привратник подходит к ступе, открывает вход в алтарную комнату. Немногочисленные прихожане читают слова обряда защиты, вращают молитвенный барабан с 50 миллионами мантр «Ом мани падме хум», прикладываются лбом к прохладному постаменту статуи Небесного Будды. Тот сидит в позе лотоса, безмятежно улыбается и молчит.
Между национализмом и ассимиляцией
По площади Калмыкия, даже усеченная после сталинской депортации, превосходит Татарстан и почти равна Краснодарскому краю, у неё есть выход к Каспийскому морю и Волге. В то же время в республике живёт всего 264 тысячи человек — в десятки раз меньше, чем в упомянутых регионах. С распада СССР население уменьшилось почти на 20 процентов — в основном, из-за оттока русских. Сокращается и доля горожан. По числу жителей и уровню урбанизации республика занимает среди субъектов РФ 6е и 5е место с конца, по уровню бедности и среднедушевым доходам — 4е место с конца. Основные источники доходов — сельское хозяйство и государственный сектор. По числу убийств на душу населения Калмыкия хоть и отстаёт от «лидеров», но с большим отрывом занимает первое место в Южном федеральном округе. Качественной водой обеспечены только 8% жителей республики. Порты на Волге и Каспии существуют только в планах.
На огромных пространствах степей и пустынь, где еще недавно бродили миллионы сайгаков, пасутся стада и белеют редкие поселки. Автобусы к большинству из них не ходят, но местные создали эффективную систему поиска попутчиков через интернет и подвозят друг друга.
Большинство жителей республики — калмыки. Однако надписей на калмыцком почти нет. Распространенность этого языка, близкого к монгольскому, упала после депортации 1943 — 1956 гг. — и до сих пор продолжает сокращаться. По данным проведённого в 2020 году опроса, свободно разговаривает, пишет и читает на родном языке только каждый десятый, 13% языком не владеют. Две трети опрошенных такое положение вещей огорчает — в последнее время в регионе резко растет стремление к национальной идентичности. Согласно опросу 2017 года, этническая принадлежность не имела значения для 29% опрошенных калмыков, через три года в этом признались только 7%.
Республика пережила две волны массовых протестов. Первая, в конце девяностых и начале двухтысячных, была направлена против президента республики Кирсана Илюмжинова, который, по словам местных жителей, «правил, как хан», игнорируя законы. Вторая — в 2019 году, против назначения мэром Элисты бывшего первого вице-премьера ДНР Дмитрия Трапезникова (прямые выборы мэра отменили в 2010 году). Обе волны были подавлены. Поэтому значительных антивоенных протестов в Калмыкии не было даже после мобилизации, которая, по разным данным, была в 2–3 раза более массовой, чем заявляло Минобороны в среднем по России.
У созданного выходцами из республики антивоенного инстаграм-паблика «Свободная Калмыкия» 2,2 тысячи подписчиков. Многие боятся — и украинцев, и своих властей. Жители отдаленного поселка рассказывали корреспонденту о «диверсанте», которого поймали, когда он снимал местность с дрона. Противники войны опасаются, что силовики будут преследовать не только их, но и родственников. Оппозиционно настроенная молодежь уезжает за рубеж, пополняя национальные диаспоры в других странах, от Монголии до США. Оставшееся общество разделилось.
«Нам нужен Советский Союз»
Элиста — город с населением около 100 тысяч человек, со старыми домами и дорогами. Городской статус она получила только в 1930 году. В центре пейзажи Элисты несколько оживляют каменные скульптуры и пестрые крыши в буддийском стиле. На окраине — аккуратные домики на пустых улицах Сити-Чесс, «города шахмат», куда, по воле эксцентричного Кирсана Илюмжинова, вел недавно переименованный проспект Остапа Бендера. Почти все эти изыски возникли около 20 лет назад. С тех пор из существенного в городе появились разве что новые автобусы. На их боках и внутри салона — реклама службы по контракту со слоганом «Украшение мужчины — смелость». В отличие от абсолютного большинства надписей, он дублирован на калмыцком.
