В марте 2024 года исполняется 10 лет российской аннексии Крыма. После Евромайдана и бегства из страны пророссийского президента Украины Виктора Януковича Крым заполонили “зеленые человечки” (военные без знаков различия) и блокпосты. Владимир Путин вскоре признал, что это были российские военнослужащие. В конце февраля российский спецназ захватил здание Верховного Совета Крыма, в результате было сформировано новое пророссийское правительство во главе с Сергеем Аксеновым. 16 марта был проведен так называемый референдум о статусе Крыма, по итогам которого более 97% жителей проголосовало за вхождение полуострова в состав России. За исключением ряда стран, поддерживающих дружеские отношения с Кремлем, таких как Сирия, Венесуэла и Северная Корея, аннексия Крыма была признана незаконной мировым сообществом.
Согласно различным источникам, Крым за 10 лет аннексии покинуло от двухсот до трехсот тысяч человек. Основные волны отъезда крымчан с полуострова пришлись на 2014 год, полномасштабное вторжение России в Украину в феврале 2022-го, а также на объявление мобилизации российскими властями осенью того же года.
Люди, покинувшие Крым в разное время, рассказали Радио Свобода о том, что мотивировало их уехать с полуострова и есть ли у них надежда на возвращение.
“Я думал, скоро можно будет вернуться”
Февзи Мамутов – мастер спорта по греко-римской борьбе, многократный чемпион различных соревнований в Украине и Европе. В 2014 году он в связи с российской оккупацией уехал из Севастополя, где проживал с детства, и продолжил выступать под украинским флагом. В 2021 году Мамутов был избран депутатом Одесского областного совета, а после начала полномасштабного российского вторжения в 2022 году стал регулярно ездить на линию фронта и помогать украинским военным и беженцам.
– В 2014 году, когда произошла аннексия, я совсем недолго оставался в Крыму. Я тогда был спортсменом. Начались запреты символов Украины, с которыми запретили заходить в спортшколу. Я понял, что это все неуютно. Понял, что представлять на соревнованиях страну, которая пришла и захватила твой дом, скажем так, не совсем корректно. Плюс на тот момент я представлял Центральный спортивный клуб Вооруженных сил Украины – это присяга, определенного рода клятва, которая, естественно, только добавляла задора для борьбы за возвращение своей земли. C крымскотатарской позиции – из Кремля всегда поступали сомнительные приказы в отношении нашего народа, которые приводили к убийствам и депортации значительной его части. Это происходило не один и не два раза в истории, поэтому мы все понимали, что нас ждет. И сегодня мы видим множество политических заключенных, преследования, обыски – и так все десять лет.
Когда я выезжал из Крыма весной 2014-го, я не взял с собой летние вещи, потому что все это, по моему мнению, должно было закончиться до лета. Меня до сих пор ждут в Крыму эти вещи.
– Что стало для тебя точкой невозврата?
– Больше всего шокировало, когда к тебе приходят, захватывают и тебе что-то навязывают. Есть определённые конвенции ООН, общепризнанные, принятые границы стран, и все эти захваты, уроки псевдоистории от кремлевского дяденьки – вот с этой чушью жить в одной стране очень сложно. В 2014 году еще один пункт был – это всеобщий экстаз Севастополя. Вот этот экстаз, когда я увидел где-то в городских чатах в ВК сообщение, что “я сегодня дышал одним воздухом с нашим президентом”. Это пишет человек, который потенциально мог бы учиться со мной в школе. Это все сумасшествие, люди, которые с каждым днем все больше и больше поддавались “соловьевщине” – и это работало. Они вот дышали одним воздухом со своим президентом, а я как-то не выдержал – воздух слишком густой.
Вскоре после аннексии я ехал в Севастополь. На подъезде к городу ко мне подходит человек очень странного вида, который, по ощущениям, много лет проживал на улице, одет в цвет хаки, пахнет костром – вот такого вида человек просит у меня паспорт на досмотр. Я, будучи на тот момент довольно вспыльчивым молодым спортсменом, объяснил ему, куда ему следует пойти. И он говорит: “Вот из-за таких, как ты, к нам сейчас приедут бандеровцы и будут всех резать”. Потом у этих персонажей появились медали “за оборону Севастополя”. Обороняли они нас от “бандеровцев, которые ехали нас резать”. Сейчас, по сравнению со всем, что происходит, история смешная. Тогда можно было бы дать этому человеку по морде – это ничего бы не изменило. Но вот сейчас каждой летящей на тебя ракете по морде не дашь, каждому военному, который совершает геноцид в Буче, по морде не дашь – это уже полномасштабная война.
