“Глупость или измена?” Нет, революция
Хвосты длинных очередей у булочных Петрограда стали привычной картиной в феврале 1917 года. Стояли в очередях в основном женщины. Работницы и домохозяйки бурно обсуждали возможность появления хлебных карточек, как в некоторых других городах империи. Кризис был связан с перебоями в доставке зерна и муки в столицу из-за снежных заносов: их поступало примерно на 20% меньше, чем обычно. Но в значительной степени дефицит и ажиотаж провоцировались нервной атмосферой последнего полугода. Казалось, на Восточном фронте Первой мировой войны наступило зимнее затишье. Армия, как считают специалисты, хотя и понесла в наступлении большие потери, продемонстрировала в 1916 году умение воевать на равных – если не с Германией, то с Австро-Венгрией. Снабжение войск улучшилось по всем параметрам за счет мобилизации частного капитала и поставок вооружений Антантой, на радость императору Николаю II признавшей законным вечный интерес Российской империи к Проливам.
Но во внутренней политике, в тылу страсти накалялись. За 1916 год Николай II сменил несколько глав правительства. Сам он исполнял роль главнокомандующего и в дела гражданские особенно глубоко теперь не погружался. Отношения с Государственной Думой, где большинство – Прогрессивный блок – по-прежнему настаивало на создании правительства, ответственного перед парламентом, не налаживались. С думской трибуны после великого отступления 1915 года звучали обвинения власти в недееспособности. Все чаще произносилось слово “измена”. Оно прозвучало в Думе в речи Павла Милюкова 1 ноября 1916 года: “Глупость или измена?” – весьма демагогически вопрошал один из лидеров кадетов. Монархист Василий Шульгин в Думе высказывал сомнение в том, что правительство способно довести Россию до победы, а потому призывал “бороться с этой властью до тех пор, пока она не уйдет”.
Доказательств измены у оппозиции не было, но в столице слухи о предательстве “царицы-немки” множились. Фигура близкого к престолу сибирского мужика Григория Распутина казалась символом “темных сил”, мешающих победе, якобы сторонников заключения сепаратного мира с Германией. Распутин был приближен императрицей Александрой Федоровной за свои способности успокаивать (“заговаривать кровь”) больному гемофилией цесаревичу Алексею. Постепенно Распутин стал незаменимым в глазах императрицы. Как писал поэт Николай Гумилев: “В гордую нашу столицу/ Входит он – Боже спаси. / Обворожает Царицу / Необозримой Руси”. Крестьянин из Тюмени показал себя ловким царедворцем, он пытался влиять на назначения во власти, дискредитируя своим разгульным поведением вне дворца императорскую фамилию.
Как выяснилось, участие Распутина в политике было для него смертельно опасно. Он выжил после покушения 1914 года, когда на него напала некая Хиония Гусева, ударив “старца” кинжалом в живот. Но второй раз ему спастись не удалось. Григорий Распутин пал жертвой заговора и был убит в Петрограде в ночь на 17 (30) декабря 1916 года группой, в которую входили князь Феликс Юсупов, депутат Думы Владимир Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович и другие борцы за очищение окружения царя от скверны порочащего ее “старца”. Преступление осталось фактически безнаказанным, участники были высланы из столицы, что внушило части населения уверенность в справедливости слухов о прогерманском настроении императрицы и ее приближенных, а элиты укрепило в намерениях силой добиваться своих целей.
Слухи о заговорах уже против царской четы появлялись регулярно. Приписывали их то Александру Гучкову, то великим князьям. Хотя, как видно из современных источников, ни один из комплотов не дошел до стадии воплощения, ограничившись разговорами. Главной целью видели отстранение от власти императрицы. Одни предполагали, что власть передадут великому князю Николаю Николаевичу. Другие предсказывали регентство младшего брата императора Михаила Александровича при несовершеннолетнем Алексее. Все это обсуждалось и в салонах, и в очередях Петрограда, создавая в умах общества предгрозовую атмосферу.
Уже 21 февраля (6 марта) очереди у лавок стихийно стали превращаться в демонстрации с требованиями хлеба. На следующий день, получив заверения главы МВД Александра Протопопова в гарантиях спокойствия, Николай II уехал в Ставку в Могилев. Надо сказать, что царь находился не в лучшем психическом состоянии. Видевший его в январе 1917 бывший премьер Владимир Коковцов после аудиенции сказал придворным: “Неужели вы не видите, в каком состоянии Государь. Ведь он накануне душевной болезни, если уже не в ее власти, и вы все понесете тяжкую ответственность, если не примете меры к тому, чтобы изменить всю создавшуюся обстановку”. Коковцов делает вывод: “В описываемую мною пору Государь был уже глубоко расстроен и едва ли ясно понимал, по крайней мере, в данную минуту все, что происходило кругом него”. Николай II явно не просчитывал последствия своих действий, слепо доверившись министру внутренних дел Протопопову, который выступал успокоителем царя, хотя поступавшая к нему информация Охранного отделения и полиции должна была власти встревожить.
23 февраля (8 марта) 1917 года началась давно намечавшаяся очередная забастовка петроградских заводов с требованиями экономического плана. Новая сеть знакомств и контактов из хлебных очередей оказалась сама собой вплетена в активизм фабрично-заводских профсоюзов. На этот раз стачка стала достаточно массовой, проходя под лозунгами: “Хлеба!” и “Долой войну!”. Наступила пора громадных демонстраций по всему Петрограду, расширения забастовки, которая из экономической стихийно превращалась в политическую, хотя ей, кажется, никто централизованно не управлял. И большевистский комитет РСДРП, и меньшевистская Рабочая группа Центрального военно-промышленного комитета была арестованы полицией еще неделю назад.
В следующие три дня число демонстрантов на улицах нарастало. Бастовало примерно 300 тысяч человек. Манифестанты вступали в регулярные стычки с полицией, прорывали выставленные на путях в центр заставы. Военные и гражданские власти не понимали, как овладеть ситуацией, не применяя силу. В их распоряжении было 3500 чинов полиции и жандармерии и до 9 тысяч казаков и солдат запасных частей.
До сих пор не ясно, руководил ли кто-то демонстрациями даже на низовом уровне, или это было хаотическое политическое движение. Уже 24 февраля командующий округом генерал Хабалов направил для поддержки полиции в центр города солдат гвардейских запасных полков: Гренадерского, Кексгольмского, Московского, Финляндского. При этом ясного плана, как обуздать движущиеся по улицам толпы недовольных хлебным кризисом и политикой власти, у полиции и военных так и не появилось. И если 25-го произошли отдельные инциденты со стрельбой, то 26-го в десятках точек города войска уже стреляли боевыми патронами. Но были и отказы стрелять и разгонять протестующих. Тут надо заметить, что запасные части состояли из недавно мобилизованных старших возрастов, и настроения в переполненных казармах были не вполне лояльными властям.
