В условиях, когда все легальные варианты отстранения Владимира Путина от власти “забетонированы”, вполне естественным кажется интерес к сюжету о возможном финале его правления через организацию государственного переворота или физической ликвидации вследствие покушения.
С точки зрения внешних наблюдателей возможность отстранения от власти Путина какой-либо из групп элит кажется вполне рациональной, поскольку нынешний правитель России со всей очевидностью ведет ее к масштабной катастрофе.
Особенно такие надежды усилились после крушения “блицкрига” в войне с Украиной. Например, уже 3 марта 2022 года в прямом эфире телеканала Fox News американский сенатор Линдси Грэм призвал российских военных ликвидировать президента РФ Владимира Путина. Отдельно в своем Twitter он привел очевидные (с его точки зрения) исторические “прецеденты” и “обоснование” необходимости такого шага. В частности, он выразил надежду, что в российской армии найдется свой полковник Штауффенберг (один из организаторов военного заговора против Гитлера и непосредственный исполнитель покушения на нацистского диктатора в июле 1944) или заговорщик Брут (участник заговора и один из убийц Юлия Цезаря). “Есть ли в России Брут? Есть ли в российской армии более успешный полковник Штауффенберг? Кто-то в России должен взять на себя ответственность и отправить этого гаврика [Путина] в ад. Вы предоставите своей стране и миру большую услугу” – подчеркнул сенатор.
Однако есть все основания полагать, что потенциальные “адресаты” этого и ряда других более закамуфлированных посланий в России не способны не то, что “прислушаться” к подобному, но и до конца понять вышеприведенные исторические параллели. В частности, в России нет ни военной аристократии в том смысле, в каком она была в Германии (в центре антигитлеровского заговора в 1944 г. были представители старых военных династий), ни аристократии в принципе. Еще меньший отклик может вызвать призыв действовать, как древнеримский Брут – то есть покушение на узурпатора во имя сохранения республиканского устройства. Те микроскопические группы условной “либеральной буржуазии” и городской интеллигенции, для которых демократия является ценностью, не имели, не имеют и не будут иметь никаких инструментов (ресурсов, возможностей) для совершения переворота или покушения на Путина. Вместо этого для “широких народных масс” (“глубинного народа” в терминах, предложенных Владиславом Сурковым в программной статье “Долгое государство Путина”) покушение на личность “царя-самодержца” (как бы он ни “титуловался” в разные эпохи) – это отчетливая государственная измена и непростительный грех.
Соответственно, шансы на такой вариант развития событий следует оценивать, отыскивая параллели не в мировой, а именно в российской истории (к которой, кстати, так любит апеллировать и сам нынешний российский диктатор).
На основании анализа всех предыдущих попыток “государственных переворотов” в России ХVII – ХХ ст. можно заключить, что устранение (или хотя бы выразительные попытки это сделать) от власти тех или иных “пожизненных правителей” могло произойти в случае, если для этого складывались определенные предпосылки (ни одна из которых не имела отношения к абстрактному страданию за судьбу страны или желания ее “демократизировать”).
Во-первых, в российских реалиях ключевым побудительным фактором для попытки переворота является “сомнительность” права конкретного лица занять место правителя. Кризисные явления внутри страны, военные поражения и т.д. к власти нового царя. Львиная доля классических “переворотов” (в том числе и попытка последнего из них – восстание декабристов в 1825 году) произошли в моменты (иногда – достаточно растянутые во времени) “транзита” власти, на наследование которой могли претендовать несколько человек. Потому, что большую часть русского XVIII века называют “эпохой дворцовых переворотов”, косвенно посодействовала “новация” Петра I, который изменил порядок наследования трона, позволив правящему императору самостоятельно определять себе наследника (в теории – даже не из членов династии). Этот порядок был изменен только Павлом I, вернувшим правило престолонаследия по старшинству по мужской линии.
Отсутствие четких правил “преемства власти” в советский период также провоцировало кризисы именно в периоды после смерти “первого лица”. В случае, если бы были реализованы условные “завещания-пожелания” Ленина, больше шансов на то, чтобы возглавить страну, было у Льва Троцкого, однако попытаться стать “наследником” мог достаточно широкий круг человек – чем и воспользовался Иосиф Сталин. Так же сам Сталин умер без определения преемника, но Лаврентий Берия – самый мощный (и, возможно, даже причастный к внезапной смерти “вождя всех народов”) из тех, кто мог его заменить – пал жертвой заговора других потенциальных претендентов.
С этой “перспективы” для правления Путина угроз пока не просматривается. Он был “неочевидным наследником” Бориса Ельцина и больше рисковал на этапе прихода к власти (на которую вполне обоснованно могли претендовать и другие персонажи) и в первые годы правления. Несмотря на то, что сейчас можно подвергнуть сомнению легитимность его пребывания у власти (в частности, из-за того, что для ее продления в 2020 году были сомнительным образом внесены изменения в Конституцию РФ), отсутствует другой важный компонент – реальный претендент на его место.
