«Куда вы его увозите?» — «Поговорить. С ним поговорят — и отпустят. Уже вечером, наверное, дома будет». — «Правда?» — «Слово офицера!» Примерно так в начале войны российские силовики забрали тысячи украинцев. Они не вернулись ни сегодня, ни завтра. Через полгода-год родственники узнавали, что их отца, мужа или сына будут судить в России за шпионаж и ему грозит огромный срок. Или ничего не узнавали — и до сих пор не знают. Увезли, посадили «на подвал», пытали, вроде увезли куда-то в Россию, дальше следы теряются. То ли жив человек, то ли его еще тогда запытали и закопали. Вот пять таких историй.
«Сказали, что забирают только поговорить»
Юлия Заривная рассказывает о похищении своего мужа, Александра Заривного. Ему 55 лет, он госслужащий
Александр по образованию учитель. Работал в школе, преподавал химию и биологию, потом 15 лет был директором детского дома и начальником районного отдела образования. Последняя должность — начальник управления гуманитарной политики Херсонской районной военной администрации.
Мы живем в городе Олешки, на левом берегу Днепра, напротив Херсона. Мы оказались в оккупации сразу после российского вторжения. 17 марта 2022 года к нам домой пришли военные с российскими шевронами. Высокие, крепкие, с автоматами, в балаклавах — забрали моего мужа. Сказали, что забирают только поговорить. Застегнули наручники и увели. Никаких документов, ордеров и повесток не предъявили. Я им поверила! Думала, он правда скоро вернется. С тех пор прошло почти два года.
После похищения его десять дней держали в Херсоне. Уверена, что его пытали и заставили подписать все, что они хотели. Возможно, у них были списки госслужащих и похищение связано с его работой. Его склоняли к сотрудничеству с россиянами. Или им не понравилось что-то в его телефоне или в соцсетях.
В те дни мы были в таком шоке, что почти не общались между собой. На нас обрушилась война, магазины закрылись, десять дней не было хлеба, дрожжей тоже. Мы с трудом добыли дрожжи, начали печь хлеб. Я добывала продукты для семьи. У нас двое взрослых детей, престарелые родители.
Вскоре после ареста мужа мы выехали из Олешек. Мы выезжали вместе с большим потоком людей. Шли длинные колонны машин. На блокпостах российские военные выборочно проверяли багажники и довольно внимательно изучали телефоны.
Первые сведения о муже я получила только в конце декабря 2022 года. Мне позвонил его адвокат по назначению и сообщил об аресте. Конечно, спасибо, что сообщил. Звонок совпал по времени с тем, что на одном из российских ресурсов выложили видео допроса моего мужа. Лицо было заблюрено, но я узнала его по голосу и одежде. В ролике говорилось, что он передавал данные о передвижении российских войск.
Наконец-то я хотя бы узнала, что он жив! Его и других похищенных 28 марта вывезли в Симферополь. По дороге в Крым ему сломали руку, она долго не срасталась. Летом у него был сердечный приступ. Слава богу, вызвали скорую, успели спасти.
С этого времени разрешили переписку через «ФСИН-письмо». Его судили в Симферополе и приговорили к 13 годам строгого режима по статье 276 «Шпионаж» УК РФ. Суд был закрытый. В качестве доказательств вины, я думаю, ему предъявили его телефонные разговоры или переписку.
Сейчас его условия содержания относительно сносные. Можно отправлять передачи. Муж — сердечник, его периодически осматривает тюремный медик. Есть минимальная медицинская помощь, один раз даже брали анализы. У него есть лекарства от сердца и от давления.
Я писала российскому омбудсмену Татьяне Москальковой. В ответ пришло уведомление, что письмо передано «в соответствующие органы». Обращалась к омбудсмену Крыма. Мне ответили из ФСБ и из военной прокуратуры в Севастополе, что в задержании моего мужа не выявлено нарушений.
Муж — верующий христианин, поэтому он молится, его поддерживает молитва. Его навестил священник, и это стало большой моральной поддержкой. Он заметно воспрянул духом после этой встречи. Я ходила в церковь, заказывала молитву за здравие мужа. В протестантской церкви даже была, и в баптистской. В какой-то группе в соцсети девушка написала, что собирает записки в Стену Плача — я и туда написала в прошлом году. Рассчитываем на божью помощь.