Несмотря на смертельный риск, демонстранты вновь собирались толпами, проводили митинги. За пару дней такой активности, сообщал очевидец, “народ уверился в мысли, что началась революция, что успех за массами, что власть бессильна подавить движение в силу того, что воинские части не сегодня-завтра выступят открыто на стороне революционных сил, что начавшееся движение уже не стихнет, а будет без перерыва расти до конечной победы и государственного переворота”.
В конце дня 26 февраля с трудом удалось погасить бунт роты запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка, когда солдаты открыли огонь по полиции. Они были арестованы. В этот же вечер указом Николая II правительство объявило перерыв в работе Государственной Думы и Государственного Совета. Председатель Думы Михаил Родзянко посылает царю телеграмму, предупреждая, что в столице царит анархия, и срочно предлагает создать ответственное министерство (то есть правительство, несущее ответственность перед парламентом), предупредив, что, если движение захватит армию, “крушение России, а с ней и династии, неминуемо”.
Царь, Дума и Совет: путь к отречению
Утром 27 февраля старший унтер-офицер Тимофей Кирпичников взбунтовал учебную команду Волынского полка из примерно 600 человек, которая еще за день до этого выстрелами разгоняла толпы питерских демонстрантов. Отказавшиеся выполнять приказы солдаты убили командира, выпустили арестованных с гауптвахты, начали успешно убеждать соседние части присоединяться к восстанию. Офицеры бежали. Войска вышли к Литейному проспекту, захватили на Петроградском орудийном заводе пушки. Вместе с митингующими они освободили заключенных тюрьмы “Кресты”, включая активистов РСДРП и Рабочей группы. Затем вооруженная демонстрация окружила здание Думы – Таврический дворец. Попавшим в осаду депутатам пришлось решать, что делать. На “частном совещании” был избран Временный комитет Государственной Думы под председательством Родзянко, состоявший из полутора десятков самых влиятельных членов распущенной царем палаты, таких как Милюков, Керенский, Шульгин, всего полтора десятка человек. Депутаты пытались избежать анархии и взять под контроль народное движение. Как писал Павел Милюков, “вмешательство Государственной думы дало уличному и военному движению центр, дало ему знамя и лозунг и тем превратило восстание в революцию, которая кончилась свержением старого режима и династии”. Освобожденные из тюрьмы социалисты в тот же вечер в том же Таврическом дворце создали исполнительный комитет Петроградского совета рабочих депутатов. Фактически в Петрограде возникало двоевластие.
Потерявшее контроль над столицей правительство премьера Николая Голицына на последнем заседании в Мариинском дворце телеграммой в Ставку предложило царю свою отставку с тем, чтобы назначить председателем Совета министров лицо, пользующееся общим доверием, составив “ответственное министерство”. Утром 27 февраля Родзянко от имени Временного комитета Думы убеждал великого князя Михаила принять на себя диктаторские полномочия, отправить правительство в отставку, передать власть Государственной думе и просить царя о даровании ответственного министерства. Фактически думские лидеры уговаривали Михаила Александровича своими актами узаконить идущий государственный переворот. Великий князь такого предложения не принял. Но он встретился с премьером Голицыным, подтвердившим просьбу об отставке.
К вечеру Михаила удалось уговорить принять на себя управление Петроградом, если это окажется неизбежно. Великий князь отправился в военное министерство. Оттуда он по прямому проводу примерно в 22:30 он связался со Ставкой и попросил передать императору согласованное с премьером Голицыным предложение о необходимости немедленной смены правительства и назначении новым главой Совета министров князя Львова. Но Николай II отказался менять премьера до своего приезда в Царское Село к жене и детям. Узнав о планах царя, Михаил Александрович посчитал его выезд из Ставки несвоевременным. И это было верно.
Император уже назначил командующим Петроградским военным округом генерала Николая Иванова, подчинив ему и правительство. Ставка выделила генералу фронтовые части, чтобы подавить выступление силой оружия. При этом царь явно нереалистично оценивал положение, наметив в состав карательной экспедиции примерно 10 полков и до 50 тысяч человек, хотя в Петрограде бунтовавших войск было минимум вдвое больше.
Похоже, что Николай II верил, что ему удастся уйти от назревших политических уступок и удержаться на голой силе. Возможно, это можно было сделать из Ставки, опираясь на фронтовые войска, которые начали бы блокировать Петроград. Отъезд царя из Ставки с потерей связи был грубой ошибкой. Ситуация в столице для власти ухудшалась буквально ежечасно, все новые воинские части выходили из подчинения, о чем безуспешно пытались доложить лояльные императору чиновники. Создается впечатление, что царь просто не знал, не понимал, что происходит в Петрограде, и не видел масштабов событий.
В это время переговоры о передаче власти в Петрограде великому князю Михаилу и смене премьера, которые вел Родзянко, ни к чему не привели. Время для перехвата инициативы снова было упущено. Вечером 27 февраля Временный комитет Государственной думы «решил сделать дальнейший шаг и взять в свои руки власть, выпадавшую из рук правительства», опасаясь конкуренции Совета он назначил комиссаров в главные госучреждения. Уже утром 28 февраля депутат Александр Бубликов взял на себя функции министра путей сообщения, подчинив себе железные дороги и запретив движение воинских поездов в районе Петрограда. Его указания стали немедленно выполняться.
В ночь с 27 на 28 февраля великий князь Михаил Александрович приехал в Зимний дворец, обнаружив там последние верные престолу части генералов Хабалова и Беляева. Военные явно приободрились, считая, что великий князь, бывший командир Дикой дивизии, лично возглавит сопротивление бунту. Видимо, невеликое число защитников монархии на фоне стотысячных толп произвело на великого князя сильное впечатление. Реалистично оценив обстановку, Михаил приказал отряду переместиться в здание Адмиралтейства. Оценивающие этот поступок негативно участники событий подчеркивают, что приказ этот показал нерешительность Михаила и его неспособность к государственному управлению. Якобы при твердом и решительном командовании можно было переломить ход событий, перейдя в контрнаступление против аморфной массы мятежников. Другие же считают, что приказ великого князя был разумным и верным: Михаил сохранил немало жизней, предотвратив продолжение первого эпизода гражданской войны в столице империи.
