На этой неделе группа депутатов Госдумы внесла в российский парламент законопроект, криминализирующий сталкинг – навязчивое, неприятное и потенциально опасное преследование одного человека другим.
Возможно, их вдохновил вышедший этой весной сериал «Олененок», где главного героя неотвязно преследует поклонница. Но в сериале герою на помощь приходит полиция. В России же жертвы сталкинга практически беззащитны. Им приходится самим давать отпор преследователям – или надеяться, что они найдут себе другую жертву.
Русская служба Би-би-си рассказывает истории россиян – мужчин и женщин, пострадавших от навязчивого преследования, и разбирается, почему в России до сих пор нет и, возможно, еще долго не будет защиты от сталкинга.
«Зачем ты доводишь мужика?»
Анна (имя изменено) уехала из России больше пяти лет назад. Переезд стал единственным выходом: от бывшего парня ее не смогли защитить ни родные, ни полиция.
«Мы познакомились с Олегом (имя изменено), когда мне было 19, это были мои первые отношения», – вспоминает Анна. По ее словам, они были непростыми, молодой человек стремился «доминировать и манипулировать».
Через несколько лет Анна решилась порвать с Олегом. То, что произошло потом, – вполне стандартная история сталкинга.
Узнав о намерении Анны расстаться с ним, Олег, по рассказам девушки, взломал ее соцсети, стал писать там гадости и публиковать фото от ее имени.
Кроме того, он получил детализацию ее звонков и начал звонить мужчинам, с которыми, по его мнению, Анна могла ходить на свидания. Кого-то просил не встречаться с ней, кому-то рассказывал, что Анна «проститутка и содержанка, ломающая жизни», кому-то угрожал, рассказывает девушка.
Звонками дело не закончилось. От оскорблений Олег перешел к угрозам, в том числе «уничтожить» Анну и «плеснуть в лицо серной кислотой».
Избежать встречи с ним было практически невозможно. Олег, вспоминает Анна, буквально поселился в ее подъезде, «как бездомный, лежал на лестничной площадке».
Анна обращалась в полицию, но там, по словам девушки, ей отвечали, что состава правонарушения или преступления в действиях Олега нет, и советовали в следующий раз записать угрозы на видеокамеру или диктофон. Тогда, возможно, с Олегом «проведут беседу», передает слова полицейских Анна.
Тем временем угрозы бывшего парня сменились шантажом, Олег говорил, что «порежет вены».
В глазах общих знакомых она превратилась в девушку, безжалостно отвергнувшую замечательного парня и «сломавшую ему жизнь».
«Все вокруг говорили: Анна, почему мужик страдает? Зачем ты доводишь мужика? – вспоминает она. – Мне было очень страшно. И стыдно».
Романтик. Защитник. Сталкер
Такое восприятие сталкинга – как привычного, допустимого и даже романтичного поведения – вполне типично для российского общества, рассказывает учредительница центра «Насилию.нет» Анна Ривина (Ривина и центр – в реестре «иноагентов»).
Оно уходит корнями в традиционное восприятие женщины как неприступной принцессы в башне замка, которую должны были добиваться рыцари. Но такое восприятие противоречит современной культуре согласия, в которой любые социальные взаимодействия, не только сексуальные, основаны на принципе активного согласия всех участников. В российском же обществе даже активное «нет» зачастую воспринимается как робкое «да».
«К нам обратилась женщина, которой ухажер оставлял цветы в ее квартире, каждый раз взламывая замок. Женщине было попросту страшно. Что говорили ее близкие? «Ты дура, вот бы мне так вскрывали дверь и цветы оставляли ведрами!», – рассказывает Ривина.
Но однажды он вскрыл квартиру и ждал женщину без цветов, но с ножом, говорит Анна.
Эта история – один из многих примеров того, как легко сталкер может перейти от навязчивых знаков внимания к физическому насилию, оставаясь в глазах патриархально настроенной части общества и государства всего лишь слишком страстным влюбленным.
После 24 февраля 2022 года шансы на скорые изменения и в общественном сознании, и в законодательстве стали призрачными, считает Ривина. Наоборот, общество становится еще более патриархальным.
«За вас бабы подрались, что такого?»
Сталкинг в России – это гендерное преступление, жертвами которого в подавляющем большинстве случаев становятся женщины. Но исключения встречаются и здесь.
Игорь (имя изменено) рассказывает, что не мог избавиться от преследования своей бывшей девушки Ирины (имя изменено) четыре с половиной года.
Он утверждает, что девушка взломала его сети и повсюду его «сопровождала». «Я спускаюсь в метро по эскалатору, оборачиваюсь, через несколько человек вижу ее. Я останавливаюсь, она останавливается, – рассказывает Игорь. – Она стала ходить на мои учебные концерты в институте, познакомилась с охранниками, с преподавателями, со студентами из параллельных групп». По его словам, Ирина преследовала и девушек, с которыми она встречался, в том числе его будущую жену.