«Дали маме слово офицера, что вернут папу домой до вечера»
Виктория Котова рассказывает о похищении своего отца, Сергея Котова. Ему 51 год, он инструктор по вождению
Мы из города Олешки. Моего отца забрали сотрудники ФСБ. 7 апреля 2022 года они пришли и окружили наш дом со всех сторон. Сверху летал дрон. Меня не было дома, я с семьей уже несколько лет живу за границей. Дома были мама, папа и младшая сестра.
Один силовик перелез через забор, папа увидел его в окно. Тот сказал ему: «Выходи». Папа ответил, что оденется и выйдет.
У меня папа — бывший спортсмен, а сейчас инвалид, передвигается на костылях после производственной травмы. Он пошел в вольер закрыть собак, все это время военные держали его на мушке. Когда он открыл ворота, влетели 15 человек с оружием, в масках и балаклавах.
Они не представлялись. Папа попросил не пугать ребенка. Они спросили, сколько лет девочке, он ответил — 14. Сказали разбудить и привести. Моих родных развели в разные комнаты. Отца завели на кухню и допрашивали. Забрали и просмотрели телефоны. В ходе допроса папу били, давали подзатыльники.
Обыскали весь дом, огород и подвал — ничего не нашли. Потом ему велели взять паспорт и собрать лекарства — и увезли. Дали маме слово офицера, что вернут папу домой до вечера того же дня, просили никому ничего не говорить. С тех пор прошло почти два года.
На следующий день ему дали позвонить маме, моей сестре и мне. Было слышно, что он говорит по громкой связи, голос был как будто чужой. Я поняла, что его били.
Мама и сестра уехали из Олешек через неделю после того, как забрали отца. Друг семьи провез их через линию фронта и девять блокпостов.
Все дальнейшее мы узнали значительно позже. Когда его посадили в машину, один из офицеров сказал: «Ты нам сейчас все расскажешь, я и не такие рты открывал в Чечне, ты нам и в убийстве Кеннеди признаешься». Они поехали в соседнее село и провели обыск еще в каком-то доме, пока мой отец под охраной сидел в машине. Ему на глаза натянули шапку, а уши перемотали скотчем. Повезли в Херсон, в здание СБУ. Когда его вытаскивали из машины, он услышал голос: «Привет, Серега!» — но не понял, кто говорит. Мы подозреваем, что кто-то сдал его.
Там его держали три дня. Пытали током. С ним был еще один пленный, молодой парень. Силовики его душили пакетом, требуя рассказать, кто снят на видеоролике с инструкцией, как выехать из Олешек. Он широко разошелся в сети, так как зеленого коридора не было. Тот парень не знал, кто автор видео. Папа заступился за парня, сказал, что тоже видел ролик. Тогда папу начали бить по ребрам, голове, ушам.
Майор приказал его расстрелять. Его повели в яму для ремонта машин, поставили на колени лицом к стене. И кто-то спросил: «Ну что, вспомнил, Кот?» Его фамилия Котов и друзья дали ему прозвище Кот. Так его могли назвать только близкие знакомые. Но папа из-за скотча на ушах не понял, чей голос.
Папе стреляли над ухом, довели до приступа, пришлось вызвать врача с капельницей. На следующий день его снова допрашивали. Вскоре отца этапировали в Крым. Сказали, что везут для проверки на полиграфе, а потом отпустят. 10 апреля он был в Симферополе в СИЗО № 1.
Мы полгода ничего не знали о его местонахождении. Мы искали, и к нам обращались мошенники, просили деньги за якобы информацию об отце. В августе 2022-го освободился его сокамерник, отец связался с нами через него. Этот парень точно описал папины татуировки и назвал его любимое блюдо. Мы стали отправлять запросы в Симферополь, но ответа не было.
Также посланник от папы рассказал, что скоро должен освободиться их другой сокамерник. В декабре 2022 года тот действительно вышел. Он сообщил, что папу перевели в симферопольское СИЗО № 2. Мы удостоверились в этом и наняли адвоката. Папа не знал, что у него есть адвокат.
10 мая 2023 года россияне официально признали задержание отца. Его вывели из камеры, предъявили обвинение в шпионаже в пользу Украины и оформили задержание. На следующий день был суд. Тогда отец узнал про адвоката и про нас, что его близкие в порядке. До этого, как он писал, он пребывал в полной неизвестности, переживал о семье и даже хотел вскрыть вены от отчаяния.