Так под контролем остатков правительственных сил (до 1000 человек) остался лишь небольшой район вокруг Адмиралтейства. Капитулировали они под угрозой обстрела из Петропавловской крепости к 16 часам того же дня 28 февраля. В этот же день Николай II ехал из Могилева к семье в Царское Село, утратив реальный контроль над Ставкой и потеряв стабильную связь со столицей. Отряд генерала Иванова уже добрался до Царского Села, затем был изолирован в Вырице, где ждал, но не получил обещанных подкреплений.
1 марта поезд Николая II не смог проехать в Царское Село и вынужден был со станции Дно повернуть на Псков. В штаб Северного фронта в Пскове император прибыл к вечеру того же дня. В этот день в Москве начались демонстрации и забастовки. Начальник штаба Ставки генерал Михаил Алексеев отправил царю телеграмму, призывая “поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия и поручить ему образовать кабинет”. В необходимости ответственного министерства царя лично убеждал и командующий Северным фронтом Николай Рузский. Лишь к ночи под нажимом Ставки царь согласился создать ответственное перед Думой правительство во главе с Родзянко. Был отменен приказ о посылке войск генерала Иванова в Петроград.
В это время думские деятели в столице уже наметили в премьеры земского деятеля князя Георгия Львова. В ночь с 1 на 2 марта Временный комитет Думы и представители Исполкома Совета договорились о том, что новое правительство объявит политическую амнистию, обеспечит демократические свободы, отменит сословные, религиозные и национальные ограничения, заменит полицию народной милицией, начнет подготовку к выборам в Учредительное собрание и в органы местного самоуправления и не будет разоружать либо выводить из Петрограда воинские части, принимавшие участие в революционном движении. Изначально Совет становился за спиной правительства и диктовал новой власти свои условия. Сделка либералов и социалистов состоялась. Но она оформляла уже случившееся: революция уже победила, никем, по сути, не управляемая, а силовое поле стихии на улицах столицы влияло на поведение “победителей” не меньше, чем на побежденных.
Так что утром 2 (15) марта 1917года ситуация изменилась. Михаил Родзянко ответил генералу Рузскому, что предложенное ранее решение относительно “ответственного министерства” запоздало, “династический вопрос поставлен ребром”, что означало необходимость отречения императора. В это время телеграммой из Ставки генерал Михаил Алексеев опросил командующих фронтами, поддерживают ли они тезис о том, что “войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявляемых требований относительно отречения [Николая II] от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича”. Надо сказать, что под влиянием Родзянко Алексеев превысил свои полномочия, предложив своим подчиненным решать судьбу трона.
Все командующие фронтами и великий князь Николай Николаевич в ответных телеграммах так или иначе, но просили императора отречься от престола “ради единства страны в грозное время войны”. Генералы готовы были поверить, что смена императора позволит успокоить народ и успешнее повести войну. Это было заблуждение, овладевшее умами, и в ошибке предстояло убедиться буквально в ближайшие дни.
Получив сообщения о позиции командующих фронтами и Балтфлота, Николай II примерно в 15 часов 2 марта заявил о своем отречении от престола в пользу сына Алексея, при регентстве великого князя Михаила Александровича, что лишь отчасти соответствовало закону о престолонаследии. Основные законы не предполагали отречения действующего императора. Однако приехавшим вечером того же дня представителям Думы Александру Гучкову и Василию Шульгину царь сообщил, что он изменил решение: сознавая, что не может согласиться на разлуку с больным сыном, он отречется и за себя, и за Алексея. Это решение также с законом о престолонаследии никак не сходилось, но самодержавия пока еще никто не отменял. Фактически Николай II распорядился судьбой сына и страны в рамках вотчинных представлений о своих правах, в последний раз поставив власть царя выше закона. Вдобавок он создал новую политическую комбинацию: его брат Михаил был вправе от престола отказаться, а вот несовершеннолетний Алексей II при регентстве не мог бы никак отречься, и Комитет Думы вынужден был бы сохранять монархию.
Акт отречения в пользу Михаила Александровича, показанный депутатам Шульгину и Гучкову незадолго до полуночи, был датирован 15-ю часами. Манифест гласил: “В согласии с Государственной Думой признали Мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с Себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым Сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского”.
Часом ранее были датированы Николаем II указ об увольнении в отставку правительства и о назначении князя Георгия Львова председателем Совета министров и приказ о назначении великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим.
Как Михаил II не стал царем
После отречения Николай II отправил телеграмму брату: “Петроград. Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и Родине. Ники». Уже из Ставки Николай II написал прощальный приказ войскам, в котором призвал “сражаться до победы” и “повиноваться Временному правительству”. Генерал Алексеев передал этот приказ в Петроград, однако правительство под давлением Петросовета отказалось публиковать его.
5 (18) марта решение арестовать Николая II и его семью принял Петроградский совет. 7 (20) марта с ним согласилось и Временное правительство. А 9 (22) марта бывший император, ныне полковник Николай Романов, был доставлен в Царское Село, где за день до этого была арестована его супруга Александра Федоровна. Командующий войсками Петроградского военного округа генерал Лавр Корнилов с трудом настоял на том, чтобы караул царской семьи подчинялся его штабу, а не местному Совету. Выехать за границу, как предполагалось, императорской семье уже не позволили.
А Михаилу Александровичу не суждено было вступить на престол. От имени Комитета Думы Родзянко попросил генерала Рузского и Ставку приостановить передачу манифеста об отречении в пользу Михаила. Хотя 3 марта 1917 года многие воинские части уже начали присягать на верность императору Михаилу II. Опасения председателя Думы были таковы: “С регентством великого князя и воцарением наследника цесаревича помирились бы может быть”, но “провозглашение императором великого князя Михаила Александровича подольет масла в огонь, и начнется беспощадное истребление всего, что можно истребить. Мы потеряем и упустим из рук всякую власть, и усмирить народное волнение будет некому”. Возможно, что Родзянко переоценивал риски. Хотя по приезде Гучкова и Шульгина в Петроград железнодорожники на митинге встретили возмущенными криками их сообщение о предстоящем воцарении Михаила II. Впрочем, рабочие покричали и разошлись…
На совещании 3 (16) марта большинство членов Временного комитета отсоветовали Михаилу принимать верховную власть. Морганатический брак Михаила Александровича с разведенной Натальей Вульферт (Шереметьевской), заключенный в 1912 году без разрешения царя и не дававший их сыну прав на престол, аргументом в пользу отказа не был. Большинству, и либералам, и радикалам типа Керенского показалось, что революция уже прошла тот момент, когда ставшие неуправляемой силой солдаты в Петрограде могли согласиться с сохранением династии Романовых. Призывали Михаила вступить на престол только Павел Милюков и Александр Гучков. Милюков, например, предложил выехать в Москву, где было спокойно, войска не бунтовали. Михаил отдельно побеседовал с князем Львовым и Родзянко. Председатель Думы утверждает, что “Михаил Александрович поставил мне ребром вопрос, могу ли ему гарантировать жизнь, если он примет престол, и я должен был ему ответить отрицательно, ибо твердой вооруженной силы не имел за собой…”.
