Что ждет экономику России в результате ее все большей милитаризации в 2024 году? В программе “Лицом к событию” дискутируют экономист, приглашенный исследователь Центра Дэвиса Гарвардского университета Андрей Яковлев и предприниматель Дмитрий Потапенко.
Михаил Соколов: Сегодня с нами будут: экономист, приглашенный исследователь Центра Дэвиса Гарвардского университета Андрей Яковлев и бизнесмен и блогер Дмитрий Потапенко. Поговорим о том, что ждет экономику России в 2024 году. А пресса так подвела итоги 2023 года, мы немножко подобрали некоторые высказывания.
Михаил Соколов: Как вы видите предварительные итоги 2023 года, например, по выполнению госбюджета? Действительно ли истрачена половина Фонда национального благосостояния, а военные расходы превысили сто миллиардов долларов, кажется, треть трат бюджета?
Андрей Яковлев: У меня нет оснований не доверять тем цифрам, которые озвучиваются. Итоги года на самом деле лучше, чем это ожидалось в начале года. Потому что в начале 2023 года был разговор о гораздо большем дефиците бюджета, причем это было записано в утвержденном бюджете. Собственно говоря, была соответствующая динамика. Во втором полугодии Минфину, правительству удалось сократить тот дефицит, который был накоплен к середине года, и выйти на цифры, которые оказались меньше, чем это было заложено изначально в бюджете. Те данные, которые вы приводили, говорят про военную экономику, на мой взгляд, это, безусловно, так, то есть действительно были очень большие вложения государства не только в военный комплекс, но и в целом в экономику вообще. Особенность 2023 года, как и 2022-го, на мой взгляд, была в том, что пока все реализованные против России международные санкции по факту не привели к сокращению доходов бюджета. Поэтому правительство могло тратить деньги не только на армию и на безопасность, но и на все остальные заявленные программы и в части финансирования инфраструктуры, и в части расходов на образование, на здравоохранение, на социальные нужды. Это отчасти следствие ситуации еще 2022 года, когда были сверхдоходы от экспорта энергоносителей за счет гораздо более высоких цен на нефть, появление реальных санкций, которые ставили своей задачей ограничение доходов от энергоносителей, только в конце 2022 года. На самом деле свою роль сыграло и то, что вот это вливание денег в экономику в первую очередь через военно-промышленный комплекс и через выплаты мобилизованным и их семьям, оно породило своеобразный эффект повышения зарплат не только собственно в оборонном комплексе, но и в других вполне гражданских секторах экономики. Здесь важно понимать, что дефицит кадров на российском рынке труда фиксируется уже с середины 2000-х годов, на это руководители предприятий жаловались регулярно. Но фактически два десятилетия существовал некий негласный неформальный контракт между предприятиями внутри бизнеса по поводу отказа от ценовой конкуренции за работников. Условно говоря, предприниматели исходили из того, что повышать зарплаты – это делать вычеты из собственной прибыли.
Сегодня даже на фоне мобилизации 2022 года, соответственно, отъезда нескольких сотен тысяч в эмиграцию и весной, и осенью, контрактного призыва рост зарплат в гражданском секторе экономики начался только тогда, когда крупный сектор, в частности, военная промышленность стали поднимать у себя зарплаты, причем заметно – в два-два с половиной раза. Это привело к тому, что в гражданских отраслях тоже стали подниматься зарплаты, потому что иначе предприятия оказывались перед риском остановки, потому что их работников переманивали военные заводы, им приходилось повышать зарплату. Это повышение зарплат на самом деле стало самостоятельным фактором экономической динамики, оживился внутренний спрос, в отличие от 2022 года, допустим, такие отрасли, как пищевая промышленность, строительство, общепит, туризм, соответственно, внутренний, они получили дополнительный импульс, который не был связан напрямую с бюджетными деньгами, которые шли в военно-промышленный комплекс и мобилизованным. Но это ситуация 2023 года, совершенно не факт, что она будет сохраняться в 2024 году.
Михаил Соколов: Каков ваш взгляд на итоги года, как происходит весьма специфическая милитаризация российской экономики?