Когда его легализовали, ему разрешили принимать посылки и переписываться с нами. Адвокат прислал его фотографию, и мы пришли в ужас. Наш папа — крупный мужчина, в прошлом мастер спорта по жиму лежа, всегда державшийся в хорошей форме, был таким истощенным! В российской тюрьме его вес упал до 65 килограммов.
Суд 27 сентября 2023 года проходил в закрытом режиме. Прокурор запросил 19 лет, но дали 15 лет строгого режима. Из-за гостайны мы толком ничего не смогли узнать о деталях дела. Апелляцию и нашу жалобу должны рассмотреть в начале этого года.
Условия содержания у папы тяжелые. Камера — четыре на шесть метров, в ней четыре человека. Недавно включили отопление. Раз в неделю баня. Питание ужасное, спасают передачки. Раз в неделю дают вонючую рыбу — нос закрываешь и ешь. В шесть утра подъем, после подъема нельзя садиться и ложиться на кровать, только на лавку. Раз в день — прогулка 30 минут. Отец старается отжиматься, чтобы поддерживать себя в форме. В камере есть видеонаблюдение, за ними следят. В изоляторе есть библиотека, можно читать. Переписываться можно через систему «Зона телеком». Я пишу по электронной почте, ему распечатывают письмо и приносят в камеру. Я ему оплачиваю пустые бланки, он от руки пишет ответ, тюремщики сканируют и присылают. Все письма проходят тюремную цензуру. Получается два письма в неделю.
«В какой-то момент из кустов им крикнули: “Стоять!”»
Анна рассказывает о похищении своего мужа, 29-летнего Ивана. Он разнорабочий, в последнее время работал охранником
Когда началась война, мы с мужем были в дачном поселке Круги в Вышгородском районе Киевской области, где я работала гувернанткой, а муж охранником. 28 февраля 2022 года Ивану позвонил его брат и сказал, что не может добраться домой, в поселок Дымер, потому что российские войска зашли туда, а мосты взорваны. Муж сказал ему идти по берегу Киевского водохранилища и пообещал пойти навстречу, чтобы тот не заблудился. Я пыталась не пустить мужа, но тот твердо решил помочь брату. Больше он домой не вернулся.
2 марта ко мне приехала дочка с мужем и детьми. Младшему было всего два месяца. Надо было найти молоко, чтобы кормить. Связи и транспорта не было, электричества и тепла тоже. Информация до нас не доходила.
Я пошла в наш поселок Дымер, в 12 км от работы, чтобы найти, кто держит корову, купить молока и выяснить, где Иван. Побывав в квартире, поняла, что он не возвращался домой, опросила оставшихся соседей. Так я ходила каждые два дня пешком через российские блокпосты. Меня раздевали, проверяли, придирались, выворачивали сумки с продуктами, которые я с трудом нашла для семьи. Однажды раскидали по земле мою картошку. Я ходила к друзьям, оставляла в дверях записки: «Ваня, ты знаешь, где мы, мы ждем, добирайся к нам». Потом соседи мне сказали, что очень многих наших ребят удерживают в здании завода «Викналенд» — как раз в Дымере («Важные истории» рассказывали, что там делали с людьми).
Там стоял блокпост. Солдат мне сказал, что у них такого нет. Я просила его что-то узнать, хотя бы передать Ване теплые носки. Через два дня знакомая предупредила, что лучше туда не ходить — гребут всех подряд и увозят в неизвестном направлении. 30 марта я увидела, что блокпоста нет. В тот день российские войска уехали из Киевской области.
Спустя пять дней в поселке появилась полиция, и я заявила о пропаже мужа. Когда появились связь и свет, начала искать через соцсети. Отозвался один человек. Он спросил: «А что, Ваня еще не дома?» Я уцепилась за эту ниточку и узнала, что, когда Ваня шел за братом, он встретил попутчика. Тот шел домой в Вышгород. Февраль, стемнело рано. В какой-то момент из кустов им крикнули: «Стоять!» Это был российский блокпост. Военные завязали им руки и глаза и посадили в ангар в селе Козаровичи. Их допрашивали три дня. Бог знает, о чем. Ване нечего было сказать, он гражданский человек, даже в армии не служил.