К 16 часам 3 марта вопрос был решен окончательно. Михаил отказался принимать власть до Учредительного собрания и его решения о государственном устройстве, сообщив об этом стране в Манифесте, который тут же написали думские юристы: “Принял я твердое решение в том случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа”.
Таким образом, через решение Михаила самодержавная власть императора перешла во всей полноте к самому Временному правительству, сделав ненужной и Государственную Думу, и ее амбициозного председателя, и Государственный Совет. К Временному правительству перешла и исполнительная, и законодательная власть. Бывший император Николай в своем дневнике записал: “Мишин манифест кончается четыреххвосткой (имелись в виду всеобщее, прямое, равное и тайное голосование – РС) для выборов Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость”.
Между тем многим мемуаристам представляется, что принятие престола Михаилом II не было бы делом таким уж безнадежным. Для огорошенных переменами жителей России оно выглядело бы понятным и легитимным актом, присяга новому императору показалась бы закономерной. Привычная подданным преемственность персонифицированной законной власти способствовала бы успокоению значительной части населения, особенно вне столиц. У Михаила имелась возможность под предлогом подготовки коронации из полного страстей Петрограда переехать в спокойную Москву, вызвать туда надежные фронтовые части, например, добровольческую Кавказскую туземную конную дивизию, которой великий князь командовал в 1915–16 годах. В марте 1917-го достаточно защищенной от беспорядков являлась и Ставка главнокомандующего в Могилеве, где в распоряжении генерала Михаила Алексеева имелись пока что сохранявшие дисциплину воинские части.
Другое дело, что по своим личным качествам Михаил не был склонен к риску и предпочел сразу в 1917 году уйти от политики. В других обстоятельствах способный к компромиссам и не стремившийся к существенным полномочиям Михаил II мог оказаться тем образцовым конституционным правителем, который царствует, но полноценно не правит. России в этом случае сильно не повезло: этот вариант революционные события опробовать не дали. Вожделенная цель – смена монарха был достигнута, но петроградская смута стала превращаться в непредсказуемую революцию, темпы “углубления” которой не могут не поражать.
Отказ от престола не спас несостоявшегося императора от трагической гибели в 1918 году. Убийство высланного советской властью в Пермь Михаила Романова и его сопровождавших в 1918 году организовал под видом похищения великого князя большевик-чекист из Мотовилихи Гавриил Мясников. В 1928 году Мясников, бывший лидер “Рабочей оппозиции” в РКП(б) и сторонник свободы печати (!) для социалистов, бежал из СССР. В конце 1944 года он вернулся из Франции в СССР. 16 ноября 1945 года Гавриил Мясников был расстрелян.
Революция набирает ход
Февральская революция в воюющей стране обошлась в несколько сот убитых и раненых в Петрограде. Теперь активная часть населения России буквально в считанные дни хотела насладиться всеми возможностями политических свобод. Армия все менее была готова воевать, поскольку изданный Петросоветом Приказ №1 фактически ликвидировал основы подчинения и воинской дисциплины, вводя в войсках выборные органы – комитеты, принимавшие решения вместо командиров. По требованиям комитетов к июлю 1917-го из армии были уволены до 60 полковников и генералов. В войсках произошло резкое падение дисциплины и боеспособности. И хотя Приказ №1 формально касался лишь Петроградского округа, к исполнению его приняла вся армия. В России в 1917 году успело смениться три Верховных главнокомандующих. Из 225 полных генералов, состоявших на службе на март 1917 года, Временное правительство уволило 68, присвоив это звание лишь семи.
В чувствительных вопросах государственного строительства Временное правительство князя Львова сразу вынуждено было уступать радикальным требованиям Петросовета. Процесс развития революции быстро и успешно расшатывал страну. Так, замена абсолютно всех губернаторов председателями губернских земских управ вряд ли способствовала повышению эффективности власти. Тем более, что часто это были одного поля ягоды, или чиновники с меньшим опытом.
Скажем, одним из первых было решение Временного правительства о замене полиции народной милицией, подчиненной местным органам власти. При этом старая полиция и жандармерия были сразу же расформированы. Произвольные обыски и аресты стали обыденными. Были арестованы десятки бывших высших должностных лиц. Только через месяц новая власть разрешила принимать в милицию и бывших полицейских. По приказу министра юстиции Александра Керенского 2 (15) марта не только была дана амнистия всем без исключения политзаключенным, но и сроки по общеуголовным приговорам сокращены наполовину. На свободу вышло до 90 тысяч уголовных осужденных, оказавшихся безнадзорными. 12 (25) марта вышло вызвавшее споры постановление Временного правительства об отмене смертной казни. Все это пошло на пользу криминальным элементам. Резко выросло число насильственных преступлений. Криминал успешно прикрывался политическими ярлыками, как это было, например, с анархистами и с большевиками, снова взявшимися за “экспроприации” и освоившими захваты особняков.
Владимир Ульянов-Ленин вместе с эмигрантами-большевиками и другими социалистами в экстерриториальном “пломбированном вагоне” проехал из Швейцарии через территорию Германии в Россию. Можно бесконечно спорить, финансировал ли германский генштаб большевиков как “сторонников мира”. На этот счет есть разные версии. Но, разрешив проезд радикалов в Россию в разгар боевых действий, власти Германии сделали ставку на то, что “интернационалисты” встанут в жесткую оппозицию Временному правительству, и не ошиблись. Посол Германии в Копенгагене Ульрих Брокдорф-Ранцау писал в своем меморандуме: “Я считаю, что, с нашей точки зрения, предпочтительнее поддержать экстремистов, так как именно это быстрее всего приведет к определенным результатам. Со всей вероятностью, месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой”. Посол ошибся, но ненамного. Через полгода Ленин возглавил Совет народных комиссаров и начал мирные переговоры с Германией и ее союзниками.