В центре города, у входа в гостиницу «Элиста» — палатка, в которой заключают военные контракты. Рядом, возле каменного дракона, еженедельно собираются члены движения НОД. Они держат плакат с надписью «Помоги фронту!» и Родиной-матерью, протягивающей QR-код. По их словам, отделение Украины было незаконным, и как только указы Горбачёва будут отменены, Советский Союз восстановится, и Запад потеряет право вмешиваться в его внутренние дела.
Возвращения в СССР в результате «спецоперации» ждут многие жители республики. — Рано или поздно украинский народ поймет, что Россия желает ему наилучшего блага, — уверен поэт Владимир Санджиев. Пожилой стихотворец ходит по городу в национальной калмыцкой шапке с красной кистью — улан зала — и продает свои сборники стихов туристам. В его речах самое частое местоимение — «мы»:
Те солдаты, что воюют за НАТО, сложат оружие и скажут: мы с Россией. Потому, что Украина и Россия — это Советский Союз. Мы братья, мы славяне. Русские и украинцы — один народ. Нам не нужны ни Америка, ни НАТО, нам нужен Советский Союз. Помните песню — «Киев бомбили»? Мы же победили фашизм, и сейчас должны победить Америку.
По словам Санджиева, в Украине воюет много калмыков. Он не сомневается в благородстве их цели и грядущем успехе.
«Мы очень поддерживаем Владимира Владимировича Путина, — поэт старательно выговаривает имя и отчество президента. — Если бы война не началась, Украина, НАТО, Америка могли вторгнуться на территорию РФ. Мы их опередили. Идёт кровопролитная, самая настоящая война. Но патриоты своей Родины, граждане РФ должны оправдать себя. Победа будет за нами!»
Особо Санджиев восхищается земляком, депутатом от Единой России и хирургом-колопроктологом Бадмой Башанкаевым, который в октябре 2022 года добровольно мобилизовался и отправился на фронт. Свою речь поэт перемежает стихами:
Россия — мать, её мы дети,
Верны России будем вечно.
Кто мы, калмыки, в мирозданьи?
Ответ один: мы — россияне!
Санджиев читает стихи об отце, погибшем в начале Великой Отечественной, о депортации семьи в Сибирь, где калмыки наперекор всему пытались сохранить свою культуру:
О, на земле под небосводом
Ни на мгновенье, ни на миг
Народ не может быть народом,
Утратив свой родной язык!
Сам он, впрочем, пишет на русском, вставляя в стихи для колорита калмыцкие слова:
При советской власти мы утратили родной язык. Как я могу писать на калмыцком, когда в школе он был как иностранный? Это боль моей души.
Оппозиционер первой волны
Я поражаюсь людям, которые до сих пор сожалеют о советской власти. Это пропаганда со школы, с детства.
Валерий Бадмаев, высокий сухощавый старик семидесяти с лишним лет, вместе с другом грузит в багажник автомобиля коробки с 18 килограммами еды. На друге — национальная шапка с алой кистью, такая же, как у Санджиева.
Наш народ депортировали 28 декабря 1943 года. Зима, не дали собраться толком. А там встречали по-зверски. Чеченцев хотя бы поселили компактно и в мусульманской среде, а нас, калмыков, размазали по всей Сибири. Многие умерли. Многие, чтобы выжить, потеряли идентичность. Хотя мне тогда было 7 лет, я многое понимал. И здесь после возвращения встретили враждебно — те, кто заселил эту территорию. Им говорили по радио, писали в газетах, что калмыки предатели. Они так и мыслили. И сейчас то же самое. Люди верят телевизору.
Бадмаев садится на пассажирское сиденье, его приятель — за руль. Они едут за город, в исправительную колонию номер один. Там содержится Алтан Очиров — бывший чиновник мэрии, ставший первым жителем республики, против которого возбудили дело по новым «антивоенным» статьям. В октябре 2022 года суд приговорил его «за фейки» к трем годам заключения, позже наказание ужесточили до пяти лет. Бадмаев показывает кадры задержания Очирова — силовики валят чиновника на пол, оскорбляют, требуют пароль. Валерий написал жалобы на превышение ими должностных полномочий. Военные следователи признали, что оперативники «необоснованно и беспричинно применяли физическую силу», но уголовное дело против них не возбудили.
К самому Бадмаеву силовики пришли с обыском 9 декабря.
