В конце 2023 года «Вот Так» рассказал историю российского штурмовика Андрея Кузьмина, который сначала оказался в подвале военной комендатуры, потом – в гараже вместо госпиталя. Недавно нам стало известно, что контрактнику удалось сбежать с войны. Андрей рассказал о том, как он и еще сотни больных и раненых солдат становятся дезертирами.
С детства 33-летний Андрей Кузьмин (имя изменено по просьбе героя и в целях его безопасности. – Ред.) пытался покончить с собой не менее пяти раз. Поэтому он состоит на учете в психиатрическом диспансере и был освобожден от срочной службы в армии. В сентябре 2023 года Андрей подписал контракт с Минобороны и сразу попал в штурмовой отряд. С начала декабря Кузьмин находился в полевой санчасти в Херсонской области – неотапливаемом гараже – с воспалением почек и обострением психических проблем, но лечения не получал. Не дождавшись прохождения военно-врачебной комиссии (ВВК) и увольнения по состоянию здоровья, штурмовик сбежал.
«Вот Так» подробно рассказывал его историю. Теперь мы публикуем вторую часть монолога Андрея Кузьмина – о побеге длинной в 2 тыс. километров, жизни в страхе и планах начать новую жизнь в другой стране.
«Хотя бы перед смертью с родными побуду»
Я служил в Херсонской области, жил в блиндаже. Через пару месяцев у меня началось воспаление почек, вышла кишка (ректальный пролапс, то есть выпадение прямой кишки. – Ред.), поднялась температура. Поэтому 8 декабря меня положили в полевую санчасть.
Больше 10 лет я состою на учете у психиатра, и после контузии мои психические проблемы обострились. Меня возили в военный госпиталь на осмотр к психиатру. Врач сказала, что мне нельзя доверять оружие и необходимо срочно комиссовать. Но фельдшер медроты ответил, что меня эвакуируют в стандартном режиме вместе с другими больными и ранеными.
Я все обсудил с мамой и девушкой. Мы решили, что я приеду домой, возьму справки из психиатрической больницы и с ними вернусь обратно в Украину. Я хотел все сделать по закону. С одной стороны, я тогда еще верил, что меня и правда комиссуют. С другой, свыкся с мыслью, что мне снова прикажут идти штурм – так хотя бы перед смертью с родными побуду.
Я остался в полевом госпитале и стал ждать эвакуации. На самом деле, это не настоящий госпиталь, а просто гараж без окон и без удобств. Свет был только в одном месте. Воды и отопления не было. Туалет – яма на улице. Нас не кормили, поэтому мы ходили за два километра в местный магазин, покупали «доширак», колбаску, хлеб для себя и лежачих больных.
Гараж рассчитан максимум на 30 человек. Сначала нас там столько и было. Но со временем набралось под 70. Нас никак не лечили. В основном там лежали парни с осколочными ранениями. Те немногие, кто выжил после штурмовых атак, например, двое из 50. Один из них наступил на «Лепесток» (название противопехотной фугасной мины. – Ред.) и ему пятку оторвало. Были те, кто лишился руки или ноги. Даже раненым не давали обезболивающие, только делали перевязки. Для этого два раза в неделю приезжал медик из Крынок (село на левом берегу Днепра, «серая зона», которую на данный момент полностью не контролирует ни Украина, ни Россия. – Ред.).
«Домой они не вернулись»
30 декабря 2023 года по распоряжению военной комендатуры нас должны были эвакуировать в Симферополь, а оттуда отправить на повторную ВВК по месту жительства. Но в тот день вывезли только половину, потому что боевые распоряжения – это пропуск через границу – остальных [бойцов] потеряли. Мое тоже. В нашей части все время что-то теряли: то личные дела, то боевые распоряжения, то рапорты.
К нам в гараж привозили новых раненых, снова набралось человек 60 или больше. Было много тех, кто подрывал сам себя, чтобы вернуться домой: взрывали запал от гранаты в кулаке, им отрывало пальцы. Но домой они не вернулись. Кого-то подлечили в нормальном госпитале и снова – на фронт. На кого-то завели уголовное дело за уклонение от службы (ст. 339 УК РФ, «Уклонение от исполнения обязанностей военной службы путем симуляции болезни или иными способами»; наказывается лишением свободы на срок до 10 лет. – Ред.) и отправили под стражу.
