Вести с мест: тот тут, то там в России закрываются колонии. В них некому сидеть. Неужели преступность снизилась? Ничего подобного: статистика говорит об обратном. Возросла. А просто оттуда все ушли на фронт.
Исправительные учреждения для небольших населенных пунктов (а они размещаются, по традиции, вдали от крупных городов) – это градообразующие предприятия. Они дают работу и пропитание всему населению этих поселков. Сложились трудовые династии – люди обслуживают зону поколениями. Закрыть такое предприятие – это все равно что закрыть единственный в городе завод или фабрику. Люди плачут: верните нам зэков, кормильцев наших.
Точно так же работники детских домов не рады популяризации усыновления: если процесс зайдет слишком далеко, они ведь могут остаться без работы. “Тут Шариков испугался и приоткрыл рот. – Я без пропитания оставаться не могу, – забормотал он, – где же я буду харчеваться?” Альхены и Сашхены наших дней в меру сил тормозят усыновления. Тюремщики тоже рады бы притормозить отправку зэков-кормильцев на украинский фронт, но интересы Родины требуют отправить – значит, надо отправить.
“В ходе проведения специальной военной операции на территории Украины погиб наш земляк, – сообщается на городских сайтах Улан-Удэ. – У Рустама Ринатовича Валиулина остались брат и сын”. Комментарий, который не мог не появиться: “Могла бы остаться и мать, но Валиулин убил ее”. За убийство матери будущий герой СВО получил десять лет. Но вот прилетел на вертолете Пригожин и завербовал на фронт полторы сотни зэков (только из одной колонии). Про 46 из них достоверно известно, что они погибли. Из нескольких независимых друг от друга источников мы знаем, что всего из колоний на фронт за весь период войны ушло около 200 тысяч заключенных. Точных цифр потерь, в том числе из числа помилованных Путиным зэков, мы не знаем. Но это примерно треть. Заключенные на фронте гибнут в первую очередь. Издание “Медиазона” совместно с Русской службой Би-би-си, изучая внутренние документы ЧВК “Вагнер”, установили, что из 19 517 погибших в битве за Бахмут 17 175 были завербованными заключенными.
В просторечии это называется “пушечное мясо”. Со всех точек зрения это крайне удобный для режима способ пополнения живой силы для фронта. Во-первых, это мясо дешево. Во-вторых, оно бесправно (документы о помиловании оставшимся в живых зэкам выдают спустя полгода боев). В-третьих, эти люди имеют некий довоенный опыт, то есть они уже убивали и насиловали (Пригожин, приезжая в колонии для вербовки, даже подчеркивал, что отдает предпочтение зэкам, сидящим за насильственные преступления). В-четвертых, обладатели длительных сроков для своих семей уже стали “отрезанным ломтем”, то есть уровень скорби при известии об их гибели явно ниже, чем у обычного мобилизованного. Особенно если учесть, что за каждого погибшего полагаются “гробовые”, весьма приличная сумма. Даже если он зэк.
Украина, кстати, тоже, судя по сообщениям прессы, переходит к массовой вербовке заключенных на фронт, но там подход противоположный: сидящих за насильственные преступления туда как раз не берут.
Меж тем даже этот источник “пушечного мяса” для российской армии явно близится к исчерпанию – и там приступили к вербовке женщин-заключенных. Даже уполномоченная по правам человека Т. Москалькова вынуждена была признать, что ей “известно о нескольких таких случаях”. Правозащитница Ольга Романова считает, что случаев далеко не несколько.
Жены и матери обычных мобилизованных, чьи мужья и сыновья застряли на фронте, стали возмущаться: как же так, наши мальчики под пулями уже больше года без выходных и отпусков, и никто им не сообщает, когда же их отпустят домой, а вот поглядите – вчерашний заключенный после шести месяцев службы уже помилованный сидит дома и водку пьет. И действительно: в отношении зэков правило соблюдается железно: шесть месяцев – и всё, бери шинель, пошли домой.
К сожалению, на фронте убивают не всех. Иногда они возвращаются. Издание “Верстка” подсчитало, что за последний год как минимум 107 человек погибли от рук вернувшихся с украинских фронтов. Еще 100 человек выжили после встречи с ветераном, но получили тяжкие увечья.
И я уже слышу голоса: что же это, вы хотите сказать, что убийства теми же самыми людьми украинцев – это нормально, а ненормально то, что они, вернувшись, убили соотечественников?
Нет, ненормально и то, и другое. Война – это вообще далеко за пределами нормальности. И то, что смерть возвращается в глубину России таким образом, – это неизбежность. Осужденные судом убийцы и насильники, нежданно-негаданно получившие свободу из рук Путина, скорей всего, сядут повторно: вряд ли они способны к какой-либо созидательной деятельности. Но среди преступников новой волны немало новичков – тех, кто до фронта не прошел через лагеря. Обычные люди, разных профессий и возрастов, из разных регионов, из городов и деревень, получили негативный опыт убийства и, как мы знаем, опыт мародерства и насилия над мирным населением. Почему это, вернувшись, они должны стать гуманистами и толстовцами? Кто-то, может, и станет, но в большинстве своем все эти “ветераны СВО” – это все-таки люди, почувствовавшие вкус крови. Многим этот вкус понравился. Кроме того, они теперь требуют от окружающих уважения и снисхождения к своим благоприобретенным порокам. Сколько раз уже жертвы их преступлений в глубоком российском тылу слышали от них: “А мне за это ничего не будет!” И так оно и оказывается. Очень часто в преступлении обвиняют жертву, а не преступника.
Это теперь, как нас убеждают путинские пропагандисты, “новая элита”. Пример для подражания. А преступники, оказывается, искупили свои преступления кровью. Теперь они герои. На прошлой неделе мне попалась заметка о “парте героя”, открытой в одной из сельских школ. Притом что обе жертвы “героя”, изнасилованные и убитые им девушки, как раз учились в этой самой школе.
Отправка преступников на войну и дальнейшая их героизация – это бумеранг, который обязательно прилетит и будет сказываться на общественной жизни еще очень долго. И с закрытием тюрем и колоний, может, не стоит торопиться? Они еще пригодятся.
Источник: Андрей Мальгин, «Радио Свобода»
