В России 6 – 8 сентября проходят региональные и муниципальные выборы. В 25 регионах будут избирать глав, в 13 — региональные парламенты. У многих россиян давно сложилось ощущение, что голосование — чистая формальность, а результаты выборов подсчитываются нечестно.
Электоральная ситуация действительно ухудшается с каждой избирательной кампанией, о чем неоднократно заявляли независимые наблюдатели. «Вёрстка» приводит десять основных причин, почему сентябрьские выборы в России не могут считаться легитимными.
Невозможность создать политическую силу
Согласно данным Минюста, в России сейчас 25 зарегистрированных политических партий, но лишь пять из них принимают активное участие в политической жизни страны: это представленные в Госдуме «Единая Россия», КПРФ, «Справедливая Россия — За правду», ЛДПР и «Новые люди». Еще порядка пяти партий работают на региональном уровне и участвуют в выборах в заксобрания, но их деятельность сильно ограничивается Кремлем. Например, на думских выборах в 2021 г. в бюллетень попали 14 партий. При этом на центральных телеканалах упоминаемость и общее эфирное время «Единой России» были равны упоминаемости и эфирному времени всех остальных партий вместе взятых.
Неудобным для власти партиям Минюст отказывает в регистрации. Так, «Вёрстка» писала о том, что власти не зарегистрируют партию «Рассвет» оппозиционерки Екатерины Дунцовой. Через месяц после учредительного съезда партии Дунцову объявили иноагентом, сами активисты сталкиваются с проблемами при проведении своих мероприятий, а партия так и не зарегистрирована. Нюансы законодательства позволяют легко отказывать любой политической силе, из-за чего основатель ФБК Алексей Навальный со своими сторонниками в период с 2012 по 2019 гг. как минимум девять раз пытался зарегистрировать партию («Народный альянс», «Партия прогресса», «Россия будущего»), но каждый раз получал отказ по формальным основаниям.
Регистрации иногда не добиваются и вполне лояльные Кремлю политические силы — например, была приостановлена регистрация «Партии дела» предпринимателя Константина Бабкина. На федеральном уровне они не были активны, но имели небольшие представительства в регионах.
Ещё одна проблема связана с тем, что создать политическое объединение очень сложно с точки зрения кадров и денег. Для создания партии требуется как минимум 500 потенциальных членов, а ее отделения должны появиться минимум в половине российских регионов.
«Существует изначальное ресурсное неравенство административных и оппозиционных кандидатов — партии давно без независимого финансирования, бизнес не видит смысла и боится лезть в политику, серьезный краудфандинг при имитационности выборов заведомо не работает», — рассказал «Вёрстке» элекоральный эксперт Дмитрий Нестеров.
Существует возможность участвовать в выборах в качестве самовыдвиженца, но в большинстве случаев это сложнее, чем от партии. Например, для участия в выборах на пост главы региона нужно проходить так называемый «муниципальный фильтр»: набрать определенное количество подписей муниципальных депутатов региона в свою поддержку.
Большая часть из них представляет «Единую Россию», а потому они не подписываются на независимых кандидатов. Иногда самовыдвижение наоборот выгодно: например, на муниципальном уровне к этому прибегают, чтобы не проводить съезд партии. Но при этом такие кандидаты становятся главами муниципалитетов лишь в 15% случаев.
Подготовка к выборам — в пользу нужных власти кандидатов
Электоральный процесс начинается не в день выборов и даже не в день их назначения, а задолго до этого. В процесс подготовки голосования входит, например, утверждение схемы избирательных округов. Манипуляции властей с выборами начинаются уже на этом этапе: для этого используется такая политическая технология как джерримендеринг, или «перенарезка округов». При джерримендеринге границы двух соседних одномандатных округов (если в одном из них, примеру, избиратели традиционно отдают предпочтение партии власти, а в другом — оппозиции) могут изменить так, чтобы увеличить в протестном округе число провластных избирателей. В итоге в каждом из округов оппозиционных голосов остается немного, и в парламент проходят два нужных власти кандидата — например, единоросса.
К текущим выборам таким образом округа были перенарезаны, в частности, в Москве — для голосования в Мосгордуме. Помимо прочего, были полностью изменены границы округа № 16, который в нынешнем составе столичного парламента представляет оппозиционер Михаил Тимонов, признанный иноагентом. «Предсказуемость результатов: округа фактически оказываются распределенными между административными кандидатами и согласованными кандидатами, формально выдвинутых системными партиями, кому администрации не мешают (а иногда и помогают) „побеждать“», — отметил Нестеров.