Потом их привезли в Дымер, где держали многих пленных, продолжали допрашивать. В плену люди потеряли счет дням. По подсчетам Ваниного знакомого, 9 марта десятерых пленных, в том числе Ваню, посадили в бронетранспортер и куда-то увезли. Самого этого человека освободили спустя несколько дней. Как они определяли, кого отпускать, а кого держать? Потом я выяснила, что оставшихся вывозили сначала в Гостомель, а потом в Беларусь и оттуда развозили по разным СИЗО и колониям.
Потом появилась информация, что есть обменянные, кого-то возвращают из России. Я находила этих людей, спрашивала, может, слышали фамилию. Были те, кто слышали, но самого Ваню не видели. Я расспрашивала о нюансах, чтобы убедиться, что это точно мой муж. Очередной освобожденный, который был не в лучшем состоянии после мучений и плена — то что-то забывал, то вспоминал, — сказал, что видел моего мужа. Он рассказал, что всех заключенных заставляют ходить, опустив голову, согнувшись. По его словам, он видел Ваню в Беларуси в распределителе, когда его готовили к отправке в Россию. Другой вернувшийся сказал, что видел Ваню в Новозыбкове Брянской области. Он привел подробности, услышав которые я убедилась, что это действительно мой муж.
В сентябре 2022 года я получила записку от Вани. Это точно был его почерк! Письмо было написано еще 14 апреля 2022 года. Видимо, когда он только попал в колонию или СИЗО. Многие из нашего района получили одинаковые письма: «Жив, здоров, не болею». Четыре слова за все время. Больше никаких весточек.
В июне 2023 года у меня появилась информация, что мужа перевели в колонию в Тульской области. Также я получила фотографии из российских телеграм-каналов, где опознала Ваню. Есть подтверждение страны-агрессора через Красный Крест, что мой муж у них в плену.
В нашем районе Киевской области 44 похищенных. Родственники объединились в группу, чтобы вместе бороться за их освобождение. Это в основном гражданские ребята из сел, не военные. Я спрашиваю всех освободившихся, кто был в тюрьме с людьми из нашей громады. Соединяю с родственниками тех, кого они видели. Недавно вышел человек, я показала ему список фамилий заложников из нашего района. Он знал четверых оттуда. Сказал, что, если еще кого-то вспомнит, сообщит. У меня внутреннее чутье, я душой чувствую, что скоро наши ребята вернутся.
«Вы не переживайте, перевоспитаем»
Наталья рассказывает о похищении своего сына Андрея. Ему 33 года, он музыкант
Я живу в селе под Купянском, это в Харьковской области. Андрей жил в Купянске, он пропал 28 апреля 2022 года. В тот день он выходил из подъезда, его схватили, заломали руки, завели в квартиру, устроили обыск, все перевернули, забрали ноутбук. А у него был хороший ноутбук, он музыкант, диджей, пишет музыку. Андрей высокий, крепкий, сильный, ростом метр восемьдесят пять. У него много татуировок, которые он сам придумал.
Мне удалось выяснить у соседей, что его увезла машина с буквой Z, которая два дня стояла у его дома. На таких ездили сотрудники ФСБ. Я пришла в ФСБ, спросила о нем. Сначала они отказывались, говорили, что не знают. Говорили, что арестовывают только нарушителей комендантского часа. Но я настаивала и потом мне сказали: «Ну да, забирали, а что вы хотите? Мы его проверяем, на него показали. Арестовали, значит, было за что. Значит, он с нами не сотрудничает. Тех, кто сотрудничает, мы отпускаем». Они противоречили сами себе. То рассказывали, что задерживали, потом — что не задерживали, потом — что задержали и на другой день выпустили, он им якобы не нужен, потому что они держат только алкашей, чтобы они там убирали и таскали мешки с песком. А Андрей был самый адекватный и его отпустили. Я допытывалась у разных сотрудников, описывала сына, его приметы, татуировки. Они спрашивали: «А что за татуировки? А почему вы ему разрешили?»
Я ездила в Купянск каждый день и ходила по всем инстанциям. В очередной мой приезд мне такие слова в ФСБ сказали: «Когда его арестовывали, он просил: “Только маму мою не трогайте”». Знаю, он мог так сказать. А у него проукраинская четкая позиция, он мог и резко что-то сказать. Люди рассказывали, что таких, как он, собрали в Купянске и вывезли в Белгород на перевоспитание. А когда будет распоряжение, отпустят.