Дмитрий Потапенко: Ничего специфического в работе экономики в условиях, неважно, в каком конфликте вы находитесь, как с наступающей, так и с обороняющейся стороны, – это классика жанра. Как автор двух исторических книг, большей частью мы анализировали экономику империй, я могу сказать следующее, что стандартный достаточно цикл, экономика любой империи три – три с половиной года совершенно спокойно не только вытягивает подобного рода расклады, рост ВВП, рост производительности труда, снижение безработицы. Поэтому 2023 год вполне себе “естественный”, потому что это рост ВВП по ВПК. 2024-й мы точно так же проскакиваем большей частью ВВП по ВПК. Куда сложнее 2025 год, потому что переработка нефти в снаряды всегда непроста. Если будет заключено демаркационное соглашение, то в 2025-м, по расчетам моей группы, как раз конверсия во всех смыслах этого слова, конверсия предприятий, конверсия людей – это куда более сложный процесс, чем раскрутка и постановка экономики на условно военные рельсы.
Конечно, на военных рельсах экономика не стоит. Для того, чтобы рассуждать, что экономика перешла на военные рельсы, надо для этого обсуждать перевод тех предприятий, которые были гражданского сектора, на какой-то оборонзаказ. В основном все-таки просто увеличен объем производства на предприятиях ВПК, действительно, эти предприятия работают в три, а где-то зачастую и в четыре смены, там подняты зарплаты, ей сопутствующие небольшие предприятия, которые сопровождали предприятия ВПК. Если брать с точки зрения экономики, здесь ущерба не будет. Потому что перекачка нефти в снаряды была, есть и будет, человечество воевало, воюет и будет воевать. До тех пор пока энергетический баланс не поменяется в какую-то иную сторону, если стране есть что изъять из недр, а потом перепродать, то все будет хорошо.
Михаил Соколов: Картина такая, что валютные доходы бюджета за счет экспорта нефти в Азию достаточно высоки, цены на нефть тоже приемлемые вроде бы для Москвы, торговый баланс в плюсе. Значит ли это, что действительно нет проблем с продолжением военной политики Владимира Путина и со стабильностью системы?
Андрей Яковлев: На самом деле при внешне относительно устойчивой ситуации сейчас я бы был гораздо более скептичен в отношении будущего. Проблема в том, что, во-первых, даже те доходы, которые записаны на 2024 год, совершенно не факт, что правительство сможет их собрать, 22% прироста доходов. То, что расходы заложили, их постараются профинансировать, и военные расходы, и социальные расходы, в связи с выборами – это понятно, но вопрос в том, за счет чего. 2024 год отличается тем, что пока еще есть деньги в ФНБ. Поэтому при недоборе доходов правительству еще есть откуда взять дополнительные ресурсы. Но кроме этого есть возможные инструменты в виде, например, девальвации рубля. Собственно, девальвация уже произошла в 2023 году заметная, которая в том числе привела к повышению цен достаточно заметному летом. Затем это пытались притормозить и с точки зрения девальвации, и с точки зрения сдерживания цен, я думаю, это будут стараться делать до выборов. Но затем с большой степенью вероятности правительство окажется вынуждено отпускать рубль. Я думаю, что цифры 120, 130 или даже 150 рублей за доллар в 2024 году – это вполне возможные показатели. Важно понимать, что российская экономика на самом деле при всех словах про суверенитет и все остальное стала не менее, а более зависима от мирового рынка.
Просто раньше у нас были одновременно экономические связи и с Западом, и с Востоком, и можно было их при необходимости балансировать, а сейчас проблема заключается в том, что связи в значительной степени оказались сконцентрированы на Китае и отчасти на Индии с Турцией. Проблема в этой ситуации в том, что дело не только в ценах на нефть, которые сейчас приемлемы, но если будет глобальная экономическая рецессия, которую для Штатов прогнозируют уже не первый год, пока это не происходит, но тем не менее это возможно, дело даже не только в Штатах, дело в Китае. Потому что у Китая на самом деле внутренняя ситуация весьма неопределенная и нестабильная. С точки зрения, допустим, доступных данных о состоянии китайской экономики при Си Цзиньпине все стало гораздо хуже. На самом деле понять, что происходит внутри Китая, каковы, например, перспективы сохранения спроса со стороны Китая на все, что они закупают и импортируют, включая сырье из России – это не очень легко на текущий момент корректно делать.
Михаил Соколов: Россия зависима от Китая сейчас очень сильно.
Андрей Яковлев: На самом деле при всех декларациях про суверенитет во всех смыслах по факту Россия сейчас стала сильно зависима от Китая. Например, изменение экономической динамики в Китае и сокращение спроса со стороны Китая на импорт любой, включая сырье из России, может очень сильно отразиться на доходах российского бюджета.
Михаил Соколов: Вы готовы, что государство будет добивать деньги, чтобы покрыть эти необходимые, заложенные в бюджет 22%, при стабильных нефтяных ценах или снизившихся не будет хватать этих средств, они будут девальвировать рубль, предположим, после выборов? Насколько это, на ваш взгляд, реалистично?