Гараж, в котором находился Андрей. Видео предоставлено героем
Позже я узнал, что несколько десятков больных из первой партии эвакуированных вернули на «передок» (передовая линии расположения войск, соприкасающихся с противником; пехотинцы на передовой погибают первыми. – Ред.), остальным удалось сбежать. Не годным к службе не признали никого.
Рядом с госпиталем-гаражом были две глубокие ямы. Туда привозили штрафников: тех военных, кто пил либо отказывался участвовать в атаках. Привозили раза два в неделю. В каждую яму отправляли человек по 10 и заливали из шланга водой. Для этого специально пригоняли огромный водовоз. Заливали по пояс, чтобы нельзя было даже присесть. Ночью, чтобы никто не заметил, мы скидывали им сигареты и булочки.
Обычно сами штрафники эти ямы и копали. Их никто не охранял, потому что ямы глубиной семь-восемь метров самостоятельно не вылезти. Туда спускались по приставной лестнице и так же поднимались обратно. В ямах солдат оставляли на сутки, потом доставали и увозили обратно на линию соприкосновения.
Начальник штаба угрожал посадить нас в штрафные ямы, «обнулить» (убить сослуживца по приказу командира. – Ред.) либо отправить на «передок», если мы не откажемся от прохождения военно-врачебной комиссии. Он был уверен, что «косят» все, кроме неходячих.
«Голос в голове мне говорил убить парней»
Однажды наши командиры по пьяни поругались друг с другом. Один из них выгнал нас ночью из гаража, стал стрелять в воздух и орал второму: «Если своих сейчас не увезешь, я всех вас расстреляю». На следующий день нас всех, почти 70 солдат, перевезли в другой город Херсонской области и поселили в однокомнатные квартиры, человек по 15 в каждой.
В конце января нас наконец-то вывезли в Крым. Ехали в кузовах двух «Уралов». Когда прибыли в часть, к нам вышел командир: «Мы вас не ждали. Для вас тут мест нет». Сказал, чтобы мы снимали жилье за свой счет и раз в неделю приходили отмечаться.
Нас было восемь человек – тех, кто держался вместе. Мы нашли номер в отеле за 600 рублей в сутки и стали ждать отправки домой. Тогда же я впервые в жизни «лунатил». Несколько раз ходил во сне по гостиничному номеру. Голос в голове мне говорил убить парней. Когда очнулся, оказалось, что стою с ножом рядом с кроватью одного из них. После третьего раза парни стали прятать ножи.
Сначала мы, как и первая партия больных и раненых, должны были пройти комиссию по месту жительства. Но нас не отпустили. А через несколько дней офицер прислал сообщение в общем чате о том, что нашу роту уничтожили и мы их заменим в следующем штурме. Тогда я решил, что если не добьюсь прохождения ВВК по месту жительства, уйду в бега.
Крымские врачи всех годными признавали. Даже человека, который в бою потерял глаз и парня с гепатитом и ВИЧ. Местный медик написал в чат, что на ВВК никого не отпустят и никого не комиссуют, и что у нас есть выбор: вернуться на «передок» или уйти «в Сочи» (название ст. 337 УК РФ «Самовольное оставление части» сокращают до аббревиатуры СОЧ. На воинском жаргоне «отправится «в Сочи» означает «сбежать из части». – Ред.). Удивительно, но возможно, есть нормальные люди в армии, которые не хотят жертв.
У хоккеистов есть примета: они не бреются перед матчем (игроки НХЛ верят, что борода и щетина приносят удачу в решающих матчах. – Ред.). Я три месяца тоже не стригся и не брился на удачу. А за день до побега сходил в парикмахерскую. Мои сослуживцы отреагировали: «Ну все, значит, ты не вернешься».