Ленин прибыл в Петроград на Финляндский вокзал вечером 3 (16) апреля. До его приезда большевики Иосиф Сталин и Лев Каменев вели через Петросовет диалог с Временным правительством, курс был взят на условную поддержку власти во время буржуазно-демократической революции. В своих “Апрельских тезисах” Ленин потребовал от партии большевиков на новом, социалистическом этапе революции немедленно перейти к открытой борьбе с правительством князя Львова. Выдвинутый Лениным лозунг “Никакой поддержки Временному правительству” означал конфликт с революционным оборончеством, выступавшим за войну до победного конца. Ленин призвал к передаче революционным путем всей государственной власти Петросовету, к разжиганию социальной революции с помощью лозунгов о национализации всей земли и банков. Против тезисов сначала выступили Зиновьев, Шляпников, Каменев, заявлявшие, что Россия еще не созрела для социалистической революции. Не получив поддержки соратников в первый момент, Ленин постепенно навязал свою радикальную конфронтационную линию руководству партии, вступив конфликт как с правыми эсерами и меньшевиками в Совете, так и с Временным правительством. Это первый случай, когда мы видим важнейшую роль Ленина в событиях 1917 года. Не рискни он проехать через территорию врага, не разжигай вражду с кабинетом министров Львова, многие конфликты в России весны и лета 1917 года не были бы столь разрушительны.
1 (14) мая 1917 разразился первый правительственный кризис, связанный с нотой, разосланной союзникам по Антанте министром иностранных дел России Павлом Милюковым, который указал на желание вести войну до победного конца и соблюдать все договоры. Левые партии организовали двухдневные массовые антиправительственные митинги и демонстрации с требованием немедленного прекращения войны, отставки Милюкова и военного министра Александра Гучкова и передачи власти Советам. Сторонники правительства провели свою массовую манифестацию. Произошло столкновение, три человека были убиты.
Уход Милюкова и Гучкова из состава правительства и его пополнение шестью министрами из числа меньшевиков, эсеров и народных социалистов позволил, как казалось, кризис преодолеть. Состав кабинета вроде бы более соответствовал настроениям в Петрограде. В декларации обновленного правительства говорилось о стремлении к скорейшему достижению всеобщего мира. Но дееспособность власти оказалась низкой
Первый Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, начавшийся 3 (16 )июня 1917 года, на котором доминировали эсеры и меньшевики, поддержал коалиционное правительство, выступив против прекращения войны или взятия власти Советами, чего требовал Ленин и большевики. Радикалы хотели провести демонстрацию 9 (22) июня под своими лозунгами. Съезд ее отменил, назначил мирную демонстрацию за сотрудничество с Временным правительством на 18 июня (1 июля). В результате получилась она хаотической: и большевикам, и их противникам удалось успешно показать себя и свои лозунги.
Июньское наступление русской армии должно было поднять рейтинг власти, но неудачная несвоевременно начатая в конце июня 1917 года операция Юго-Западного фронта не учла настроение войск и сильно дискредитировала Временное правительство. Несмотря на первый успех в боях против австро-венгерской армии, в дальнейшем войска России утратили наступательный потенциал. После переброски германских сил и их контрудара поражение армий генералов Гутора и Корнилова под Тарнополем стало очевидным. Воевали всерьез только ударные части и чехословаки, а армейские полки митинговали и отступали, сдав всю ранее занятую в 1916 году территорию Галиции. Наступление было тяжелейшей ошибкой как генералов, ставивших на локальный успех контрудара, так и политиков, рассчитывавших на “патриотическую мобилизацию” на фронте и в тылу. Вместо этого власть потеряла в боях наиболее устойчивые воинские подразделения, прежде всего ударные отряды, которые могли бы стать надежной опорой Временного правительства во время нараставшего политического кризиса в России. Однако даже неуспех на фронте еще не делал неизбежным захват власти радикалами.
Первая попытка большевиков
Задачу попробовать взять власть большевики поставили к июлю 1917 года. Их демонстрация в Петрограде 3 (16) июля была фактически пробой сил, репетицией вооруженного восстания с опорой на прибывших в Петроград кронштадтских матросов и солдат 1-го Пулеметного полка, не желавших отправляться на фронт. Был выбран удачный кризисный момент: уход в отставку министров от партии кадетов. Они не были согласны с политикой Керенского, искавшего соглашения с Центральной Радой и признавшего украинскую автономию.
Окончилась попытка переворота под лозунгом передачи всей власти Советам неудачей лишь в силу сочетания случайных факторов. У авторов выступления – пулеметчиков, среди которых было много анархистов, не сложилось четкого плана переворота. У большевиков ни на съезде Советов, ни в Исполкоме не было большинства, на которое можно было бы опереться и противопоставить его оборонческой позиции Временного правительства и ВЦИКа. Они пытались захватить власть от имени рабочей секции Петросовета.
К полуночи 4 июля шумная демонстрация солдат-пулеметчиков и рабочих пришла к Таврическому дворцу, требуя от ВЦИК, чтобы Исполком Совета немедленно взял всю власть в свои руки, тем более что Временное правительство якобы распалось. Утром к ним стали присоединяться прибывавшие из Кронштадта моряки. Заставить ВЦИК взять власть солдатам и матросам не удалось. Максимум им было обещано, что в случае коллапса правительства будет созван новый съезд Советов, который примет все нужные решения. Взятого было в заложники лидера эсеров, министра земледелия Виктора Чернова демонстранты отпустили. Манифестанты не знали, что им делать. К середине дня площадь перед дворцом заполнилась толпой солдат семи полков петроградского гарнизона, кронштадтских матросов, рабочих Петрограда, которую не контролировали ни Совет, ни штаб округа, ни большевики.
Когда штаб Петроградского округа выслал для разгона толпы казаков и артиллерию, произошло их столкновение на Литейном мосту с группой солдат. Большая часть демонстрантов в панике бежала от Таврического дворца после первого отдаленного выстрела из пушки.
С 5 июля лояльные правительству и ВЦИК отряды юнкеров и георгиевских кавалеров начали очищать улицы от групп манифестантов. Часть моряков вернулась в Кронштадт. В последующие несколько дней прибывшие в Петроград фронтовые части провели разоружение ненадежных подразделений пулеметчиков.
Сыграла свою роль и срочная публикация министром юстиции Павлом Переверзевым материалов о финансировании партии большевиков из Германии и о связях ее с немецкой разведкой. Разоблачения, независимо от их достоверности, показалась значительной части населения убедительными при виде реальных шагов Ленина по дестабилизации обстановки в столице. Публикация временно снизила популярность большевиков даже в солдатских массах. Начались стихийные аресты большевиков солдатами Петроградского гарнизона. Всего было задержано до 800 человек, ликвидирован их штаб в особняке Кшесинской, разогнана редакция газеты “Правда”.
Захват власти Ленину не удался, так как на улицы вышло слишком много людей, которых не контролировала ни партия, ни ее военная организация. Их настроения изменились в ходе самой акции, и из опоры организаторов путча они превратились в обузу. Толпа стала неуправляемой и быстро рассосалась.