«Я никогда не стеснялся, не боялся. И сам писал, и репостил, — объясняет Валерий. — В Центре Э зацепились за репост про бойцов Азова. Попал я к той же судье, которая выносила приговор Алтану. Прокуратура просила домашний арест, но она сделала запрет определённых действий. Я с браслетом три месяца пробыл. Потом, к моему удивлению, эксперт МВД дал заключение, что в этом видео нет дискредитации вооруженных сил РФ».
Дело против Бадмаева не закрыто, он под подпиской о невыезде. И всё же Валерий — один из немногих, кто не молчит.
«Никогда себя не считал особо смелым, — рассказывает он. — Но с молодости полагал, что тюрьма — не самое страшное место. В юности дрались постоянно. Много знакомых сидели. Хулиганка, поножовщина».
По образованию Бадмаев — экономист, работал в сельском хозяйстве. В зрелом возрасте стал активистом — «жизнь заставила». В 1994 году начал писать заметки в оппозиционную газету «Советская Калмыкия сегодня», возглавляемую журналисткой Ларисой Юдиной. Вскоре пришлось выбирать — или гражданское общество, или бизнес.
«В 1995 году наше фермерское хозяйство оштрафовали на 5 миллионов, — вспоминает Бадмаев. — Человек в налоговой сказал: «Валера, что ты удивляешься? Ты в оппозиции». Тогда я закрыл хозяйство и остался без работы. Многие противники Илюмжинова теряли работу и собственность. Юдиной угрожали, подожгли дверь, предлагали деньги, чтобы уехала».
7 июня 1998 года Ларису Юдину убили. Одним из киллеров оказался бывший помощник президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова.
Официальные лица говорили, что Кирсан ни при чем. Но именно он сформировал обстановку преследования. Теряли работу не только сами оппозиционеры, но и их близкие. Жителей в республике мало, отследить можно каждого. Тогда мы думали, что это мрак, а потом это стало нормой российской политики.
После убийства Юдиной Бадмаев продолжил заниматься журналистикой и активизмом. Недовольство главой республики в обществе нарастало. 21 сентября 2004 года калмыцкие оппозиционеры собрались на центральной площади Элисты. Накануне чрезвычайный съезд народа Калмыкии потребовал отставки Илюмжинова, как не справляющегося со своими обязанностями и нарушающего права человека. Активисты добивались встречи с руководством республики и Южного федерального округа. За сутки в город прибыли омоновцы и солдаты внутренних войск из Ростова-на-Дону, Астрахани и Северной Осетии — их, по оценкам местных СМИ, было как минимум в полтора раза больше, чем демонстрантов.
В ночь с 21 на 22 сентября митинг жестоко разогнали. Люди в штатском нападали на фотографов и телегруппы, в толпу швырнули светошумовую гранату. Ее осколки вплавились в постамент памятника Ленину так, что невозможно было отодрать. Вскоре памятник перенесли в угол площади, сменив постамент на меньший. А на старом месте поставили буддийскую пагоду.
«Я понимаю, почему в больших городах прессуют людей беспощадно, — говорит Бадмаев. — Нас месили чужие. И в столице никто никого не знает. Московского оппозиционера бьёт мент откуда-нибудь из Рязани».
После разгона митинга оппозиция замолчала, ушла в интернет и кухонные разговоры. Но Валерий не остановился. Через 9 лет после убийства Юдиной он возглавил газету «Советская Калмыкия сегодня». В последние годы работающих с ним журналистов почти не осталось — «одни уехали, другие не хотят, третьи состарились». Самому Бадмаеву теперь более интересен формат YouTube. Именно там он 26 февраля 2022 года обратился к землякам со словами осуждения войны — и был оштрафован за дискредитацию армии.
Машина подъезжает к исправительной колонии, паркуется на обочине. Пожилые оппозиционеры с трудом выносят тяжелые коробки и исчезают за железной дверью.