Из семерых моих товарищей шестеро ушли «в Сочи», только один остался дальше служить. От него знаю, что этой зимой в нашей части не досчитались человек 200−300, примерно три роты.
Повезло, что почти все личные дела потеряли, а без данных [командиры] даже не знают кого искать.
«Когда ориентировка придет, мы тебя сами найдем»
Я сходил в часть отметиться и через два дня сбежал. По военнику купил билет на поезд до Сочи. Боялся, что там меня встретит военная полиция, поэтому вышел на две станции раньше. Оттуда поехал на попутках домой. Дорога в 2 тыс. километров заняла двое суток без остановок.
Дома меня встретили девушка и мама, стол приготовили. Казалось, это сон.
Первую неделю я был как «на измене». Все время паранойя, из дома если и выхожу, то прячу лицо. Не мог так жить и пошел сдаваться в военную прокуратуру. Объяснил, что дезертировал, потому что не получал лечения и на меня забили болт. Сотрудник проверил по базе, что я не в розыске, и сказал: «Не майся дурью. Когда на тебя ориентировка придет, мы тебя сами найдем». С моим бывшим сослуживцем такая же история произошла. Думаю, просто дело в бюрократии.
Я вернулся домой за лечением, но и тут его не получил. Ходил к психиатру, просил положить меня в больницу. Отказали. Сказали решать все вопросы с лечением через военную комендатуру, куда мне путь, естественно, закрыт. Физическое здоровье стало хуже. Печень болит, в туалет стал ходить с кровью. Но идти к врачу боюсь. В любой момент меня могут объявить в розыск и тогда в медицинские учреждения придет ориентировка. Если поймают, думаю, не будет никакого суда, сразу отправят в «Шторм–Z». И домой в гробу приеду.
Сейчас живу у родителей девушки. У них дом в лесу, до ближайшего магазина километров 60. Тут меня точно искать не будут. Но нервы все равно на пределе. Один раз сено раскидывали, КАМАЗ вдали проехал и шум был похож на летящую мину. Я упал, девушка засмеялась: «Не бойся, это же машина едет». Еще она говорит, что я кричу во сне. Мне постоянно снятся трупы и обстрелы.
«Горжусь тем, что никого не убил»
Моим отъездом занимаются «Идите лесом» (правозащитный проект, который помогает россиянам уклониться от участия в войне. – Ред.). Они же убедили меня в том, что восстановить российский паспорт (мой сгорел в блиндаже, когда туда прилетела мина) для меня безопасно. И правда, паспорт я восстановил без проблем, всего за неделю сделали. Как загранпаспорт будет готов, сразу уеду.
Лучше жить в чужой стране, но свободно, чем бояться, что дома за мной придут и пошлют на смерть. Я все еще этого боюсь.
Готовлюсь к отъезду. Продал машину, дом продаю. Мама будет приезжать ко мне, когда деньги накопит. А девушка закончит учебу и переедет ко мне. Ей еще два года в колледже учиться, будем общаться по видео, по вотсапу.
Не хочу больше за эту страну воевать и в ней жить, пока везде коррупция и обман. Мне стыдно за Россию. На днях смотрел видео на ютубе, как хоронят украинского военного, и заплакал. Мне очень жаль этих парней. У них нет шансов стать, как я, «пятисотыми» (так называют дезертиров. – Ред.).
Я горжусь тем, что никого не убил. Но совесть все равно гложет. Потому что когда уехал на войну, то на своей странице «ВКонтакте» агитировал других следовать моему примеру. Выкладывал свои фотографии с сослуживцами, писал, что мы едем убивать нацистов. Когда до меня дошла правда, я все удалил.
У моей мамы семь пятниц на неделе. Пообщается со мной и вроде все начинает понимать. А пообщается со своим сожителей или с моей сестрой, так Путин снова святой. Сегодня мама хотела меня отговорить от отъезда. Пили чай, смотрели телевизор, попалось шоу Владимира Соловьёва. Он сказал, что дезертиры должны получать прощение кровью. Мама сразу передумала: «Беги. Главное, чтоб живой был».
Источник: Ирина Новик, «ВотТак».