В общем, в 2014 году я относился ко всему происходящему с долей протестного глумления, всё это было смешно. А потом стало не смешно – начали люди пропадать, был убит активист Решат Аметов, выступавший против аннексии. Перед смертью его пытали. Кого-то не нашли вообще, находили отрезанные головы. Речь не только о крымских татарах, сидят и украинцы, и русские, активисты и предприниматели, которые выражали свою гражданскую позицию. C началом полномасштабного вторжения Россия вывезла политических заключенных из аннексированного Крыма вглубь страны. Это говорит о том, что, когда произойдет деоккупация Крыма, у нас еще будет задача возвращать этих политических заключенных.
Далее начались преследования тех, кто выступал за Украину на митинге 26 февраля 2014 в Севастополе. Мустафу Джемилева не пустили в Крым, объявив меджлис крымскотатарского народа “экстремистским”. Что такое меджлис – это выборный орган крымских татар. Если выборный орган экстремистский, значит, весь народ – экстремисты?
– Есть ли у тебя надежды на возвращение в Крым?
– Мы всё делаем для этого. Есть западные партнеры, которые помогают, есть огромная внутренняя воля народа. Это невероятно, насколько объединилось население Украины. У меня свой волонтерский центр, я езжу с первых дней на фронт. Профессии людей, помогающих фронту, настолько разноплановые, настолько не связанные с войной, что это невероятно. Но это также расстраивает. В этой войне Россия использует в том числе зэков, в какой-то мере происходит утилизация населения. А у нас умирают поэты, режиссеры, писатели, политики – они умирают в военной форме, на фронте. У нас на фронт пошли самые сознательные, и мы теряем лучших.
– Как бы ты охарактеризовал людей, уехавших из Крыма в 2014 году?
– Эмигранты 2014 года – это про идею. Это люди, которым было что терять и что строить и которые понимали, что строить это в условиях тоталитаризма – бред. Воспитывать детей, начиная с гимна России по утрам в школе, – что это? В какой-то период времени начали выезжать предприниматели, которые увидели, что экономика очень шаткая. Налоговый кодекс постоянно меняется. Инфраструктуру там создают вопреки экологии – “горы пилили”, чтобы проложить дорогу от Керчи до Севастополя. Мы понимаем, что это было сделано, чтобы ввезти военную технику. Мы понимаем, что это не о людях. Все эти нюансы так или иначе влияли на принятие решений людьми.
– Как полномасштабное вторжение России в Украину в 2022 году повлияло на отношение украинцев к Крыму?
– Как я уже сказал, летние вещи я с собой не брал и думал, что скоро это все закончится. Но каким-то образом мы выдержали 10 лет этой борьбы и сохранили в себе желание вернуть свою землю. За период аннексии у многих украинцев вопрос возвращения Крыма атрофировался – может, по прошествии времени, может, из-за других проблем. Но полномасштабное вторжение все поменяло. Когда воочию увидели силу “второй армии мира”, убедились, что мы можем бороться, вопрос возвращения Крыма снова стал первостепенным.
Чем дольше длится эта аннексия, тем больше людей внутри Крыма может с этим как-то мириться. Но у тех, кто не смирился, их стержень и гражданская позиция настолько твердые и ярко выраженные, что они подвергаются еще бóльшим преследованиям в Крыму. Новые обыски, репрессии, срока…
Но 10 лет оккупации не прошли безвозвратно. Что могут крымчане сделать с оккупацией? Украинцы смогли, например, снести президента, который загонял их под Россию и узурпировал власть. А крымчане, которые были в свое время причастны в какой-то степени к революциям в Украине 2004 и 2014 годов, уже 10 лет находятся в положении, когда выражать свое мнение нельзя. Они к этому привыкают, им нужно будет проводить огромную реинтеграцию к свободе. Они просидели в клетке 10 лет.