Дмитрий Потапенко: Модель девальвации абсолютно реалистична. Есть три классических метода для того, чтобы забалансировать бюджет – это печатать деньги, что наиболее правильно, девальвация рубля и увеличение поборов с условно крупного бизнеса. То, что демонстрирует российская власть в этом году, так и происходило. Я думаю, что этот стаканчик будет в точно таких же пропорциях осуществляться. При этом необязательно гнать после выборов, не 31 марта будет спусковым механизмом. Летом в целом можно начать выводить рубль за психологическую отметку условную свыше ста. При этом, я думаю, курс по концу года будет 105–107. Потому что ЦБ и Минфин не выбирают какой-то один инструментарий, скорее всего они ослабят рубль, допечатают где-нибудь триллиона полтора, может быть два с половиной, напрягут бизнес процентов на 15, и это позволит им, условно говоря, проскочить 2024 год без особого шкрябания попой по асфальту. А там расчет на то, что Трамп будет избран, пока суть да дело, переизберутся все, рассядутся по местам, сократят помощь Украине, Украина тем самым в 2025-м приблизится к демаркационному условному соглашению.
Михаил Соколов: Это вы размечтались.
Дмитрий Потапенко: Это я просто говорю о том, на что делаются расчеты. Там это уже будет зависеть, безусловно, от объема помощи, потому что пока больше расстраивает Украину по причине того, что если объем помощи будет такой, который мы сейчас видим. Штаты ушли на каникулы без подписания подобного объема помощи. Если зимняя кампания при том количестве вооружений, которые есть с обеих сторон, может произойти с человеческими потерями, но без серьезных каких-то территориальных уступок, то как будут развиваться весенняя и летняя кампании – это будет зависеть от работы тех департаментов, которые отвечают за внешнеполитические ведомства в Украине. Если они смогут выбить помощь в виде вооружений, тогда есть шанс либо оставить в тех же границах, либо сместить их. Если помощи не будет, то тут возникает большой вопрос.
Михаил Соколов: Это вы зашли с экономики в научную или ненаучную фантастику. Если денег хватать не будет на войну у России, что урежут в первую очередь – социальные программы, ЖКХ, медицину? Происходит ли сейчас видимое сокращение расходов на гражданский сектор или на трансферты слабым регионам?
Андрей Яковлев: Особенность ситуации 2022 и 2023 года была в том, что правительству и Кремлю действительно хватало денег на все: и на сильно выросшие военные расходы, и на финансирование всех остальных обязательств. Это действительно была уникальная ситуация, на мой взгляд, в том числе обусловленная противоречивым дизайном санкций, когда доходов в 2022 году у Кремля оказалось не меньше, а заметно больше, чем было до того. Тем не менее в 2024 году такой ситуации точно не будет. Я бы немножко не согласился с Дмитрием в том, что он говорил про демаркацию и так далее. Я, откровенно говоря, не вижу оснований для того, чтобы Кремль останавливал войну. Потому что разогревшаяся военная машина, армия и все силовые структуры, что с ними делать, если остановятся военные действия? Демобилизовывать людей, которые, извините, получают сейчас 200 тысяч в месяц, и они вернутся домой на зарплату 70 тысяч? Мне кажется гораздо более вероятным сценарий, при котором в 2024 году, скорее всего опять же после выборов, будет новый уровень эскалации военных действий. Я думаю, что, скорее всего, Запад будет помощь продолжать оказывать Украине. Сейчас все политические передряги как-то утрясутся, будет идти на самом деле усиление противостояния. Но это означает, что военные расходы, которые сейчас заложены в бюджет, которые на самом деле правительство контролировать не в состоянии, насколько я понимаю, и в 2022 году, и в 2023 году фактически уровень военных расходов был выше того, что было заложено в бюджете, никаких гарантий, что в 2024 году не придется тратить на военные нужды больше, чем заложено, я лично не вижу. В этой ситуации мне кажется, что есть ощущение сбалансированности макроэкономической, которая сейчас пока сохраняется.
Оно может сломаться именно в силу того, что представление о том, что экономика оказалась устойчива, оно у людей, принимающих решения в России, в Кремле в первую очередь, создает гораздо больший порыв к тому, чтобы идти воевать дальше, вместо того чтобы остановиться. Притом что в обществе и в том же бизнесе люди от войны устали. Отвечая на ваш вопрос по поводу того, откуда возьмут деньги, я бы сказал, что да, конечно, и печатанье денег, и девальвация рубля – это возможные инструменты. При этом надо понимать, что это прямой путь к инфляции, которая будет в первую очередь ложиться на плечи обычного населения, обычных граждан. Потому что состоятельные граждане в рамках инфляции находят какие-то способы вести привычный образ жизни, обычным гражданам это гораздо тяжелее. Но я бы сказал, что одним из пострадавших, причем по-крупному, как мне представляется, станет бизнес, в первую очередь крупный.