В этом контексте можно предположить неслучайность смерти политзаключенного Алексея Навального именно в период президентской избирательной кампании 2024 года (несмотря на всю гипотетичность шансов последнего когда-либо стать российским президентом). Если искать параллели в русской истории, то Навальный в чем-то повторил судьбу Ивана Антоновича (Иоанн VI, правнук брата Петра I), которого держали в заключении в период правления Елизаветы Петровны, Петра III и Екатерины II. При этом у охраны был приказ убить заключенного в случае попытки бегства или мятежа с целью его освобождения. Что и было сделано в 1764 году, несмотря на скудность шансов на то, что тот сумел бы начать борьбу за трон.
Во-вторых, в истории России нет примеров удачных “военных переворотов”. То, что победа тех или иных претендентов на престол обеспечивалась поддержкой гвардейских частей, расквартированных в столицах, не означает, что речь шла о более серьезном, чем “помощь” самодержцу для получения выгод для конкретных исполнителей. Наиболее близким к формату “военного переворота” было восстание декабристов (поскольку у них была программа устройства изменений страны и планировался непосредственный приход лидеров восставших к власти). В дальнейшей истории мы видим только загадочные и неопределенные слухи о том, что подобный переворот мог планироваться популярным генералом Михаилом Скобелевым в начале 1880-х и можем отметить важную роль группы генералов в отстранении от власти Николая II в феврале 1917 года.
В 1930-х годах советские спецслужбы “превентивно” разгромили даже гипотетическую возможность военных организовать заговор с целью прийти к власти. Репрессии конца 1930-х оказались настолько “убедительными”, а установленный контроль спецслужб над настроениями в армии – настолько всеобъемлющим, что вплоть до 1991 года не было примеров “вмешательства” военных в “политические” процессы. Единичное исключение – момент отстранения от власти Лаврентия Берии в 1953 году, когда “заговорщикам” из числа других членов Политбюро оказалась необходимой поддержка высшего армейского генералитета. При этом речь шла об “инструментальном” использовании военных, которое не “конвертировалось” в дальнейшее усиление их позиций.
Так же в событиях августа 1991 года военные играли второстепенную и вспомогательную роль, а сам “кгбшно-армейский” путч и попытка отстранения от власти Михаила Горбачева закончились провалом.
Ситуация, в теории, могла измениться на фоне “турбулентных” 1990-х – тем более что в среде военных появился популярный лидер – генерал Лебедь. Однако в итоге он не решился ни на какие радикальные действия, а его смерть в авиакатастрофе в 2002-м остается такой же загадочной, как и смерть в 1882 году от сердечного приступа 39-летнего генерала Скобелева.
Проявления какого-то недовольства политиками в среде военных в последние десятилетия, конечно, случались. Однако чаще речь шла о деятельности и выступлениях экстравагантных одиночек (вроде генерала Владимира Квачкова), а не какой-то системной фронде.
Однако невозможно исключить, что после широкомасштабного вторжения в Украину в феврале 2022 года количество недовольных Путиным среди высшего офицерства увеличилось. В частности, до конца не выяснена степень причастности части российского генералитета к так называемому “мятежу группы Вагнер”, который продемонстрировал, что захват власти подобным образом в нынешней России – относительно реалистичный сценарий. Однако это увидел и сам Путин, проведя чистки и перестановки в армии, дополнительно усилив и без того мощный контроль над ней со стороны спецслужб и укрепив позиции Росгвардии (как “противовеса” возможной нелояльности со стороны военных).
В-третьих, “тихие” (организованные близким окружением, без прямого привлечения других актеров) дворцовые перевороты совершались только против “непопулярных” правителей. “Народ” в истории России никогда не оказывал существенного влияния ни на то, кто, в итоге, окажется “на вершине” власти, ни на смещение с трона отдельных правителей. Земские соборы, которые избирали на царство Бориса Годунова и Михаила Романова, были лишь декорацией и формальностью, которая должна была легитимизировать решение элит. ЛжеДмитрий I стал жертвой группы бояр во главе с Василием Шуйским, организовавшим проявления “народного гнева” против царя. По такому же “сценарию” трона лишили и самого Шуйского.
Руководители советского периода не избирались прямым всенародным голосованием (как бы ни относиться к институту выборов в СССР), а также “закреплялись на властном Олимпе” в результате системы “договоренностей” между узким кругом “бигменов” и не зависели от реальных симпатий или антипатий населения. Однако и цари, и императоры, и генеральные секретари должны, в известной степени, считаться с тем, как к ним относится “простой люд”. Хотя бы из соображений собственной безопасности: “непопулярность в народе” могла стать фактором, провоцировавшим потенциальных “конкурентов” на организацию сговора.
Примером отстранения от власти подобных правителей является дворцовый переворот 1801 года, в результате которого потерял власть и жизнь император Павел I. Его правление и он сам, после “блестящей эпохи” Екатерины II Великой воспринимались как нечто невнятное и “неправильное”. Особенности характера и “менеджерский стиль” увеличивали количество недовольных. При этом для многих не очевидно было даже его право на трон. Ведь Павлу слишком долго отказывала в этом собственная мать. К тому же открыто размышляла о возможности передачи власти кому-то из внуков. Все это существенно облегчало задачу заговорщиков, которые с помощью знаменитого “удара табакеркой” решили все вышеупомянутые проблемы. При этом не зафиксировано каких-либо недовольств такой “рокировкой” в армии и народе. Маркером последнего является то, что так и не появились “лжеПавлы” — в отличие от ситуации с его отцом, также убитым заговорщиками, Петром ІІІ (за которого себя выдавал лидер крестьянско-казацкого восстания 1773-1775 годов Емельян Пугачев).