Еще один момент – людей в Украине убивают с нашей территории (Крыма. – РС). Основная масса баллистических ракет к нам в Одессу летит из моего Севастополя. В Севастополе, откуда запускаются ракеты, живет моя мама, а в Одессе, куда они прилетают, живу я.
“Продали всё за копейки и уехали”
Олег (фамилию не называем по его просьбе) – предприниматель и ютуб-блогер из Крыма. C 2012 по 2019 год он занимался строительным бизнесом в городе Саки, а в 2022 году, в связи с полномасштабным вторжением России в Украину, вместе с семьей уехал в Германию. Вскоре после вторжения он вместе со знакомыми из Крыма создал группу в телеграме, которая помогла нескольким сотням крымчан выехать из региона.
– Как менялась жизнь в Крыму, начиная с аннексии в 2014 году, и, как человек, который, видимо, это не поддерживал, как вы себя там ощущали?
– Когда началась аннексия, мы не понимали вообще, что происходит. Мы жили тогда в Симферополе, и там появились одни из вот первых блокпостов с “зелеными человечками”. Ну, естественно, ты смотришь в окно, а там стоят какие-то военные, БТРы, и никто не понимает, кто это. В первые дни весь Крым не понимал, ну, кроме власть имущих, естественно, они-то понимали.
За время того, что происходило, мы очень-очень четко научились понимать, что такое свобода. Когда началась война, у меня был абсолютный шок. Спустя три дня мы с женой решили все продавать и уезжать. Мы начали продавать все, что можно, причем за копейки, лишь бы продать, и уехали. Когда мы приехали в Казахстан, я до сих пор помню запах и вкус воздуха, который ты чувствуешь, как только пересекаешь границу. Вот ты выехал, ты в Казахстане – и ты понимаешь: свободен! То же самое было все время, когда ты пересекал границу и ехал на территорию Украины. А пока ты находишься там (на территории под контролем России. – РС), ты просто чувствуешь вот это нагнетание: это нельзя сказать, здесь лучше промолчать, тут лучше уйти, здесь лучше не вякать. Например, у сына в детском садике были уроки патриотизма, и он приходит и начинает петь гимн России. Приходит и начинает говорить о том, что Россия – самая великая держава, ну, и все в этом ключе. И ты думаешь, как ему всё объяснить так, чтобы к тебе завтра ФСБ не пришла. То есть ты начинаешь как-то это аккуратно и потихонечку говорить. Мы смогли это сделать.
Когда мы в 2022-м уезжали, очень сильно просили нашего ребенка никому ничего не говорить, пока мы не выехали из России. То есть мы сказали: “Молчи всю дорогу”. И эту всю дорогу он молчал, ни слова не говорил до тех пор, пока не прилетел в Казахстан. А там, когда только сел в такси, он говорит: “А теперь можно?” Мы говорим: “Можно”. То есть это тюрьма, как по мне. Ты живешь, все время подбирая слова.
Еще запомнилось отношение россиян, массово приезжавших в Крым после аннексии. В 2014 году, после аннексии, мы летели из Москвы в Симферополь. И тут слышим разговор семьи из России, дочь спрашивает маму, что это за аэропорт, а мама отвечает: “Ну, такой вот аэропорт. Ну, что ж ты хотела? Это же Крым, он был в Украине, сюда же два самолета в год прилетало”. Я начал замечать какое-то пренебрежение к нам. То есть мы как будто люди второго сорта, словно крымчане – это люди, которые до того, как туда пришла Россия, на пальмах жили и бананами друг в друга бросались, а тут теперь россияне пришли – и все изменится. И это отображалось абсолютно во всех сферах жизни, когда приезжали какие-то представители из России. Они начинали нам рассказывать о том, что мы не так делали.
– Как аннексия отразилась на ведении бизнеса?
