80 лет назад сотни тысяч чеченцев и ингушей были насильно вывезены из своих родовых сёл на Северном Кавказе и депортированы в Среднюю Азию.
– Вот вы в Казахстане жили, почему вы там жили, вы не хотели дома жить?
– Нам пришлось.
– Что значит «пришлось»? Вы сами туда уехали?
– Нет. Нас просто попросили. Нам сказали, чтобы мы ушли
(разговор с матерью, из воспоминаний Хеды А.).
Ранним бесснежным утром 23 февраля 2024 года у Мемориала памяти и славы в Назрани, бывшей столице Республики Ингушетия, собираются люди. Больше всего здесь мужчин в высоких каракулевых папахах. Некоторые в национальной одежде: в черкесках и бурках из чёрного и белого войлока. Изредка в толпе кто-то поднимает флаг республики на древке. Каждый год в этот день здесь проводится траурный митинг, посвящённый памяти депортации, и люди приезжают из разных уголков республики: из соседних городов, равнинных и горных сёл.
Мемориал памяти и славы в Назрани – это крупный комплекс, посвящённый трагическим и торжественным событиям в истории республики. Посетителей встречает памятник Ингушскому конному полку Кавказской туземной конной дивизии или, как её называют чаще, «Дикой дивизии». Трое бронзовых всадников в черкесках и папахах, похожих на те, что надеты сегодня на мужчинах, с занесённым оружием над головами: лошадь первого всадника встаёт на дыбы, а второго и вовсе будто летит над землей.
Под монументом отлит текст телеграммы от императора Николая II, датированной 1916 годом: «Как горная лавина, обрушился ингушский полк на германскую железную дивизию… Передайте от моего имени, царского двора и от имени всей русской армии братский сердечный привет отцам, матерям, сёстрам, жёнам, невестам этих храбрых орлов Кавказа, положивших своим бесстрашным подвигом начало конца германским ордам. Никогда не забудет этого подвига Россия: честь им и хвала!»
Рядом стоит памятник одному из последних защитников Брестской крепости – лейтенанту Умат-Гирею Барханоеву. Советский офицер изображён в полный рост на фоне воссозданного фрагмента крепостной стены. На её обратной стороне высечены надписи, оставленные советскими солдатами – защитниками крепости в дни её обороны во время Великой Отечественной войны:
«Мы дали клятву. Умрём, но из крепости не уйдём», «Слава Кавказу! Назрань, Грозный. Прощайте, родные!» и другие.
К торжественным памятным датам относят барельеф «Ингушетия» с цитатой из президентского указа 1992 года «Об образовании Ингушской Республики в составе Российского Федерации».
Даже если не заходить на территорию мемориала, на подъезде к нему можно увидеть памятник – девять горских башен, опутанных колючей проволокой. На первом этаже расположен музей, посвящённый жертвам репрессий. Он был открыт 23 февраля 1997 года, в очередную годовщину депортации ингушей и чеченцев в Казахстан и другие республики Средней Азии. В 2024 году со дня депортации чеченцев и ингушей исполнилось 80 лет. Её свидетелей почти не осталось.
«О депортации говорили мало и в каком-то отвлечённом виде: это было до «ардаар» («вывели из дома»). Когда мама что-нибудь рассказывала, она часто говорила «вот когда нас „ардаале“ или „уза даьхкича“ (буквально „вернули“). У меня в голове всё никак не укладывалось: куда вывели и куда привели? Я очень долго всего этого не понимала» (из воспоминаний Хеды А.).
По словам очевидцев, незадолго до депортации ходили слухи о ссылке, в которые особо никто не верил. Поэтому, услышав февральским утром приказ о выселении, люди собирались в спешке, успевая взять только самое необходимое. Тёплые вещи и одеяла и что-то из еды: мясо, курдюк, кукурузную муку, сыр, хлебные лепешки. Иногда удавалось взять что-то из личных вещей, например швейную машинку.