(Не)допуск кандидатов
По подсчетам «Голоса», в России лишены права избираться более 10 млн человек. «Самое плохое заключается в том, что любого можно лишить этого права произвольно, без решения суда. Можно, например, признать иностранным агентом. Для признания экстремистом, по идее, нужен суд, но на практике избиркомам хватает письма из полиции или прокуратуры о том, что человек причастен к какому-то объединению, признанному экстремистским, хотя такого решения суда не было», — рассказал «Вёрстке» сопредседатель движения в защиту прав избирателей «Голос» Станислав Андрейчук. Закон, запрещающий иноагентам избираться на выборах всех уровней, был принят в мае этого года
Распространена также практика, когда кандидатов не допускают до голосования из-за собранных ими подписей. Графологи избиркомов традиционно находят большой процент брака у всех оппозиционных кандидатов (так, на прошлых выборах в Мосгордуму отказ из-за якобы некачественных подписей получили более пятой части кандидатов). Отказывать могут и по другим формальным признакам: например, до недавнего времени нельзя было указывать в бюллетене вид деятельности как «самозанятый».
На региональных и местных выборах власти зачастую согласовывают списки кандидатов даже у парламентских партий, об этом «Вёрстке» рассказывали политтехнологи каждой из них.
«В Москве уже по сути не осталось партии, которая бы не согласовывала списки выдвигаемых с администрациями, ну или, по крайней мере, не следовала жесткой самоцензуре», — утверждает Нестеров. Таким образом, избирателям остается выбирать только между теми политиками, которых допустила до выборов правящая власть.
Невозможность агитации
У оппозиционных кандидатов в принципе мало возможностей для агитации, для этого практически нет площадок, говорит Нестеров. «Независимых СМИ, особенно региональных, к кому не опасно было бы обращаться, практически не осталось, агитация в неподцензурных соцсетях теперь рискованна или прямо запрещена для кандидатов», — отметил он.
Кроме того, если против оппозиционных на выборах выступают действующие представители власти (например, члены региональных парламентов или врио губернаторов), то на стороне их оказывается административный ресурс. Их деятельность более охотно освещают СМИ, им легче попасть «в телевизор» — в эфир местных телеканалов.
Последние десятилетия деградировала и культура предвыборных дебатов: представители власти от президента до губернаторов — за редким исключением — их не посещают. Кандидатам по факту запрещается дебатировать: они лишь по очереди отвечают на вопросы ведущих (неудивительно, что телерейтинги таких дебатов невысоки: количество их просмотров уже несколько лет не публикуется. В 2016 г. на думских выборах дебаты смотрели уже лишь порядка 25% зрителей, в 2018 г. на президентских — не более 19%).
Также власти могут ограничивать встречи кандидатов с избирателями. В регионах такие мероприятия не согласовывают, а в некоторых субъектах — например, в Москве — вообще до сих пор действуют пандемийные ограничения и запрет на них. Это происходит несмотря на то, что Конституционный суд в 2019 году называл право на встречи с избирателями одной из форм мирного конструктивного общественного диалога и допускал «протестный характер» этих мероприятий.
Кроме того, в России кандидаты ограничены в темах агитации, например, они в принципе лишены возможности высказывать антивоенную позицию: из-за этого под законы о фейках об армии и другие репрессивные инициативы.
Принуждение к голосованию
Практика принуждения сотрудников бюджетных учреждений к голосованию существует в России много лет. Как правило, работодатели рассылают в рабочих чатах сообщения о необходимости проголосовать, причем в последние годы требования ужесточаются: например, проголосовать нужно в определенный день или определенным образом (в ДЭГ). Собеседник «Вёрстки» среди столичных бюджетников рассказал, что их принуждали даже голосовать в определенный временной промежуток — с 11:00 до 13:00 мск. («Вёрстка» ранее рассказывала о том, что делать, если вас принуждают к электронному голосованию).
Мобилизация бюджетников нужна, чтобы обеспечить необходимые власти явку и результат на выборах. Чем более зависимыми являются избиратели — тем выше эти показатели. Поэтому, как правило, стопроцентная явка и почти стопроцентный результат за власть наблюдается в воинских частях, СИЗО, психиатрических лечебницах и так далее. Также аномально высокие результаты показывают национальные республики, например, Ингушетия, Тыва и Чечня.