Оппозиционер второй волны
Крупные московские и всероссийские митинги 2010‑х годов на республике почти не отразились. Новые массовые протесты в Элисте вспыхнули только в 2019 году. 26 сентября мэром города назначили жителя Донецка Дмитрия Трапезникова, бывшего первого вице-премьера ДНР, уволившегося вскоре после убийства главы ДНР Александра Захарченко. 13 октября на митинг вышли более трех тысяч человек — серьезное количество для стотысячного города. На заглавной фотографии репортажа «Новой газеты» об этом событии — всадник на рыжем коне, сжимающий флаг Калмыкии. Это Церен Басангов. В то время он занимался конными прогулками. После протестов бизнес Церена разрушили, ему дали условный срок за мошенничество. Басангов называет дело против него сфабрикованным. Сейчас он зарабатывает, таксуя.
По словам Церена, новая волна гражданского общества Калмыкии зародилась в 2007 году — через три года после разгона митинга против Илюмжинова. Произошло это «в онлайне», на сайте Калмыкия. ру. В местных анонимных чатах спорили как будущие независимые политики, так и будущие чиновники. К старым оппозиционерам молодежь относилась свысока, считая их радикалами-максималистами и «людьми, которые всю жизнь борются без толка».
Когда мэром столицы стал выходец из Донбасса, никогда не живший в республике, многие возмутились.
«Мне показалось, что это плевок в нашу сторону, словно мы аборигены, на которых проводят эксперимент по легализации деятелей ДНР, — возмущается Басангов. Он утвердился во мнении, когда увидел в интернете негативные отзывы о Трапезникове от самих жителей Донбасса».
Оппозиционеры решили действовать.
«Я человек осторожный, и потому призывал протестовать только против Трапезникова, — вспоминает Церен. — Не против Единой России, не против Путина. Они сильнее. Но если выбрать одну точку и бить в нее, шанс есть».
Сам Трапезников утверждал, что недовольные просто начитались «гадостей в соцсетях». Он распорядился решить несколько проблем элистинцев, на которые мэрия закрывала глаза долгие годы, обещал построить колесо обозрения, которому позавидует вся Россия, и аквапарк с куполом, стилизованным под кибитку.
Чтобы помешать властям обезглавить оппозицию, активисты новой волны сознательно сделали протест минимально организованным.
«Мы не регистрировали организаций, у нас нет главного, мы просто пробудившееся гражданское общество, — говорит Церен. — Мы себя в шутку называли гидрой — можно рубить головы, но толку мало. Я призывал людей к публичности. Если выйдут все, замалчивать это будет невозможно».
Серия митингов, порой многотысячных, продолжалась, постепенно затухая, до 2020 года. Как и 15 лет назад, власти навстречу протестующим не пошли, дело кончилось лишь судами и штрафами. Впрочем, обошлось без показательно жестоких сроков, которые дали гражданским активистам Ингушетии после мартовских протестов того же года.
В пандемию митинги окончательно прекратились. По словам Басангова, в то время активисты сосредоточились на помощи необеспеченным согражданам. В 2021 году они организовали «наблюдательный полк» для контроля за выборами в Госдуму. Покрыть удалось далеко не все участки, и все же «Единая Россия» заняла в Элисте только второе место, уступив коммунистам.
В феврале 2022 года Дмитрий Трапезников ушел с поста мэра Элисты на должность зампреда республиканского правительства, так и не построив ни колеса обозрения, ни гигантской кибитки с бассейнами.
По словам Церена, участники протестов в основном против войны, но большинство жителей республики все-таки поддерживают вторжение.
Некоторые сказали: «Наши предки воевали, и мы пойдем». В Калмыкии работы нету, а там хорошо платят. Многим нравится воевать. Русский, украинец, он их и не отличит. [В республике] особого повода убивать не нужно. Кто-то в бандиты идет. На днях мой знакомый моего же друга убил. А тут еще и деньги за это предлагают, еще и героем станешь, если много людей убьешь.
Себя Церен к пацифистам не относит, и калмыков считает народом-воином. Проблему он видит в другом:
Сто лет назад наш народ сильно потрепало. Потому, что перестали воевать за себя и стали воевать за Россию. Калмыки поделились на красных и белых. В итоге проиграли все.
Висящие по городу поздравления с днем победы Басангова не впечатляют.
9 мая я не праздную. Этот день наши родители встретили в Сибири. Мы победители, что ли? 9 мая — это не праздник победы, а праздник окончания войны.
