Сейчас многие отмечают странное поведение главы Российской Федерации. В то время как вглубь одной из областей вверенной ему территории продвигается армия соседнего и частично им же оккупированного государства, Владимир Путин ездит по дружественным странам, рассказывает, сколько на самом деле погибло детей в Беслане, и с опаской наблюдает за стрельбой по мишеням в Чечне. Для верности целует Коран – в конце концов, кусок не отвалится, а мало ли что. Видео вирусится в сети не хуже, чем самолеты над Курской областью и стометровый взрыв нефтяного резервуара в Ростовской.
Но удивить это может лишь при условии, что президент действительно координирует ветви власти, гарантирует Конституцию и командует вооруженными силами. На самом деле ничего этого президент не делает. По аналогии с правоохранительными органами, которые всеми силами не обеспечивают охрану прав, он занят заботой о себе, а не о государстве, то есть демонстрирует приверженность истинно народному здравому смыслу. Он состоит в том, что, чем страшнее реальность, тем настойчивее следует ее игнорировать, иногда заявляя, что все под контролем и жизнь идет своим чередом.
Это не просто эскапизм, бегство от действительности, которое человек уже неспособен остановить. Граждане России во главе со своим лидером десятилетиями разделяют общественный договор, который состоит в полной несоотнесённости субъекта с себе подобными. Безразличие к другим компенсируется безоговорочным доверием ближайшему кругу – семье, родственникам, армейским сослуживцам и участникам других “братств”. Можно возразить, что мелкий буржуа (по-русски говорят – мещанин) распространен по всему миру независимо от гражданства. Так-то оно так, но российский стандарт – особенно лютый и запущенный.
Впервые я обратил внимание на признаки этого мировоззрения еще в 1990-е, когда все объяснялось “разгулом бандитизма” и прочими проявлениями “лихости”, от которых Россию, как известно, избавил Путин. Однажды я ранним утром вышел из автобуса на “Балтах”, как называли Балтийский вокзал в Петербурге, и услышал страшные крики: “Да что ж это такое, люди добрые! Помогите!” Двое омоновцев тащили что-то из ларька, не собираясь платить. Кричала продавщица, распахнувшая дверь в надежде, что так ее услышат. Омоновцы были вооружены, никто и не думал вмешиваться. С закатившейся в пятки душой я юркнул в ближайшую машину и глазел на творящийся беспредел. Водитель мрачно прокомментировал: “Что смотришь, парень? Нечего там смотреть. Менты и ОМОН – хуже бандитов, не знал, что ли?” – и ударил по газам.
Нечего и говорить, что мы не возвращались к обсуждению этого эпизода, Водитель, не спрашивая, зло закурил и включил “Владимирский централ”. Я попросил сделать потише, в ответ на что он протянул мне сигарету. Это был тот максимум участия, на который был готов “бомбила”, как тогда называли извозчиков на старых советских машинах. В тот же день я несколько раз порывался рассказать о поразившей меня сцене разным знакомым. Все они реагировали с большим или меньшим превосходством и легким оттенком презрения: ты что, жизни не знаешь? Если их что-то и удивляло, то лишь моя наивность.
Позднее, вспоминая этот мимолетный этап моего познания жизни, я приучил себя к мысли, что тогда было “такое время”. Все думали о выживании, кризисы следовали один за другим, но вскоре забрезжили надежды. Их восход слегка портила ухмылка нового президента, коротко ответившего на вопрос, что случилось с лодкой, но на это всегда находились какие-то контраргументы. Вор должен сидеть в тюрьме, и далее в том же духе. Но “наведение порядка” на договоре взаимного безразличия отразилось слабо. Люди подчеркнуто не обращали друг на друга внимания, занятые освоением подзабытого благополучия.
Помню как раз на заре путинской эпохи по телевидению начала крутиться реклама с фразой: “РОСНО попало”. В ролике водитель машины, которой въехали в задний бампер, прямо-таки заходился от радости, что платить за ремонт будет страховая компания. Речь не о прославлении легального обогащения, что было бы освящено капитализмом, справлявшим свое первое десятилетие в России. Не о выгоде, которую сулят страховые вклады. Идентификация строилась на радости, что “попал” не ты, а кто-то другой. “Умри ты сегодня, а я завтра”, – гласит популярная лагерная мудрость, которую ввел в культурный оборот Александр Солженицын в “Архипелаге ГУЛАГ”.
В детстве я, как все, читал книжки про Карлсона и только во взрослом возрасте узнал, что в Швеции этот герой вовсе не так популярен, как в бывшем СССР. В отличие от Пеппи Длинныйчулок и Эмиля из Леннеберги, он считается сомнительным типом. В магазине при Музее Астрид Линдгрен в Стокгольме мне сказали, что товары, связанные с Карлсоном, продаются в основном в Москве. Только тогда я вспомнил, что в переводе Лилианы Лунгиной одна из песенок начинается по-русски так: “Пусть все кругом горит огнем, а мы с тобой споем”. Я проверил, что в оригинале она выглядит так: Smälla ska det göra och roligt vill jag ha, то есть: “Собираюсь отрываться и хочу повеселиться”. То есть никаких плясок в зареве пожара.
Пожалуй, в детской литературе на русском языке нет лучшего выражения философии “подпольного человека” по Достоевскому с его стремлением пить чай на фоне конца света. Декларируемый им эгоизм на грани адекватности компенсирует острый дефицит ответственности за свою и тем более чужую жизнь. Все в руках царя, а сам царь – в руках бога. Делать что-либо – бессмысленно. Позаботься о себе, а остальное пусть горит огнем. Очень простая позиция, даже считающаяся эффективной.
Я не хочу сказать, что какой-нибудь Путин или рядовой труженик, на всякий случай поддерживающий СВО, в едином порыве иллюстрируют идеи Достоевского. Любое обобщение – благодарный объект уничтожительной критики. Речь идет о социальном консенсусе, где от конкретного индивида и даже относительно могущественного агента влияния по определению ничего не зависит. Деятельность отчуждена изначально. Она осуществляется, потому что это нужно кому-то, а не тебе. Ты только страдаешь от того, что нужно что-то делать. Потому что ставить реальные цели ты не научился, разделять этапы их достижения на реалистичные задачи – тем более. Тебя просто несет.
Несет сила, которая в одно мгновение стирает с лица земли конкретных политических фигурантов. Это не раз подтверждалось логикой российской истории и самых частных фактов повседневности. Отсутствие внятного целеполагания и растерянность, условно прикрытая недоверчивой ухмылкой в адрес окружающих, размывает общество. Сейчас оно выглядит суммой атомарных субъектов, которые оглядываются и недоумевают, кто все эти люди и зачем они здесь. Отсюда – полная индифферентность к нарушению святой, если всерьез слушать российскую власть, неприкосновенности государства. А также глубокое равнодушие граждан к своему будущему. Как-то проживем, деваться некуда. Прервать эти мантры может только дрон, попавший прямо в голову. Но другая в это время будет бормотать то же самое. Отсутствие контакта с реальностью продлевает анестезию до самого конца.
Источник: Ян Левченко, «Радио Свобода».