Впрочем, в своих мемуарах депутат Думы Александр Бубликов дает иную версию: “В июле вся репетиция большевистского восстания была закончена почти без всякого участия правительственной власти – ливнем. Пошел проливной дождь, народ разбежался по домам. А на завтра никто уже не желал признаваться, что он большевик: выспались – и струсили”.
Июльское выступление было крупным просчетом Ленина, провал путча мог привести к запрету и уничтожению большевистской партии. Но этого не случилось. 7 (20) июля глава правительства князь Львов подал в отставку, министром-председателем стал приехавший с фронта Александр Керенский, который переформировал правительство с участием левых кадетов, расширив присутствие эсеров и меньшевиков. Лев Троцкий был арестован, а объявленные в розыск Владимир Ленин и Григорий Зиновьев скрылись в Финляндии. 18 июля Верховным главнокомандующим вместо генерала Алексея Брусилова был назначен Лавр Корнилов, не успевший и десяти дней покомандовать фронтом. Казалось, что у большевиков уже нет шансов под тем или иным предлогом взять власть даже в столице, а тем более в стране, несмотря на то, что на VI съезде РСДРП(б) партия усилилась, включила в свой состав популярную группу “межрайонцев” Льва Троцкого. Но мрачный для большевиков и вроде бы очевидный в тот момент прогноз устарел уже через пару месяцев.
Как Керенский с Корниловым поссорился
Все изменил августовский конфликт премьера Александра Керенского с главковерхом генералом Корниловым. Керенский хотел опереться на армию, чтобы окончательно избавить правительство от опеки Совета и атак большевиков. Корнилов, в свою очередь, надеялся с помощью казавшегося еще популярным премьера реорганизовать потерпевшую только что поражение армию, восстановить дисциплину. Казалось бы, у них была общая политическая платформа. Московское Государственное совещание, где выступали и Керенский, и Корнилов, потребовало мер по ликвидации Советов, упразднению солдатских комитетов, ограничению митингов и собраний, милитаризации промышленного производства, восстановлению смертной казни в тылу. Но реализация общего плана по вводу в Петроград надежных войск, окончательном разоружении лояльных ленинцам сил и возможном роспуске Петросовета провалилась из-за недоверия сторон друг к другу. Проект министра-председателя и генерала вряд ли мог быть реализован, поскольку каждый из них видел именно себя лидером. Амбиции искажали переговорное пространство, общий язык был потерян, как только дело дошло до реализации плана.
Печальную роль в конфликте здесь сыграл бывший обер-прокурор Синода Владимир Львов, взявшийся посредничать между премьером и генералом, исказив позицию последнего во время переговоров Ставки с премьером. Керенский заподозрил Корнилова в попытке единоличного захвата власти, хотя Корнилов хотел создать правящий триумвират с участием Керенского и управляющего военным министерством Бориса Савинкова. Керенский обвинил Корнилова в антиправительственном заговоре. 26 августа (8 сентября) на заседании кабинета он объявил планы Верховного главнокомандующего “мятежом” и потребовал себе “диктаторских полномочий” для его подавления, однако другие министры выступали против этого и настаивали на мирном урегулировании. Корнилову было предложено сдать должность генералу Лукомскому и выехать из Ставки в столицу. Главковерх телеграфировал: “Остановить начавшееся с Вашего же одобрения дело невозможно”. Неподчинение Корнилова Керенскому привело к смещению генерала с должности.
Корнилов заявил, что принимает на себя всю полноту власти, обещая “спасти Великую Россию” и “довести народ путем победы до созыва Учредительного Собрания”. В приказе № 897 генерал провозглашал: “Принимая во внимание, что при создавшейся обстановке дальнейшие колебания смертельно опасны и что предварительно отданные распоряжения отменить уже поздно, я, сознавая всю ответственность, решил не сдавать должность Верховного Главнокомандующего, чтобы спасти Родину от неминуемой гибели, а русский народ от немецкого рабства”. Его поддержали два из пяти командующих фронтами – генералы Владислав Клембовский и Антон Деникин. Оба были арестованы. Попытка Корнилова опереться на выдвинутый к Петрограду еще по согласованию с Керенским 3-й конный корпус генерала Крымова не удалась. 28 августа (10 сентября) он занял Лугу, на следующий день эшелоны остановились в Вырице. Крымов был вызван в Петроград для встречи с Керенским. После нее Крымов застрелился. Войска были остановлены. Керенский своим указом объявил Корнилова изменником. 1 (14) сентября Корнилов и его сподвижники были без сопротивления арестованы в Ставке по приказу Керенского новым главковерхом Михаилом Алексеевым. Не осудившие хаотическое выступление Корнилова центристские и правые партии оказались серьезно дискредитированы.
Конфликт амбициозных Керенского и Корнилова привел к тому, что оказалась невозможной вполне реальная альтернатива – временной диктатуры. При согласованных действиях двух политиков мог бы повториться сценарий Германской революции 1918 года, когда умеренные социал-демократы во главе с Густавом Носке нашли именно в военных кругах опору для нейтрализации левых радикалов. После наведения порядка они смогли добиться создания демократической республики, быстро созвав Учредительное собрание.
В России же августовский корниловский кризис привел к серьезнейшему изменению политической обстановки. Александру Керенскому и его правительству пришлось опираться в своих действиях на левые силы, включая большевиков. Власти начали выдавать оружие рабочим, создавшим Красную гвардию. В руки петроградского пролетариата попало до 40 тысяч винтовок. Большевики прекрасно воспользовались мнимым заговором Корнилова и всеми распрями в верхах. Меньшевики и правые эсеры оказывались в их глазах пособниками контрреволюции. С другой стороны, часть патриотически настроенных военных теперь не хотела поддерживать Керенского и Временное правительство, припоминая им корниловское дело.
Республика, погруженная в хаос
1 (14) сентября 1917 год актом, подписанным министром-председателем Керенским и министром юстиции Зарудным, Россия была провозглашена республикой. Что не могло не удивлять: форму правления должно было определять не Временное правительство, а Учредительное собрание. Решение было многими воспринято как уступка левым партиям, выяснявшим в это время роль Керенского в корниловском мятеже.
В этот же день власть передается Директории из пяти министров во главе все с тем же Керенским, которая созывает по инициативе ВЦИК 14 (27) – 22 сентября (5 октября) Всероссийское демократическое совещание. На нем только большевики выступили против допустимости коалиции с кадетами. После ликвидации “мятежа” казалось, что открылась новая страница мирного развития революции, однако большевики были готовы в любой момент повторить попытки насильственных действий: им было выгодно, чтобы экономический и политический кризис не прекращался.