«Будда, Далай-Лама, Путин, и лампадка стоит»
Согласно опросам, буддизм для национальной идентичности калмыков почти так же важен, как родная земля. Но те же опросы показывают, что глубокими знаниями буддийской философии обладают немногие.
Верования жителей Калмыкии тесно переплетены. «Почти у всех нынешних целителей на алтаре представлен эклектический набор божеств. Обычно в одном ряду с изображениями Будд располагают изображения Иисуса Христа или Богородицы», — пишет исследователь религии Адьян Кукеев. В 2000 году целительница Галина Музаева организовала религиозную общину, поклонявшуюся покровителю калмыцкого народа, добуддийскому божеству Белому Старцу, сыновьями которого она объявила Иисуса и пророка Мухаммеда.
В хурулы приходят и православные, и адепты ислама. Как утверждает постоянная прихожанка одного из сельских храмов, «я мусульманской веры, но мечеть — это в Астрахани, а здесь ее нет, здесь хурул». Другой собеседник рассказывает о кабинетах местных чиновников: «В любой зайдешь, там иконостас — Будда, Далай-Лама, Путин, и лампадка стоит».
На верхнем этаже центрального хурула Калмыкии «Золотая обитель Будды Шакьямуни», одного из самых крупных буддийских храма Европы, стоит статуя Будды Майтреи. Верующие считают — когда эпоха войн и страданий закончится, он спустится из небесного сада радости на землю, за семь дней достигнет просветления и будет учить людей дхарме. Глаза статуи завязаны — над ней еще не провели обряд «оживления» — наполнения молитвенными свитками и реликвиями, сопровождаемого чтением сутр.
На нижнем этаже хурула — небольшой бесплатный музей. Экспонаты рассказывают о нелегкой судьбе буддизма в Калмыкии. В Российской империи он был признан «второстепенной», «терпимой» религией, адептов которой, по возможности, следовало обращать в христианство. В середине XVIII века иноверцы, обвиняемые в «малом воровстве, в ссорах, в драках», освобождались из-под стражи в случае принятия православия. Как и в прочих конфессиях, буддийское духовенство демонстрировало лояльность империи. Ее правители со времен Екатерины Второй объявлялись воплощениями Белой Тары. Впоследствии ламы Иволгинского дацана в Бурятии вознамерились возродить традицию, признать воплощением Белой Тары президента Дмитрия Медведева и простираться перед ним, как и подобает перед бодхисаттвой, олицетворением мудрости и чистоты. Но Медведев от ритуала отказался.
В начале XX века калмыцкий монах Дамбо Ульянов объявил основателя династии Романовых царя Михаила перерождением праведника Гагуна, благословленного самим Буддой. Шамбалой он счел европейскую часть России.
Отношения с Советской властью складывались хуже. Репрессии и депортация почти полностью уничтожили калмыцкое духовенство. До перестройки дожила лишь горстка старых монахов. Когда в 1988 году в Элисте была официально зарегистрирована первая буддийская община, лам и астролога пришлось командировать из Бурятии. Впрочем, калмыцкие верующие вскоре объявили о своей автономии. Когда в 1989 году бурятское Центральное духовное управление буддистов попыталось отозвать из командировки в Калмыкию ламу Туван-Доржи (Цымпилова), калмыки отказались подчиняться, а годом позже избрали его депутатом Верховного Совета Калмыцкой АССР.
В июле 1991 году в Калмыкию приехал Далай-лама. Чтобы его увидеть, на элистинском ипподроме собрались тысячи верующих. С собой лидер буддистов взял восемнадцатилетнего Эрдни-Басана Омбадыкова, родившегося в Филадельфии в семье калмыцких эмигрантов. К тому времени юноша тринадцать лет отучился в индийском монастыре Дрепунг, и был признан двенадцатым Тэло Тулку — перерождением индийского тантрика Тилопы, основоположника линии Кагью тибетского буддизмаi. В 1992 году Эрдни-Басан получил титул Шаджин-ламы — главы буддийской общины Калмыкии. Правда, в конце 1994 года он внезапно уехал в США, отказался от монашества и женился. Но два года спустя вернулся в Калмыкию и снова занялся делами общины. С тех пор половину времени Эрдни-Басан проводил в республике, а половину — с семьей.
