Наши родители – дети войны, а дети наших детей рождаются во время войны. Да, наши внуки рождаются во время войны под звуки сирен и часто в подвалах больниц, даже если эти больницы – в тысячах километрах от линии фронта. На линии фронта идет бой за то, чтобы здесь была жизнь.
Наши родители рождены до войны и во время войны. Их война – это расстрелянные парни, чьи тела положили на снег в центре села возле школы, чтобы видели все, чтобы родные этих юных повстанцев не сдержали слез – и тогда запытают некоторых, а вывезут всех. Далеких и близких, всех, весь род, всё село.
Их война – это старшие братья, которые пошли на войну, от которых осталось только фото, крошечное фото. Первые дни, территория Польши, первые дни, территория Чехии и Кенигсберг.
Они не хотели об этом говорить. Они не хотели об этом говорить ни с кем – даже те, кто был, воевал и вернулся в живых. Мы, их дети, воспринимали войну как кино, как забаву, как игру, «войнушки», в детстве во дворе мы играли в «войнушки», а потом, как выросли, покупали их внукам, нашим детям – игрушки-оружие. Мы воспринимали это просто как игру.
У моего поколения в детстве не было войны, в нашем детстве война была в телевизоре и на большом экране – «четыре танкиста и собака», партизаны и немцы. Ветераны, которых приводили в школу, пионерский салют, возложение венков, вечный огонь, «день победы». Мы думали, что мир будет всегда, что война осталась где-то там, в прошлом, а в наше время –
разве там, в далеких, неизвестных, неблизких краях. Мы ошиблись. Война была вопросом времени, война за нашу свободу и независимость была лишь вопросом времени, и она пришла в детство детей, наших детей, и она посеяла смерть. Варвары с севера пришли, чтобы убить нас всех. Нас, наших родителей, наших детей и детей наших детей.
Убитые и искалеченные дети. Нерожденные дети родителей, которых больше нет. Их папа и мама погибли там, под завалами города, которого больше нет, погибли там в жестоких, ожесточенных боях на востоке и юге, защищая нас в рядах ВСУ. Их папа и мама так молоды, они даже не были знакомы, не успели. Проклятая война.
Когда звучит сигнал тревоги в детских садах, маленьких детей выводят в общий коридор, их пробуждают, одевают еще сонных и выводят в этот коридор. Когда звучит сигнал тревоги, уроков в школе больше нет, учебы нет, все спускаются вниз. Укрытие, бывший подвал. А когда нет подвалов и укрытий, они, школьники, идут в коридор. Ванная комната – и ванна, где можно спрятаться, где дети ночуют, когда на город летят бомбы и ракеты. Наши внуки в детстве пережили и увидели ужас, которого дети не должны ни знать, ни видеть. Наши внуки поют «Пили воду из батарей и боролись за жизнь…» Мы и наши дети пели другие песни, мы не знали этих слов «возьмите с собой тревожный чемоданчик, спуститесь в укрытие, сохраняйте спокойствие…», мы не слышали «Внимание ! Воздушная тревога!»
Демографы называют все то, что ждет нас, Украину, после войны по-разному: кто толерантно – кризис, демографическая яма, а кто говорит откровенно – беда. Не знаю, кто из них прав. Но знаю, что наши родители – дети войны, и тот факт, что я могу жить, писать эти буквы, означает только одно – жизнь будет продолжаться: мы, украинцы, наши дети, наши внуки, правнуки и правнуки правнуков – мы будем жить. Украина была, есть и будет всегда.
Источник: Майкл Мишкало, Zbruc.