Ленинская политика постепенно развязывала руки разрушительным, антимодернистским силам, подрывая все достижения последнего царствования. Так, рухнула финансовая стабильность: за два с половиной года войны до февраля 1917 года курс рубля к фунту стерлингов упал на 31 %, а с февраля по октябрь 1917 года – еще на 47%. По данным депутата Думы Бубликова, требования повышения зарплат обгоняли инфляцию и для хозяев были разорительны. На одной из фабрик за полгода “средний заработок с 67 рублей поднялся до 294 рублей в месяц… прибавки продолжались, пока, наконец, фабрика не стала …Уже в июле прибавки правительственным чиновникам, кроме железнодорожников, составляли 720 миллионов [рублей] в год… Железнодорожники требовали 850 миллионов. Фонтан кредитных билетов бил вовсю. Государственное казначейство на всех парах неслось к банкротству”.
За год наличность в банках уменьшилась с 180 до 30 миллионов рублей, указывает Бубликов. Железнодорожное сообщение было дезорганизовано, шла волна захватов и уничтожения усадеб, разрушение ориентированных на рынок сельхозпредприятий, многие заводы и фабрики остановились не столько из-за недостатка сырья или оборотных средств, сколько из-за вмешательства в их деятельность рабочих представителей и стачкомов. Бубликов рисует картину надвигавшейся экономической катастрофы: в Петрограде “к началу октября закрылось 204 предприятия с 50 тысячами рабочих”. По его данным, Донецкий угольный бассейн в августе 1916 года дал 135 миллионов пудов угля, а в августе 1917 – лишь 85. “Углекопы-забойщики стали работать по четыре-пять часов в день, а число выходов на работу понизили кое-где до четырех в неделю”. По мнению депутата, Россия, “быстро восприняв европейский восьмичасовой рабочий день, отнюдь не подумала о введении европейского количества праздников”, а их оставалось до сотни. Результатом стало “удручающее понижение производительности страны”.
25 сентября (8 октября) Керенский наконец создал третье коалиционное Временное правительство, в которое вошли 4 кадета, 2 эсера, 3 меньшевика, 1 трудовик, 1 “независимый” и двое военных. Этот состав правительства проработал всего месяц. Керенскому предстояло увидеть, как губителен полный разрыв между не доверявшими друг другу антибольшевистскими социалистами и русским офицерством. Попытка же его опираться только на Советы была обречена на провал: корниловский “мятеж” привел к тому, что радикальные силы – большевики и левые эсеры – стали преобладать в Советах над правыми и умеренными социалистами. В первую очередь это касалось Петрограда.
Продолжалась борьба за власть между правительством и новым руководством Петросовета. 2 (15) сентября 1917 года Лев Троцкий, арестованный за попытку июльского переворота, был освобожден. Уже 25 сентября (7 октября) Троцкий возглавил Петросовет, постепенно реализуя план вооруженного захвата власти. Предполагалось, что этот захват осуществит Военно-революционный комитет во время предстоявшего Второго съезда Советов, опередив тем самым намеченные выборы в Учредительное собрание. В этом Троцкий находил поддержку со стороны левых эсеров и анархистов.
Якобы бескровная революция все “углублялась”, провоцируя кризис за кризисом, ссоря социалистов и либералов и давая новые возможности большевикам, обещавшим населению немедленный мир, землю крестьянам, рабочий контроль на заводах. Страна быстро двигалась к перевороту.
5 октября министр-председатель Керенский приказал вывести из столицы самые ненадежные части, заменив их фронтовыми, но командующий Северным фронтом генерал Черемисов высказался против такой инициативы. Вряд ли она была реализуема, так как уже утечка информации о приказе вызвала в войсках сильное недовольство. Егерский полк, Второй Балтийский флотский экипаж и другие, не желая идти на фронт, на своих собраниях принимали резолюции о недоверии Временному правительству и требовали передачи власти Советам.
Пожалуй, единственным серьезным упущенным реальным шансом избежать большевистского путча было предложение 18 (31) октября 1917 военного министра Александра Верховского правительству о начале мирных переговоров с Германией. Он был уверен, что “попытки продолжать войну только приблизят катастрофу”. Поддержки от членов правительства, кроме морского министра адмирала Дмитрия Вердеревского, генерал не получил. 20 октября (2 ноября) на заседании комиссий по обороне и иностранным делам Временного совета Российской республики (Предпарламента) генерал Верховский заявил: “Весть о скором мире не замедлит внести в армию оздоровляющие начала, что даст возможность, опираясь на наиболее целые части, силой подавить анархию на фронте и в тылу. А так как самое заключение мира потребует значительного времени… можно рассчитывать на воссоздание боевой мощи армии, что в свою очередь благоприятно отразится на самих условиях мира”.
Но Керенский и его правительство не готовы были опережать большевиков и даже на словах изменять делу союзников. Военный министр подал рапорт об отставке и покинул Петроград за несколько дней до переворота, что явно не помогло защитникам Временного правительства. Не был реализован и план демобилизации старших возрастов, роспуска ратников ополчения, благодаря чему резко снизилось бы число неуправляемых запасных солдат в крупных городах.
Под видом заботы об обороне Петрограда большевикам удалось 16 (28) октября провести в Петросовете решение о создании Военно-революционного комитета, в который вошли также левые эсеры и анархисты. Созданный по инициативе Льва Троцкого ВРК и взял на себя руководство вооруженным выступлением против Временного правительства, послав комиссаров в части, обеспокоенные перспективой отправки на фронт, а потом в штаб округа и в арсенал Петропавловской крепости. ВРК 22 октября издал приказ, предоставивший его комиссарам неограниченное право накладывать вето на приказы военных властей. Штаб Петроградского округа распорядился о переброске курсантов юнкерских училищ к Зимнему дворцу. Прибыло более 2 тысяч человек, которые не понимали своей задачи и постепенно расходились.
24 октября юнкера заняли типографию “Труд”, где печаталась под названием “Рабочий путь” большевистская “Правда”, а также телефонную станцию. Откуда они были вытеснены ротой Литовского полка. Премьер Керенский, выступая в Предпарламенте 24 октября (6 ноября), обвинял большевиков в том, что они работают на Германию: “Организаторы восстания не содействуют пролетариату Германии, а содействуют правящим классам Германии, открывают фронт русского государства перед бронированным кулаком Вильгельма и его друзей… Для Временного правительства безразличны мотивы, безразлично, сознательно или бессознательно это, но, во всяком случае, в сознании своей ответственности я с этой кафедры квалифицирую такие действия русской политической партии как предательство и измену Российскому государству…”. Предпарламент так и не принял однозначной резолюции, дающей правительству право на решительные действия. Керенский обещал принять меры против переворота, но теперь у правительства уже не было сил, достаточных для противодействия. Из трех казачьих полков только один прислал около 200 бойцов для защиты революционной демократии.