Российские военные разговаривали со мной, как с умалишенной, когда я пыталась что-то выяснить о сыне. Говорили мне: «Вы не переживайте, перевоспитаем, расскажем правильную историю, они поймут, что в Украине все неправильно». Но были и те силовики, кто прямо говорил: «Мы и не таких ломали!»
Как я поняла позже, сын был у них только одну ночь. Те силовики, с кем я разговаривала, знали, что его привозили, но ничего конкретного не говорили о его пребывании. У нас на водоканале было такое место, где собирали «политических», как они называли. Предполагаю, что его оттуда вывезли в Россию. Прямо из оккупированного Купянска, через границу, куда-то недалеко — в Ростов, Валуйки, Брянск, Белгород. Я спрашивала: «А как они вернутся домой?» И мне говорили, что как вывезли, так и привезут. Будет идти колонна с техникой, и их привезут.
Не понимаю, зачем наши гражданские нужны России? А взять и отпустить — не отпустят, это ниже их достоинства.
Мой сын встретил уже два своих дня рождения неизвестно где. Почти два года ищу — толку никакого. То советуют молчать, то рекомендуют рассказать историю без фамилии, то говорят: кричите, везде публикуйте. Люди, которые не были здесь в оккупации и не знают, что здесь происходило, пишут мне: «А что Андрей нарушил? А что он такого сделал?» Я уже не знаю, что делать, я отчаялась. Я психологически не могу отсюда уехать! Вдруг он вернется, а меня нет?
«Скорее всего, российские военные украли эту машину и заставили его ее вести»
Лидия Лях рассказывает о похищении своего сына, Юрия Ляха. Ему 43 года, он водитель
Мы живем в селе Литвиновке Киевской области. 27 февраля 2022 года Юрий поехал в автомастерскую, чтобы отремонтировать колесо; он работал водителем на деревообрабатывающем комбинате в Киеве. Делали мебель, потом развозили и устанавливали.
В тот день, как мы потом узнали, он почему-то оказался в городе Дымере. В автомастерскую так и не попал. Связи с ним не было. Его машина тоже исчезла. Начальник Юрия сказал, что маячок на машине светился в Дымере возле кладбища. Они поехали туда с ребятами из СБУ, но ничего не нашли.
Машина была на ходу и исправна, кроме пробитого колеса. Говорят, что, скорее всего, российские военные украли эту машину и, может быть, заставили его ее вести.
Уверена, что он был в числе тех, кого держали в «Викналенде». Они там были в адских условиях. Там литейный цех, а рядом комнатка, и все 44 человека там сидели, в том числе беременная женщина. Не было нормальной еды и питья, в туалет там же ходили, а потом им бочку поставили.
Юра как в воду канул. Поначалу мы не могли его искать. Когда нашу территорию оккупировали, мы 11 дней сидели в подвале. Время от времени выходили, что-то дома брали — и опять в подвал. Не было воды и света, и газ исчез. 8 марта мы уехали в эвакуацию во Львов на два месяца. Я ничего не знала о сыне. Но его жена оставалась здесь, у нее большое хозяйство, и она разыскивала его, ездила в дымерскую больницу.
Я позвонила на горячую линию Министерства по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий. У меня приняли заявку на розыск. Мой старший сын сейчас в армии, он тоже подал заявку. Когда российские войска ушли из-под Киева, мы вернулись. В июне я написала заявление в полицию о пропаже сына. У меня взяли кровь для поиска по ДНК.
Одна из вернувшихся из плена женщин рассказала, что мой сын был среди задержанных в Дымере. Его, возможно, отвезли в Новозыбково Брянской области, а потом перевезли в Тульскую область, в Донской. Парнишка, освободившийся в июне 2023 года, сказал, что слышал в тюрьме имя и фамилию моего сына. Это была ниточка надежды, что он жив.
Спустя несколько месяцев из координационного штаба прислали письмо, что Юра в плену. Но Красный Крест это опроверг. Я стала разбираться и выяснила, что в координационном штабе ошиблись, письмо написал некомпетентный сотрудник.
Я надеялась, что мой сын жив, а сейчас опять не знаю. Его дома ждут две дочки, одной 15 лет, второй 21 год. Он помогал старшей дочери оплачивать учебу, а теперь его два года нет, и помочь некому.
Источник: Лидия Михальченко, «Важные истории»