В определенном смысле советский лидер Никита Хрущев был также устранен по “типологическим” схожим причинам. Он не должен стать/не был “естественным” преемником “Великого Сталина”, к тому же, подобно Павлу I, ломавшему “екатерининские правила и порядки”, занялся ликвидацией “культа личности” своего предшественника. Чем вызвал недовольство у многих представителей российской номенклатуры. “Сумасбродный” и волюнтаристский стиль правления, даже специфика внешнего имиджа Хрущева вызывали непонимание и отторжение у населения. И в этом плане заговорщики из числа членов Политбюро правильно рассчитывали, что проводимая ими “рокировка” не только не вызовет массового недовольства, но и наоборот – даст “дополнительные баллы” для формирования положительного образа для следующего лидера. Тем более что Никиту Сергеевича, в отличие от Павла Петровича, милостиво оставили в живых.
Ничего подобного в ситуации с Путиным нет. Несмотря на дискуссии относительно его реального уровня поддержки на выборах, нет сомнений в том, что вообще “глубинный народ” воспринимает его положительно. Гипотетические “заговорщики” вынуждены были учитывать это обстоятельство, поскольку те, кто бы отстранил от власти такого лидера, были бы восприняты в обществе как “цареубийцы”, а их право определять, кто будет путинским преемником, – мгновенно поставлено под сомнение в элитах . Дополнительной “страховкой” от соблазна совершить переворот по “табакерковому сценарию” есть сверхсложность его реализации в условиях тщательно продуманной и глубоко “эшелонированной” охраны нынешнего хозяина Кремля.
Итак, можем выяснить, что:
— Достоверность реализации сценария “дворцового переворота” и/или покушения на жизнь Путина не поддается оценке, поскольку отсутствуют или слабо проявляются важные необходимые предпосылки для него. Но шансы на ход событий именно в таком направлении не нулевые, поскольку количество “завязавшихся у Гордиев узел” российских проблем из-за стремления Путина держаться за власть до смерти будет только увеличиваться.
— Путин “застраховался” от большинства вариантов, при которых элиты могли бы “соблазниться” на то, чтобы физически отстранить его от власти. В частности, уничтожены или маргинализированы (как потешный “экс-царь” Дмитрий Медведев) все, кто даже сугубо гипотетически мог бы претендовать на то, чтобы заменить нынешнего правителя на его “троне”.
— Нет оснований для того, чтобы предполагать возможность совершения в России, впервые за ее историю, классического “военного переворота” – независимо от того, как будет настроен по отношению к Путину российский генералитет. Как это по-прежнему бывало, военные, вероятнее всего, будут играть “вспомогательные” роли в возможной смене власти.
— Мятеж “вагнеровцев” продемонстрировал, что наибольшие риски для режима несут не недовольные в рамках одной группы (военные, бизнесмены, спецслужбы, представители криминалитета), а нечто “гибридное”, “размывающее” перегородки между ними. Однако на политическом горизонте больше нет фигур, подобных покойному Евгению Пригожину, с его специфической “многогранностью”.
— Наибольшим страхом Путина является “неочевидное покушение”: когда заговорщики не будут заявлять о его формальном отстранении от власти, но отстранят его физически, объявив о смерти по естественным причинам и организовав пышные похороны. С высокой долей вероятности именно так произошло в случае смерти Иосифа Сталина.
— Возможности для такого покушения есть у крайне узкого круга лиц из числа выходцев из спецслужб. Путин фактически не скрывает того, что имеет соответствующие подозрения и оговорки относительно этой среды (характерно, что встреча, после “переизбрания” 17 марта 2024 года, с коллегией ФСБ, была организована с максимальным соблюдением мер безопасности, в частности — первые два ряда кресел в зале, где выступал Путин, оставили пустыми).
— Маловероятно то, что элиты смогут устранить Путина “руками” неизвестных “террористов”, или такое покушение действительно совершат “радикальные оппозиционеры”. В российской истории есть подобный прецедент (убийство “народовольцами” Александра II в 1881 году). Однако нынешнего правителя РФ охраняют лучше, чем любого из его предшественников за всю российскую историю.
— Можно предположить, что Путин вполне осознает, что даже если ему удастся реализовать свой проект “правления до смерти”, он серьезно усложнит жизнь своему преемнику и подобно Ивану IV Грозному заложит основы для масштабной Смуты. Однако нет признаков того, что это особенно волнует. Скорее всего, он действует в логике “после меня — хоть потоп”, поскольку, по крайней мере, на данном этапе, нет подтверждений версиям о том, что он планирует передать “трон” своему прямому потомку, основав новую правящую династию.
Источник: Андрей Стародуб, «Деловая столица»