Движение «Голос» в своем последнем докладе отметило, что в этот раз административная мобилизация избирателей на выборах перед единым днем голосования (ЕДГ) была значительно меньше, чем весной того же года при голосовании за президента. Владимир Путин в ходе них получил 87,28% голосов — заметно больше, чем во время предыдущих кампаний.
«По-видимому, сказывается как отсутствие единого центра управления, перед которым региональным электоральным машинам постоянно приходилось отчитываться о проделанной работе, так и общее понимание бессмысленности чрезмерных усилий в данной ситуации», — отметил сопредседатель «Голоса» Андрейчук. Но примеры принуждения на текущем ЕДГ есть уже сейчас. Например, сотрудников РГГУ потребовали привести на выборы друзей и знакомых.
Зависимое положение избиркомов
В России нет по-настоящему независимой избирательной системы. Центризбирком находится под полным контролем администрации президента: в последнее десятилетие не было примеров, когда члены комиссии выступали бы против Кремля, его решений и провластных кандидатов.
Избирательная система внешне не похожа на обычное федеральное ведомство, а её структура призвана сделать её независимой от федеральных властей. Именно поэтому каждая избирательная комиссия субъекта страны формируется властями региона. По идее, благодаря этому избиркомы должны сохранять независимость от Москвы, но по факту их работа контролируется губернаторскими администрациями.
В итоге региональные комиссии подчиняются властям субъектов, а не ЦИКу, и это приводит к конфликтам. Например, глава Центризбиркома Элла Памфилова в течение нескольких лет пыталась добиться роспуска комиссии в Санкт-Петербурге, жестко критикуя их за нарушения, но добиться этого ей удалось далеко не сразу.
Зависимость от власти — проблема не только для крупных региональных избиркомов, но и для самых низовых участков и их членов. В 2021 году более половины УИКов находились в школах, а работали на них учителя. Местным администрациям несложно оказывать на них давление как на бюджетников. Именно поэтому члены комиссий из числа учителей, как правило, не реагируют на нарушения, а порой и осуществляют вбросы и переписывания протоколов.
В последние годы таких прецедентов однако становится меньше из-за того, что результаты выборов «корректируются» онлайн, в системе ГАС «Выборы», объясняет «Вёрстке» собеседник, близкий к избирательной комиссии в столице. Количество нарушений при этом сохраняется: по словам Андрейчука, на последних президентских выборах «Голос» зафиксировал не менее 22 млн сомнительных голосов.
Непрозрачность электронного голосования
Дистанционное электронное голосование (ДЭГ) в России впервые использовали на выборах 2019 года. В ходе него данные о проголосовавших шифруются при помощи системы блокчейн. Буквально с момента появления этой системы эксперты заявляли, что установить, были ли вмешательства в блокчейн, невозможно. Чтобы опровергнуть мнение о вбросах при помощи ДЭГ, избиркомы проводят демонстративное «разделение ключей» дистанционного электронного голосования. Ключ для дешифровки результатов электронного голосования разделяют на семь частей и отдают разным людям.
Как утверждают организаторы, без собранного ключа узнать результаты ДЭГ якобы невозможно. Проблема в том, что на церемонии ключ делят и записывают на flash-носитель, убедиться в том, есть ли код на исходном компьютере или где-либо еще невозможно. «Нет контроля со стороны участников выборов ПО, на котором генерируются ключи, как используется криптография в системе», — пояснил Нестеров.
Таким образом, полной уверенности в защищенности ДЭГ мало: например, невозможно определить, голосовали ли через него боты, засчитали ли голоса умерших избирателей (так называемые «мертвые души») и так далее. А сбои системы ДЭГ вскрывают и признаки накрутки голосов.
«В Москве, например, ДЭГ всяческие чудеса творил и его наличие само по себе нормальному кандидату не позволяет рассчитывать на победу всерьез. Потому и сами „оппозиционные“ кандидаты оказываются либо статистами, либо идут на выборы засветиться, увеличить узнаваемость», — говорит Нестеров, который много лет занимается исследованием электронного голосования. На нынешних выборах принять участие в ДЭГ смогут жители 26 регионов, причем в Москве для него будет использоваться отдельная платформа.