Михаил Соколов: Он заплатил какой-то сверхналог, вроде обещали на этом остановиться.
Андрей Яковлев: Придется заплатить еще, потому что кому-то нужно будет платить, а, соответственно, денег пока больше взять неоткуда. Первые звоночки уже в 2023 году со всеми этими исками Генпрокуратуры по поводу изъятия активов, причем отнюдь не только у иностранных компаний, но и у российских компаний. Я хочу напомнить, что была довольно характерная встреча представителей крупного бизнеса с Путиным в ноябре, где участников было больше, чем на последних таких встречах, но при этом никого не называли, чтобы их не подставлять. Официальным спикером выступал Шохин, который уже под санкциями, ему терять нечего, с предложением, что бизнес готов к повышению налога на прибыль – это было прямо заявлено. Но при этом тем не менее он обеспокоен исками, пересмотром итогов приватизации и так далее. Проблема в том, что этот вопрос уже задавался Путину на Восточном экономическом форуме в сентябре, он там отделался общими словами насчет того, что реприватизации не будет, а все иски – это отдельные кейсы, типа, соблюдайте законодательство.
Насчет соблюдения законодательства помним дело ЮКОСа, тогда то же самое говорилось. Характерно, что потом была встреча Путина с Красновым, генпрокурором, который доложил о том, что Генпрокуратура, по-моему, 24 иска подала по поводу пересмотра разных дел, связанных с приватизацией, типа обеспечила возврат государству активов или доходов на 190 миллиардов рублей, на что никаких слов сказано не было, было просто принято к сведению. Мне кажется, что те крупные состояния, которые принадлежат не людям из близкого окружения Путина, а людям, которые создавали свои бизнесы в 1990-е годы, они будут с большой вероятностью под риском изъятия. В каких формах это будет происходить – будет видно. Что характерно, что те иски, которые были запущены в летние месяцы, они отличались, допустим, от традиционных рейдерских захватов с участием правоохранителей, которых было много в последние два десятилетия, тем, что собственность в итоге не переходила в руки других частных собственников, пока нынешние владельцы, например, сидели в СИЗО, а она передавалась государству, но затем она отдавалась в управление некоторым частным компаниям типа компании “Росхим”, которая сейчас консолидирует активы химической промышленности. По этой схеме, как мне кажется, может пойти вариант попыток пополнения бюджета за счет тех олигархов, которые не относятся к нынешнему ближнему кругу, а которые формировали свои состояния в 1990-е или в начале 2000-х годов.
Михаил Соколов: Вы готовы к повышению налогов, бизнес имеется в виду, и к пересмотру части решений по приватизации? Будут идти по этому пути и дальше?
Дмитрий Потапенко: Будут. Я еще в прошлом году говорил, что люди, лидеры СВО будут входить в советы директоров существующих компаний, в зависимости от их близости к первому кругу, они будут менять своих собственников. Повышения налогов физически не будет, будет просто увеличение собираемости. Повышать налоги нет необходимости, потому что в России существует 124 как минимум неналоговых платежа, которые позволяют перераспределять в зависимости от “своих парней” денежные ресурсы в те или иные группировки. Поэтому это происходит уже последние лет 30, то есть фундаментально ничего не поменялось, меняться не будет. Просто будет увеличиваться “собираемость”, давление будет увеличиваться. Разговор бизнеса и власти традиционно – это разговор мясника с коровой, который, ласково заглядывая в глазки, держа нож под горлом, спрашивает: что у нас сегодня – молоко или говядина? Поэтому фундаментально за последние 20–30 лет ничего не поменялось. Поменялись только внешние условия под названием СВО. На что собирают? Это их деньги, они изначально к ним так и относятся, к бюджету, как к своим деньгам. Бюджет – это не народные деньги, это было, есть и остается. Так что передел собственности – это не реприватизация. Просто у кого “крыша” послабее, те будут терять собственность. У нас стоит две тысячи компаний иностранных на выход, они будут первыми под подобного рода переделом, а дальше уже либо этот маятник устоится, старые “крыши” отобьются от новых “крыш”, либо маятник пойдет в сторону продолжения. Россия так всегда жила.