На железнодорожной станции «спецпереселенцев» ожидали поезда с товарными вагонами, в которых обычно перевозили дрова и скот: вагоны были неутеплёнными, с огромными щелями. В центре вагона обычно стояла маленькая печь-буржуйка, которую топили смолой. Вагоны были забиты людьми: с одной стороны женщины, с другой – мужчины. Некоторые вагоны были оборудованы нарами с двух сторон – на них рассадили стариков и детей, остальные ехали стоя. В углу вагона пробивали отверстие в полу, огородив этот угол полотенцем, – это был туалет.
По свидетельству очевидцев, к концу первой недели пути в вагонах начали умирать люди. Родственники пытались спрятать тела, чтобы, когда будет возможность, похоронить умерших как подобает. Если скрыть тело не удавалось, трупы «хоронили» на станциях рядом с железнодорожными путями, в спешке закидывая их снегом.
В 2014 году на мемориале в Назрани был установлен вагон-«теплушка» в память о тех, кто не пережил тот путь. Этот вагон открыт для посещения, в него может подняться любой желающий. Экспозиция внутри скромная: чемоданы, одежда, но один из предметов привлекает внимание: жернова каменной ручной мельницы. Такой же вагон установлен в Бахчисарайском районе Крыма, на мемориальном комплексе «Путь возрождения народов Крыма» у станции Сюйрень, который посвящён трагедии депортации крымских татар.
Особенно трудными для депортированных были первые годы жизни – и не только из-за голода и отсутствия жилья. Некоторые семьи оставались в степи: топить печь было практически нечем и вместо дров использовали саксаул – степной кустарник. Зимой приносили навоз с местных ферм и собирали его в кучу, чтобы немного подсох. Весной его смешивали с травой, притаптывали ногами, уплотняя: получалась большая плита, из которой вырезали брикеты – ими и топили печь.
Многие семьи были разлучены из-за спешки во время ссылки: их воссоединению помогал хабар – «устный телеграф». В первые годы ссылки добровольцы из числа «спецпереселенцев» ходили по селениям Казахстана и Кыргызстана, чтобы узнать и сообщить, кто где живёт и кто кого ищет. Таких людей было немало. «Устный телеграф» был связан с риском: ссыльным нельзя было выезжать за пределы своего поселения.
Каждый месяц «спецпереселенцы» должны были отмечаться в комендатуре, подтверждая, что они на месте. Комендант заполнял контрольный листок явок. Чеченский артист балета и хореограф Махмуд Эсамбаев вспоминал, как каждый месяц пятого числа он должен был являться в комендатуру и расписываться в том, что он «на месте» и «не сбежал». Эта процедура казалась ему унизительной, и однажды он заявил об этом коменданту. За это Эсамбаев получил штамп в паспорте о том, что он может проживать только во Фрунзе (ныне Бишкек), а когда артист демонстративно вырвал эту страницу, его отправили в горы, где ему пришлось сплавлять лес. В 1957 году Махмуд Эсамбаев стал народным артистом Киргизской ССР.
Почти все депортированные мужчины и женщины на новом месте нашли себе разную работу, а их труд способствовал развитию сельского хозяйства в Средней Азии. Люди, пережившие депортацию, вспоминают, как благодаря им на рынках Казахстана стали появляться овощи, фрукты, мясо и молочные продукты.
Традиции и религиозные обряды соблюдались и в депортации, несмотря на то, что чеченские и ингушские языки и культура оказались фактически под запретом. В семьях и между собой «спецпереселенцы» говорили на своих родных языках. Несмотря на удивительные способности выживания и солидарности, даже по самым умеренным оценкам, чеченцы и ингуши в период депортации потеряли более трети своей численности.
«В моём детском сознании не возникал вопрос, виноват народ или не виноват. Но то, что я не виноват, это я понимал. Одни люди говорили: „Нет, не виноват“, а другие считали, что все виноваты, предали и так далее. У меня возникал вопрос: если предали свою землю, свою родину, то почему же тогда они её так любят? Все плачут. Все страдают. Все мечтают. О том, что предал, страдать не будешь. Все разговоры, когда вместе собирались, были посвящены только родине» (из воспоминаний Хажбикара Б.).