Переворот
Впрочем, не все было предопределено. Поздно вечером Ленин в сопровождении финского социалиста Эйно Рахья покинул конспиративную квартиру Фофановой в Лесном в Петрограде. Во время перехода по Литейному мосту они миновали две заставы, а на углу Шпалерной столкнулись с юнкерским патрулем. Ленина, сбрившего бороду, не опознали. Прояви сторонники Керенского расторопность и внимательность, арестуй или устрани Ленина, неизвестно, как бы разворачивались бы события. Вряд ли переворот был бы отменен, но он явно пошел бы иначе, возможен был бы и иной ход съезда Советов, усиление группы умеренных большевиков во главе с Каменевым, не возражавших против создания однородного социалистического правительства.
В Смольном Ленин начал подгонять соратников, требуя самых активных действий по захвату ключевых объектов города. По приказу ВРК вечером и ночью с 24 на 25 октября были сведены мосты через Неву, взяты под контроль Балтийский, Николаевский, Варшавский вокзалы, Центральный телеграф, Главпочтамт. К утру была отбита телефонная станция. Как и в июле, кораблями из Кронштадта в столицу к 15 часам привезли до трех тысяч матросов.
В 11 утра 25 октября Керенский на автомобиле уехал в штаб Северного фронта в Псков, чтобы привести в Петроград фронтовые войска и подавить выступление большевиков. Командующий фронтом генерал Черемисов явно юлил. Комиссар Войтинский помог на следующий день найти поддержку командующего 3-м корпусом генерала Петра Краснова и начать отправку казачьих частей в Гатчину и Царское Село. Эти силы дошли до Пулкова. Поход закончился бегством Керенского и уходом казаков на Дон.
Днем 25 октября в здание Мариинского дворца, где проходило заседание Предпарламента, прибыли солдаты Кексгольмского полка. В это время в Петросовете Ленин и Троцкий объявили Временное правительство низложенным. Однако в это время только началось окружение Зимнего дворца силами части Павловского и Кексгольмского полков и красногвардейцев. Во дворец дважды посылали парламентеров с требованием сдачи. После 21 часов проходила вялая перестрелка противостоящих друг другу сил. К полуночи часть защитников Зимнего дворца разошлась. В ночь на 26 октября после короткого артобстрела из Петропавловской крепости окружившие здание войска ВРК постепенно просочились внутрь здания и примерно в 2 часа ночи арестовали остававшихся в Малой столовой членов Временного правительства. С обеих сторон было 6 убитых и 50 раненых.
Большевики выучили июльский урок. В отличие от июля, в октябре ставка ими была сделана не на массовую демонстрацию, а на захват ударными отрядами ключевых позиций в Петрограде, то есть на военный путч.
Видимость легитимности перевороту должен был придать Второй съезд Советов, открывшийся 25 октября, где большевики и левые эсеры организовали свое большинство. Эсеры и меньшевики заседание покинули. Демагогическим предлогом для присвоения власти тут же созданным Совнаркомом во главе с Лениным стала защита выборов в Учредительное собрание, перенесенных на с 17 сентября на 12 ноября. Способом привлечения к себе масс для Ленина оказалось одобрение съездом Советов мирных инициатив и земельный передел в духе эсеровской программы (“Декрет о мире” и “Декрет о земле”).
Удивительно, но простые и очевидные цифры показывали, что реформа не давала деревне богатства. Перераспределить в России между 40 миллионами дворов можно было до 80 миллионов десятин помещичьей и частной сельскохозяйственной земли. Прибавка в среднем по 2 десятины на двор была ничтожна. “Декрет о земле” носил не экономический, а политический и психологический характер. Его целью было изгнание в угоду теории социализма эффективных собственников земли из сферы аграрного производства, завоевание симпатий и успокоение крестьян.
Как отмечал Александр Бубликов, “серьезным пороком Временного правительства всех трех составов было отсутствие в нем людей с характером, с определенной волей к власти. Были в нем люди, истерически влюбленные в свободу, как Керенский, способные иногда разжигаться и разжигать людей, но все – на минуту, как фейерверк, выдающиеся митинговые ораторы, но никакие государственные деятели в истинном смысле этого слова. Были люди…, способные идеально разъяснить, как надо было поступить год тому назад, профессора, … абсолютно не находчивые, не чуткие к биению политического курса, как П. Н. Милюков. Были ловкие интриганы, смотревшие на власть не как на служение народу, на создание всего его будущего, а как на способ личного выдвижения, вроде Н. В. Некрасова. Были люди, действительно искренно преданные родине, но зато неврастенически безвольные, как А. И. Коновалов… Даже человек с волей, как А. И. Гучков, явно поддался общей тенденции, очевидно, впрочем, потому, что не чувствовал за собой никаких корней в стране. Его партия рассыпалась бесследно.
При таком состоянии воли кабинета, при его непротивленчестве его падение могло быть только вопросом времени. Не пришли бы большевики, нашлась бы другая компания людей с темпераментом и вырвала бы власть из рук Временного правительства не хуже, чем революция вырвала власть из рук царя”.
Бубликов, видимо, прав лишь частично. Временное правительство не проявило себя способным отстоять предоставленную ему власть, не поманило массы сладкими лозунгами немедленного мира и процветания на отобранной у собственников земле. Со стороны большевиков, в особенности Ленина, была проявлена звериная воля к власти и умение сыграть на надеждах политически неграмотного населения, потому Октябрьский переворот и удался. Но в России осенью 1917 года точно не было другой политической группы, способной сделать безграничный аморализм основой свое практической деятельности: дозволено было все, что полезно для захвата и удержания власти.
Весь 1917 год в России – это прямая дорога к катастрофе: сначала желание значительной части элиты создать в ходе войны ради победы правительство лучше царского, дискредитированного поражениями в войне. Затем стихийный солдатский путч, подаривший власть этой легальной оппозиции. Потом власть с помощью военного переворота с популистскими лозунгами отбирают еще недавно нелегальные радикалы, при этом поначалу сопротивление им, как мы видели, оказывается минимальное.
Большевики в 1917 году ставили фантастическую идею мировой революции выше национальных задач и благосостояния страны и готовы были ради своей партийной программы заключать сепаратный мир, включать механизмы гражданской войны и массовых репрессий, идти на любые жертвы. 25 октября 1917 года в Петрограде ходили трамваи, игрались спектакли в театрах, работали рестораны. Схватки в верхах, казалось обывателю, дело временное. Граждане России осенью 1917 года в большинстве своем не предвидели будущей трагедии страны в XX веке.
Источник: Михаил Михайлов, «Радио Свобода»