Если до Омбадыкова калмыцкие буддисты поддерживали контакты, в основном, с духовными центрами Бурятии и Монголии, при нем усилились прямые связи с тибетским духовенством в индийском изгнании. В посёлках активно строились буддийские храмы. В некоторых службы проводили ламы из Тибета. В то же время молодые калмыки обучались в индийских монастырях. Верховный лама выучил русский язык, оформлял документы на российское гражданство, которое планировал получить в 2022 году. Но началась война.
Лама-иноагент
Осенью 2022 года Шаджин-лама уехал в Монголию. Политолог Андрей Серенко связывает это не только с войной, но и с конфликтом между ламой и главой республики Бату Хасиковым, а также с обострившейся травлей «американца-тибетца» в соцсетях. 30 сентября он стал первым российским религиозным деятелем такого уровня, открыто осудившим вторжение в Украину.
«Эта война не нужна, — заявил Омбадыков в интервью на YouTube-канале «Алхимия души». — Думаю, что украинская сторона, конечно, действительно права — они защищают свою страну, свою землю, свою правду, свою конституцию, свой народ».
В Монголии Шаджин-лама помогал российским буддистам, уехавшим от мобилизации. 21 января 2023 года Минюст России объявил Эрдни-Басана Омбадыкова иноагентом — вместе с солистом группы Little Big Ильей Прусикиным и фем-активисткой Дарьей Серенко. После этого Омбадыков сложил с себя полномочия верховного ламы Калмыкии. В прощальном обращении он заявил: «Народу Калмыкии и всем последователям буддизма в эти трудные времена я желаю сохранять мужество, стойкость и приверженность идеалам сострадания, любви и ненасилия, на которых зиждется исповедуемое нами Учение Будды».
Даже для многих сторонников войны такое стремление духовного лица к миру представлялось нормальным. Впрочем, были и осуждающие. Некоторые говорили, что Омбадыков и до отъезда слишком много времени проводил вне республики. А один оппозиционер в разговоре с журналистом упрекнул верховного ламу, что тот уехал вместо того, чтобы подвергнуться репрессиям вместе со всеми монахами — это должно было подтолкнуть калмыков к активным протестам.
После ухода Омбадыкова титул Шаджин-ламы перешел к Мутулу Овьянову. Его выбрал из трёх претендентов лично Далай-лама. Это было воспринято религиозными калмыками как закономерный новый этап — переход духовной власти к подготовленным местным кадрам, лучше знающим язык и специфику республики. В отличие от прежнего ламы, Овьянов родился в Калмыкии, а затем 16 лет учился в Индии. Преждевременную отставку Омбадыкова один из местных экспертов назвал «мелким проявлением случайностей в естественном ходе событий». Фотографии улыбающегося молодого «иноагента» в окружении верующих и сейчас висят в музее хурула рядом с изображением Далай-ламы — никто и не думает их снимать.
Новое руководство обходит тему войны молчанием. По словам религиоведа Константина Михайлова, это молчание само по себе красноречиво, и считывается верующими как отказ от поддержки вторжения. Сразу несколько источников единодушно утверждают, что все обитатели хурула занимают антивоенную позицию: «Для буддистов война — не метод решения проблем. Как можно убийство одобрять? Большинство монахов — вегетарианцы. Они не хотят даже косвенный вред живым существам наносить. Вредя кому-то, ты наносишь вред себе». В этом они резко отличаются от иерархов Буддийской традиционной сангхи России, публично одобряющих участие верующих в войне.
Открыто поддержал участие калмыков во вторжении только глава учрежденного в 2016 году малоизвестного Буддийского союза Калмыкии Хар-Церен Бембеев, который активно работает с туристами и, если верить рекламным материалам, «обладает межмировым волшебным могуществом», хотя фактически даже не может считаться ламой.
И всё же калмыцкие монахи выезжают к войскам для проведения обрядов.
«И этих людей надо защищать, — рассказывает пожелавший остаться неизвестным человек, приближенный к руководству общины. — Один монах сказал мне: [когда солдат] будет погибать, он, быть может, вспомнит мою монашескую тогу и ту мантру, что я передал, «ом мани падме хум», и это его спасет от плохого перерождения. Вот для чего они ездят. Ни от одного нашего монаха вы не услышите, что это хорошо. Они не могут это прекратить, но могут хотя бы напомнить [солдатам], что они буддисты. Чтобы люди остались людьми, сохранили свою совесть».