На прошедших президентских выборах больше двух третей москвичей голосовали онлайн, причем вынужденно. Многим из них на участках для голосования предлагали использовать не бумажные бюллетени, а терминалы электронного голосования (ТЭГ). Обработка голосов с ТЭГов так же непрозрачна, как и с ДЭГ.
На нынешних выборах в Мосгордуму столичный избирком с разрешения ЦИК резко ограничил число бумажных бюллетеней — чтобы получить их, необходимо было подавать заявление заранее. В августе представитель Мосгоризбиркома говорил «Вёрстке», что комиссия даже не ведет статистику о числе тех, кто подал заявление на бумажный бюллетень. Таким образом, прозрачность выборов в столице находится под серьезной угрозой.
Отсутствие независимого наблюдения
В последние годы власти последовательно отрезали их организации от электорального процесса. Сначала было запрещено наблюдение организациям-иноагентам («Голос» попал в их число одним из первых), а сейчас направлять наблюдателей на участке вправе только партии, кандидаты и общественные палаты (региональные и федеральная), которые находятся в зависимости от власти. На этом преследование независимых наблюдателей не закончилось: в 2023 году сопредседатель «Голоса» Григорий Мельконьянц был задержан и находится под стражей по обвинению в участии в деятельности «нежелательной организации».
Международное наблюдение на российских выборах в последние годы представлено лишь «дружественными» странами, такими как Беларусь, а ОБСЕ не занимается наблюдением в России с 2021 года. В итоге в нынешней кампании большая часть избирательных участков останется без наблюдения даже днём. А введение трехдневного голосования допускает и манипуляции с бюллетенями ночью, когда УИКи находятся без присмотра.
Затруднено наблюдение и на экстерриториальных участках. Например, эвакуированные из Курской области граждане будут голосовать в течение 15 минут на выездном участке прямо в пунктах временного размещения. Экстерриториальные избирательные комиссии формируются без участия представителей политических партий, а наблюдателей туда направить трудно: ими сейчас могут становиться лишь те граждане, которые являются избирателями на данных выборах. Так как участки находятся за пределами региона, где идут выборы, найти таковых очень сложно.
Последовательно сокращается видеонаблюдение: в 2021 году ЦИК отменил свободный доступ к камерам на участках. «Видеонаблюдение — это не праздное любопытство, чтобы лежа на диване смотреть кино какое-то», — заявляла тогда председатель Центризбиркома Памфилова. В этом году ЦИК также дал право комиссиям восьми граничащих с Украиной субъектов РФ ограничивать фото- и видеосъемку на выборах, объяснив это соображениями безопасности.
Невозможность оспорить выборы
У кандидатов фактически нет возможности оспорить итоги выборов и другие принимаемые комиссиями решения, говорит Андрейчук. С ним согласен и Дмитрий Нестеров.
«Нет государственной или общественной инфраструктуры, которая могла бы защитить права независимых кандидатов. Кандидатов может снять или комиссия, или ручные суды, или полиция на любой стадии выборов. Настолько размыто нынешнее законодательство и вольность и избирательность в его правоприменении. Я давно не вижу кейсов, чтобы кандидатам, неугодным администрациям, удавалось что-то отсудить, восстановиться и так далее», — говорит он.
Если оппозиционным кандидатам и удается оспорить решения избиркомов, то это происходит крайне редко: пока известно только об одном таком случае во время текущих выборов — в Бурятии суд восстановил регистрацию кандидата от КПРФ в гордуму Улан-Удэ.
Выборы во время войны и репрессий
Международные организации критично относятся к результатам выборов во время вооруженных конфликтов. Например, Венецианская комиссия при Совете Европы определяет, что «проведение референдумов во время войны и военных угроз противоречат европейским стандартам». В Курской области выборы муниципального уровня были перенесены из-за того, что территории заняты ВСУ, писала «Вёрстка».
Демократические институты, которые выступают необходимым условием для проведения в стране независимых выборов, в стране отсутствуют, перечисляет Андрейчук. «Ограничение свободы слова, свободы собраний и свободы объединения в политических целях. Вообще без соблюдения базовых свобод проведение свободных выборов невозможно», — резюмировал эксперт.
Такого же мнения придерживается и Нестеров, по его словам, «все сложнее применять критерии демократических выборов к нашим процедурам». «Слишком далеко зашло расхождение и девиации от модели демократических выборов», — отмечает он.
Источник: “Верстка”