Бесчисленные попытки поговорить заканчивались одинаково, уверяет Игорь: «Она убедила себя, что меня зомбировали, но на самом деле я люблю ее и скоро это пойму – а она будет рядом».
Преследование и в этом случае скоро перешло в физическую агрессию. Ирина, по словам Игоря, напала на его будущую жену, расцарапала ей лицо и вырвала несколько клоков волос.
Девушка зафиксировала побои в травмпункте и с полученным свидетельством пара обратилась в полицию.
Но участковый, прочитав заявление, только пошутил, вспоминает Игорь: «Да за вас бабы подрались, что такого?» Еще больше поводов для шуток у полиции появилось на следующий день, когда Ирина подала ответное заявление на девушку Игоря.
В итоге в возбуждении дела Игорю отказали, не помогло даже то, что нападение произошло под видеокамерой. Просмотрев запись, участковый, по словам Игоря, усмотрел в действиях девушек «обоюдную перепалку».
Иногда, вспоминает Игорь, его охватывало настоящее отчаянье: «Она могла написать мне про то, что я делаю прямо сейчас. Мне всерьез стало казаться, что она с помощью коптера заглядывает в мои окна». Потом он начал замечать неувязки в ее сообщениях и понял, что Ирина пишет наугад.
Страх того, что она может пойти «на что-то большее», не отступал все годы преследования, вспоминает Игорь. Больше всего он боялся, что Ирина может брызнуть кислотой в его девушку.
Ситуация разрешилась сама собой: когда Игорь вышел на работу, Ирина начала знакомиться с его коллегами, чтобы «быть рядом», а среди них оказался мужчина, которым она увлеклась. После этого она перестала преследовать Игоря.
Но Игорь, как и большинство жертв преследований, опасается, что они возобновятся и попросил Би-би-си не связываться с Ириной, чтобы не дать ей повода снова обратить на него внимание.
Помоги себе сам
Почему ни Анна, ни Игорь не получили помощь от правоохранительных органов, хотя обращались за ней? Потому, что с точки зрения российского права, сталкинг – абсолютно законное действие, рассказывает Би-би-си адвокат и руководитель Центра защиты пострадавших от насилия Мари Давтян.
«Писать нежелательные сообщения, названивать миллион раз, ходить по пятам от дома до работы и обратно – законно, хотя очевидно, что это нарушает право на личную неприкосновенность», – объясняет она.
По ее словам, в некоторых случаях сталкеров удается привлечь к ответственности, но за другие преступления, например, за установку GPS-маячка на машину (ст. 138.1 УК РФ). Незаконный сбор данных о личной жизни (ст. 137 УК РФ) – это тоже уголовное преступление, но привлечь за это преследователя непросто, а наказание не слишком суровое. «В лучшем случае – несколько месяцев лишения свободы или незначительный штраф», – говорит Давтян.
В России было несколько попыток ввести административную или уголовную ответственность за сталкинг, но безрезультатных.
На этой неделе очередную попытку предприняла группа депутатов во главе с председателем комитета по социальной политике Ярославом Ниловым. Они предлагают дополнить Кодекс об административных правонарушениях статьей «Преследование», которое депутаты описывают как «попытки общения при явно выраженном несогласии» и злоупотребление правом на получение и распространение информации.
Предлагаемое наказание преследователя – предупреждение или штраф в 2000 рублей. Если же это сделано с использованием интернета, то 3000 рублей, повторное нарушение – 5000 рублей или максимальное наказание по этой статье – административный арест до 15 суток. Появление такой статьи закона, считают авторы поправки, станет «мерой упреждающего характера, защищающей жертву до совершения преступления».
В официальном отзыве правительства сказано, что законопроект «требует существенной доработки». Среди претензий – «оценочные и неопределенные формулировки» в описании правонарушения, что может создать трудности в применении этой статьи.
Но и в целом, отмечается в правительственном отзыве, в российском законодательстве уже есть «механизмы защиты прав на неприкосновенность частной жизни» и нет данных, что они неэффективны.
Есть ли у этой инициативы перспектива стать законом, чтобы дать жертвам сталкинга хоть какую-то защиту, пока сказать сложно. Профильный комитет Госдумы пока не принял решение, рекомендовать ли законопроект к рассмотрению и доработке или отклонить.
В современной России нет политических сил, которые бы могли добиться изменений закона в этой сфере, считает Анна Ривина. По ее мнению, до войны, до исхода из России независимых медиа и активистов в повестке «хотя бы фигурировали разные точки зрения», что давало возможность привлекать внимание общества к громким и неоднозначным ситуациям. Если бы не война, то накопившаяся критическая масса таких ситуаций могла бы заставить государство вмешаться – так меняются существующие законы или появляются новые.
Поэтому пока единственный эффективный способ защиты жертвы сталкинга – спрятать ее от преследователя, говорит Мари Давтян: поменять номер телефона, удалить профили в соцсетях, переселиться на новую квартиру. В крайнем случае, добавляет адвокат, жертву приходится вывозить из страны.