9 января 1957 года Президиум Верховного Совета СССР принял указ «О восстановлении Чечено-Ингушской АССР в составе РСФСР». В нём «в целях создания необходимых условий для национального развития чеченского и ингушского народов» признавалось необходимым восстановить «национальную автономию чеченского и ингушского народов». Этим же распоряжением отменялись указ от 7 марта 1944 года о ликвидации республики и указ от 16 июня 1956 года о запрещении чеченцам и ингушам возвращаться на прежнее местожительство.
Уже в феврале 1957 года на сессии Верховного Совета рассматривался вопрос о порядке переселения. В докладе по этому вопросу среди прочего говорилось: «…переезд граждан указанных национальностей, изъявивших желание возвратиться в районы прежнего местожительства, должен производиться организованно, небольшими группами, в определённые сроки и в порядке очерёдности».
На 1957 год намечалось возвратить в Чечено-Ингушетию только 17 тысяч семей, но в первый же год их вернулось 57 тысяч. Притом что всего было депортировано, по разным оценкам, 650 тысяч чеченцев и ингушей.
В московском Музее истории ГУЛАГа есть копия реликвии, которая хранилась в ингушской семье Добриевых много лет: разовый билет, когда-то принадлежавший Джамалдину Добриеву. Из казахстанской ссылки Джамалдин Асламбекович возвращался с матерью Сакинат и женой Розой. Из его билета, выданного 4 апреля 1957 года, можно узнать, что он работал бригадиром путей на железной дороге в Казахстане. А поезд, на котором он отправится домой, следовал от станции Атбасар до станции Назрань через Карталы, Харьков и Москву.
В 2023 году в новом учебнике по отечественной истории для старших классов был сформулирован абзац о сталинских депортациях народов Северного Кавказа. «На основании фактов сотрудничества с оккупантами карачаевцев, калмыков, чеченцев, ингушей, балкарцев, крымских татар ГКО (Государственный комитет обороны – созданный в годы Великой Отечественной войны чрезвычайный орган управления, обладавший всей полнотой военной, политической и хозяйственной власти в СССР, – ред.) в 1943–1944 гг. принял решение ликвидировать государственные образования этих народов внутри СССР и подвергнуть их коллективному наказанию – насильственному переселению (депортации) в восточные регионы страны. В результате были репрессированы не только бандиты и пособники врага, но и множество безвинных людей. Переселенцам пришлось пережить много бед и лишений. Справедливость по отношению к ним была восстановлена после 1953 года».
Хотя авторы признавали, что было репрессировано «множество безвинных людей», политики и общественники сразу нескольких кавказских республик – Чечни, Ингушетии, Карачаево-Черкесии – сочли упоминание «фактов сотрудничества с оккупантами» оскорбительным для своих репрессированных народов и настояли на том, чтобы злополучная глава была переписана.
Несмотря на то, что авторы признавали, что было репрессировано «множество безвинных людей», республиканские власти потребовали переписать учебник.
После предложенных изменений абзац школьного учебника по истории выглядит так: «Трагической страницей в истории Великой Отечественной войны стало массовое выселение народов в 1941–1944 годах в условиях близости фронта и боевых действий, огульно обвинённых ГКО в предательстве. Насильственному переселению (депортации) подверглись 12 народов, которые лишились не только родной земли, но и национально-территориальных автономий, имевшихся у большинства из них. В кратчайшие сроки сотни тысяч человек под конвоем высылались на другой конец страны – в Сибирь и Среднюю Азию. Наряду с отдельными отщепенцами и предателями пострадали массы совершенно безвинных и лояльных советской власти людей, в том числе сражавшихся в рядах Красной Армии. Переселенцам пришлось пережить много бед и лишений. Справедливость была постепенно восстановлена в 1957–2014 годах. В СССР, а потом и в Российской Федерации репрессии в отношении целых народов были осуждены и выработаны меры по их полной реабилитации».
Возможно, мы так никогда и не узнаем всей глубины той травмы, которую нанесла народам Северного Кавказа депортация. Но именно через память о насильственном переселении местные сообщества сейчас восстанавливают связь с собственным прошлым, выстраивают линии преемственности и создают чувство сопричастности к трагическому опыту предыдущих поколений.
Источник: «Новая вкладка».