Сожженные стрелы
В сквере напротив гостиницы «Элиста» высится циклопический памятник генерал-лейтенанту, герою Великой Отечественной Басану Городовикову. По одну сторону от бронзового воина с пышными усами — барельефы с портретами героев Советского Союза, по другую — барельефы с героями Социалистического труда. Очередной анонимный представитель антивоенной интеллигенции назначает встречу на скамейке рядом с гигантом.
«Почему наши идут воевать? Ипотека», — полушепотом произносит он, и тут же поправляется:
Ипотека и воинский долг. Мои родственники говорят: мы все понимаем, но там калмыцкий батальон, который в первые дни войны отправили. Чем я лучше? Пока мы их не сменим, никого в отпуск не отпустят.
Он тяжело вздыхает.
Мы, калмыки, воины и государственники. Мы знаем, что такое империя. Что государство — это стабильность. Мы привыкли воевать за Россию. В войне 1812 года участвовали три калмыцких полка. Защищали Родину. Мотивация наших солдат чистая. Просто у них… Своя реальность.
В его голосе чувствуется боль за земляков. Он говорит, что они не оболванены, что их мозги не промыты, что это совсем другое. Слова звучат фальшиво, и он сам, похоже, это чувствует, а потому запинается на полуслове и говорит, наконец, искренне:
Это наша общая беда. Я недоработал, не донес свои мысли. И пока мы будем отделять себя от них, ничего не получится.
Церен Басангов ведет такси по улицам города, не прекращая рассуждать о расколе калмыцкого общества, разделенного войной и отношением к власти. Он не слышал безымянного человека на скамейке перед огромным воином, у них разный возраст и жизненный опыт, но их слова созвучны:
Я народ вижу, как единый организм. Даже те, кто со мной не согласен, мне все равно родные. Некоторые говорят: «Когда придем к власти, будем их всех кончать». А я буду их защищать, потому что они представители моего народа. Просто они заблуждаются, болеют. Если больные пальцы или конечности отрезать, от тела скоро ничего не останется. Единственный путь — лечиться. Мы все умрем, а народ будет жить. И мои дети будут дружить с детьми моих нынешних врагов.
На высоком холме неподалеку от ступы «Исполнительница всех молитв» стоит памятник «Исход и возвращение». Посвященная жертвам сталинских репрессий работа Эрнста Неизвестного перегружена символами. Спрессованы, вдавлены друг в друга лошади и люди, лотос и череп, окруженный злыми духами Будда и спящий эмбрион. За памятником — небольшой пустырь. Валерий Бадмаев укрепляет у основания холма мишень, достает лук.
Мне один мужик рассказывал: в Яшалтинский район в 1929 году приехали НКВДшники. Собрали у калмыков луки и стрелы и сожгли. Видимо, по всей Калмыкии так было.
Первые стрелы летят мимо или вонзаются в края мишени. Валерий был одним из инициаторов возрождения лучного спорта в Калмыкии, но теперь тренируется редко. Он объявил, что не будет участвовать в соревнованиях, пока идёт война. Да и возраст берет своё.
«Будущее у Калмыкии — только если есть будущее у России, — рассуждает Валерий. — Без нее мы обречены, географически и политически. Мы оторваны от своего монгольского мира, от других буддистов. С одной стороны русские, с другой — Кавказ. Мы обречены здесь жить».
Валерий вытаскивает стрелы из мишени и пускает их снова — с поправкой.
«Будет хорошо, если Калмыкия станет республикой, государством в составе демократической и реальной федерации. Как в Штатах или Швейцарии, — мечтает он. — А если Россия останется такой, какая есть, я не вижу перспектив ни у нее, ни у Калмыкии. Когда мне говорят, что демократия — это западное, я говорю: взгляните на Монголию. Там уже шестой президент, никто не цепляется за власть. Это вполне демократическая республика восточного типа. Посмотрите на Южную Корею, Японию. Средний Восток не живет так, поэтому он отсталый».
На сей раз все стрелы попадают в мишень, а одна — точно в яблочко.
Источник: «Верстка»