– У меня был строительный бизнес. У нас, например, был один объект в Ялте, который был построен еще во времена Украины, и его оставалось ввести в эксплуатацию. Они (власти аннексированного Крыма. – РС) сначала сказали, что нормативная база останется та же самая, закон обратной силы не имеет, “вам не придется ничего переделывать”. Но в итоге начинаются палки в колеса, и они это затянули до такой степени, что у меня лично была встреча с Аксеновым (российский глава Крыма. – РС), мы с ним встречались по этому объекту, я говорю: “Так и так, надо ввести его в эксплуатацию”. Он говорит: “Хорошо, с тобой завтра встретится человек”. И со мной встретился замначальника ФСБ и сказал: “Вопросов нет, два этажа – и мы вводим в эксплуатацию ваш объект”. То есть вопросы там решались с помощью коррупционных таких вот схем… Просто обычный жилой дом, здание. Но настолько все погрязло там, что, в принципе, абсолютно любые вопросы решались только через верха, нет возможности пожаловаться абсолютно никуда, решить вопрос законно нигде и никак. Только собрать вещи и уехать оттуда, потому что другого варианта у тебя не будет никакого.
– Вы в итоге создали чат-бот и телеграм-группу для помощи желающим выехать из Крыма. С чего все началось?
– Группу совместно с девушкой, которая тоже уехала из Крыма, создали после вторжения России в Украину в 2022 году. Мы практически не спали – постоянно консультировали или отвечали на вопросы желающих выехать. И мы настолько уже устали, что создали чат-бот со всеми возможными вариациями, куда выехать, какие документы нужны, где какую границу проходить, номера телефонов, где к кому надо обращаться и так далее. Он сейчас заблокирован, потому что им уже меньше пользуются, естественно, но тогда он прямо был нарасхват.
– В мобилизацию больше группой пользовались? Или после вторжения?
– Вообще, я воспринимаю две волны эвакуации. Первая волна – это были украинцы, которые выезжали после вторжения, а вторая волна – люди, которые вдруг вспомнили, что они украинцы, когда объявили мобилизацию. Мы очень неохотно им помогали, потому что иногда доходило просто до маразма. Ты сидишь, общаешься, потратил часа два-три своего времени, ты человеку говоришь: “У тебя не получится выехать в Польшу, тебе надо выехать в Казахстан”, а он говорит: “Да нет, я хочу поехать именно в Польшу, мне надо пошопиться”. И ты сидишь и думаешь: я тут столько времени сейчас убил для того, чтобы ты просто поехал в Польшу на шопинг?
Или человек говорит: “Я спалил свой украинский паспорт”, и ты думаешь: а вот зачем мне тебе помогать? Ну, ты же уже не украинец, ты отказался, ты спалил паспорт. Но я, конечно, преодолевал этот момент, потому что чем больше их уедет, тем меньше таких людей поедет воевать в Украину (в составе российской армии. – РС). Это немножко вдохновило еще больше помогать. Приблизительно равная была активность в момент, когда началась война и когда объявили мобилизацию.
Основная проблема была, первое – перегруженные границы. Второе – появлялись вот эти вот эти пункты на границе с Беларусью, где сидели эфэсбэшники. Но они больше занимались фильтрационным элементом, нежели вопросом мобилизации. Мы всем людям советовали удалять из телефона нашу группу при переходе через границу. Cлава богу, что все, кому мы помогали, выехали.
– Есть надежды на возвращение в Крым, если он вернется в состав Украины?
– В моем понимании существует вопрос, когда он вернется, а не “если”. Но проблема в том, смогу ли я сосуществовать с людьми, которые поддерживали и ждали Россию, предав тем самым Украину. В силу отсутствия состава преступления они, вероятно, останутся на свободе. Как мне с ними общаться, жить на одних улицах и в домах – я не знаю.
“Отрицание, злость, как у всех”
Павло (фамилия скрыта по соображениям безопасности) – программист из Севастополя. Он уехал из Крыма почти сразу после объявления Россией частичной мобилизации в сентябре 2022 года. Как говорит сам Павло, он не хотел воевать против собственной страны, имея в виду Украину.
– Какая обстановка была в Крыму после аннексии?
– Обстановка оккупации в прямом смысле этого слова – страшно, в первую очередь, за друзей крымских татар. Это бросалось в глаза, особенно на контрасте со свободой в Украине – засилье флагов, псевдопатриотизма, пропаганды. Я тогда учился – в университете почти полностью заменили программу: достаточно актуальные предметы сменили на какое-то старьё, добавили много часов истории России и русского языка (притом что я был на технической специальности в Севастопольском государственном университете). Хорошие преподы в течение года-двух уехали из Крыма.