Но вариант переезда в другую страну доступен не всем. Татьяна (имя изменено) прожила в браке больше пяти лет, с бывшим мужем Сергеем у них общий ребенок. После развода он начал преследовать женщину, и это длится уже девять месяцев, утверждает Татьяна.
«Он караулит у подъезда в машине, – описывает женщина, – следит за людьми, которые входят в подъезд, если это мужчины, выясняет, ко мне ли они пришли».
Когда к дому подходит Татьяна, Сергей, по ее словам, «налетает» на нее с оскорблениями. В один из таких эпизодов ей стало «по-настоящему страшно». «Я поняла, что вообще не контролирую ситуацию, и я с сыном», – вспоминает она.
Личным преследованием дело не ограничивается: Сергей пишет ей сообщения, в которых угрожает «втащить» (ударить. – Би-би-си). Переписка Татьяны с бывшим мужем есть в распоряжении редакции.
Татьяна живет в Луганске – это территория сейчас оккупирована Россией. Обращаться в правоохранительные органы она не планирует. «В нашем городе правоохранительные органы сейчас загружены другими проблемами», – объясняет она, имея в виду войну.
«Сейчас он расстался с новой девушкой, и это плохо», – жалуется Татьяна. Пока он был в отношениях, встреч у подъезда и оскорбительных сообщений с угрозами было значительно меньше, уверяет она. Но женщина не уверена, что теперь она в безопасности и тоже попросила Би-би-си не связываться с Сергеем, чтобы не спровоцировать нового обострения.
«Надежда только на то, что ему удастся переключиться на кого-то еще. Или у меня появится человек», – Татьяна имеет в виду новые отношения и мужчину, который мог бы защитить ее от бывшего мужа.
Весь этот бред
Провести грань между расстройством психики, на фоне которого начинается сталкинг, и сознательным правонарушением со стороны здорового человека довольно трудно.
Часто сталкерами становятся люди с нарциссическим расстройством личности, говорит президент Ассоциации когнитивно-бихевиоральных терапевтов психолог Эмма Агасарян. Такие люди часто занижают значимость других людей, видя в них только предмет своих желаний, они плохо понимают чужие границы и испытывают мало эмпатии. При этом нередко нарциссы искренне хотят пережить большую любовь.
Иногда причиной запуска сталкинга становятся более серьезные нарушения. «Бывает, что человек с шизофренией, которая не была диагностирована, заводит семью, строит отношения, – рассказывает Би-би-си психолог, эксперт в сфере посттравматического стрессового расстройства и зависимостей Олеся Иневская. – Но в момент разрыва почти наверняка начнется преследование и [активизируются] другие дезадаптивные модели поведения».
Люди с шизофренией не отдают себе отчета в том, что их действия являются проявлением агрессии, продолжает Иневская. Страдающий от шизофрении сталкер построит свою, абсолютно «кривую», но при этом очень прочную логику, добавляет психолог.
Менее распространенный, но практически всегда приводящий к сталкингу недуг – бредовое расстройство, когда у человека формируются длительные ложные убеждения без других психотических симптомов. Со сталкингом связаны два вида таких расстройств: патологическая ревность и бредовая эротомания.
В первом случае уверенность в неверности любимого человека провоцирует не только преследования, но и агрессивное поведение вплоть до физической расправы.
Во втором преследуемый – это публичная личность, кто-то выше по социальному статусу или просто популярный в соцсетях человек. Находящийся во власти бредовой эротомании сталкер, как правило, со знаменитостью не знаком, но уверен, что звезда в него влюблена и посылает тайные знаки – тайные потому, что воссоединиться в реальной жизни им мешают обстоятельства. Этот вид сталкинга более характерен для женщин.
Сталкеров нельзя назвать счастливыми людьми, продолжает Агасарян. Они много внимания уделяют другому человеку – как будто находятся в отношениях, но ничего не получают взамен, из-за чего постоянно переживают состояние отвержения.
Страх, который всегда с тобой
Смена номера телефона, удаление аккаунтов в соцсетях, переезд в другую квартиру и другие методы самозащиты и самопомощи дают жертвам передышку, избавляя от навязчивых знаков внимания. Но если глобально обеспечить их безопасность некому, то страх не уходит.
Анна была вынуждена переехать в другую страну (какую именно, она просит не называть из опасений, что об этом узнает бывший парень). После переезда Олег не сразу оставил попытки найти ее. Еще год он писал ее подругам, спрашивал новые контакты Анны.
Из соображений безопасности Би-би-си не стала связываться с мужчиной.
Прошло пять лет, но Анна до сих пор чувствует угрозу и, приезжая в Россию навестить маму, «прячется».
Еще до эмиграции, вспоминает девушка, заходя в подъезд своего дома, она всегда закрывала лицо руками – от кислоты.
«Если честно, когда я в России, я до сих пор так делаю», – говорит она.
Источник: BBC.