Отторжение вызывало всё, что связано с Россией. Да, в Украине и тогда, и сейчас много разных проблем, но мы их решаем и двигаем себя и страну вперёд. В Крыму же я увидел, что Россия – это просто инструмент в руках диктатора.
Все в Крыму уже давно привыкли скрывать свои взгляды. Например, мой родственник, когда разговор заходит про войну, максимально однозначно называет Россию оккупантами. После очередного такого разговора в чате их подъезда одна из приехавших россиянок написала на него донос в полицию. Потом участковый ходил по соседям и расспрашивал про моего родственника. Благо, конкретно в том подъезде осталось много украинцев, и они сказали, что все это преувеличение.
Отразилась аннексия и на работе – я работаю в IT уже 9 лет. В начале карьеры, вскоре после аннексии, я старался поскорее выйти на международный рынок, но когда украинские компании узнавали, что я в Крыму, – почти сразу говорили, что не получится работать вместе, а международные и подавно. В итоге выбора по факту и не было.
Сейчас, после отъезда из Крыма, я работаю в команде с украинцами, белорусами, россиянами – все хотят, чтобы Путин с Лукашенко поскорее покинули нас, и мы могли вернуться в свои страны.
– Как вы переживали вторжение России в Украину? И как оно отразилось на жизни в Крыму?
– Отрицание, злость, думаю, всё как у всех. Я очень переживал за друзей, почти все они были в Киеве тогда. Уехал из Севастополя на природу, поскольку невозможно было находиться в городе – все в российских флагах, рекламе “СВО”, много военных и техники. Зенитный ракетный комплекс С-300 я видел на дорогах почти каждый раз, когда бывал в Севастополе. За 7 месяцев c момента вторжения до отъезда из Крыма я ни разу не съездил к маме в Джанкой – он стал одной большой военной базой.
Зато Крым в горах, без пропаганды остался и будет всегда украинским, там было хорошо, надеюсь скоро вернуться.
– Как вы отнеслись к мобилизации? Как отреагировали друзья, знакомые?
– На момент мобилизации у меня почти не осталось друзей и знакомых в Крыму. Делиться своей позицией было страшно, потому что знакомые из моего круга общения почти все уехали. Ну и в целом, по ощущениям, в 2022 году каждый второй человек в Крыму уже был приехавшим из России.
Когда началась мобилизация, я понял, что вероятность поехать воевать против своей собственной страны стала слишком велика, и уехал с минимумом вещей. Особенно сложно было оставлять маму и сестру, которые, скорее всего, уже не смогут уехать.
– Как и когда вы выбирались из Крыма?
– 25 сентября 2022 года я поехал из Крыма в Брест на автобусе и поезде. Белорусские пограничники не выпустили меня в сторону Польши, так как тогда, по слухам, им ФСБ РФ спустила указание не пропускать без российского загранпаспорта тех, у кого прописка в Крыму. Пришлось два месяца ещё пробыть в Беларуси и делать загранпаспорт в консульстве России. С российским загранпаспортом уже пропустили, но пришлось очень долго объяснять всё на границе – благо, выезжал с волонтёрами, они очень помогли. Пограничники начали говорить, что поляки не разрешат к ним заехать, что не могут выпустить без визы, что нужна какая-то там справка из военкомата российского, и так по кругу. Мы с девушкой-волонтёром, которая меня сопровождала, объясняли, что нет таких законов (про справку) и что Польша впускает по любым документам. В итоге мы добились, чтобы пришел начальник смены, он куда-то там позвонил и сказал пропустить меня. Каких-то обысков и допросов у меня не было. Очень приятно было потом сжигать российский загранпаспорт.
Первое время после выезда из Крыма было сложно в элементарных вещах – забронировать жильё, поскольку не было нормальной карты, тут мне друзья помогли. В первый же день в Варшаве шёл около Дворца культуры и науки, там парень пел “Обійми” “Океана Эльзы” – стало очень больно. Украинские флаги вокруг и чувство безопасности от России позволило выдохнуть.
Источник: Дина Сахарова, «Радио Свобода»