Михаил Соколов: Еще один пункт поиска денег: будет ли Минфин занимать на внутреннем рынке? Силуанов говорил об использовании вкладов. Может быть, будут навязывать займы в том числе и населению, как в сталинское время?
Андрей Яковлев: Пытаться могут, но важно понимать, что на самом деле деньги, о которых говорит Силуанов, в большой своей части и так уже находятся в банковской системе, они находятся на счетах граждан в банках, и банки их используют. Поэтому от того, что просто государство, предлагая или навязывая какие-то, допустим, займы на патриотические военные цели, попытается эти деньги изъять в свою пользу, ситуация принципиально не изменится. Есть другой вопрос по поводу того, что касается денег, которые находятся в наличных. Это касается и наличных рублей, и того, что лежит у людей в наличных долларах или, допустим, в золоте, сейчас тоже довольно популярный актив, в который люди пытаются вкладывать средства, чтобы сохранить их от инфляции, вот здесь я не вижу никаких поводов, чтобы люди стали из своих кубышек вытаскивать деньги, чтобы купить какие-то облигации или, допустим, профинансировать займы Минфина. Потому что степень доверия к правительству при всех официальных результатах опросов, которые публикуют и ФОМ, и “Левада-центр”, насчет того, что и Путина рейтинги зашкаливают, и доверия к правительству, и армии, и всем остальным, – важно понимать, что это не отражение реальности, а это ответы на вопрос в чувствительной ситуации, когда люди понимают, что, если они ответят по-другому, а это телефонные опросы, в которых несложно вычислить респондента, может быть не очень хорошо, поэтому лучше сказать так, как от них ожидают. Никаких особых поводов на сегодняшний день к тому, чтобы люди вкладывали деньги в гособлигации, я не вижу. Заставить людей, допустим, часть зарплаты отдавать на покупку облигаций, технически, наверное, возможно, мы это действительно проходили в период сталинской экономики. Но, наверное, не надо объяснять, чем это в конечном счете для страны закончилось.
Михаил Соколов: Ряд экспертов считает, что в 2024 году еще угрозы кризисов. Тяжелых аварий, в том числе в системе ЖКХ, как это только что произошло в Подмосковье.
Михаил Соколов: Каковы перспективы, “черные лебеди” будут прилетать? А ведь стоимости ракетного обстрела Украины на сегодня хватило бы на то, чтобы поменять во всем Подмосковье устаревшего оборудования.
Дмитрий Потапенко: Может, и хватило, только эти бюджеты никоим образом не связаны. Тут бессмысленно выстраивать параллели, сколько стоят ракеты.
Михаил Соколов: Как раз осмысленно. Страна воюет, поэтому она не может проводить модернизацию.
Дмитрий Потапенко: Никакой взаимосвязи, даже если бы страна не воевала. Сначала надо понять, как управляется страна. Российская Федерация – это феодальная страна, управляемая генералами и лейтенантами, поэтому никакой взаимосвязи между наличием денег в бюджете и модернизацией ЖКХ нет в принципе. Было бы это, не было бы – это зависит совершенно от других параметров. Потому что если этот сюжет подытожить, то компании частные перейдут под контроль государства благодаря тем экстренным мерам. В феодализме никакой взаимосвязи между тем, что феодал делает одной рукой, и его холопами нет и не было.
Михаил Соколов: Есть мнение, что связи нет, с другой стороны, расходы на ЖКХ запланированы в госбюджете со значительным снижением на годы вперед: с 800 миллиардов до 400. Значит, эти техногенные катастрофы фактически планируются, они неизбежны?
Андрей Яковлев: Вы правы в том отношении, что уже в бюджете 2024 года на такие статьи, как образование, здравоохранение, экономика, а как раз инфраструктура – это часть экономики, заложены либо такие же, либо даже чуть меньше цифры, чем в 2023 году, что с учетом инфляции означает реальное сокращение. При этом я хочу обратить внимание, что даже в 2023 году, когда денег на самом деле хватало, власти предпочитали, например, строить красивые набережные. Мне опять же разные знакомые из городов Поволжья рассказывали, что буквально за последний год-полтора в массе городов появились хорошо отстроенные, благоустроенные набережные. Потому что берут пример с города Москва, что надо сделать красиво, когда видно, что нам хорошо, у нас ничего не меняется, все нормально, а коммунальная структура – это то, что находится в земле, этого не видно до тех пор, пока это не прорвет. В этой связи я не совсем согласен с Дмитрием. Да, система управления в России, мягко говоря, кривая, но тем не менее страна не рухнула до сих пор, потому что до начала войны, по крайней мере, были определенные стимулы у чиновников к тому, чтобы как-то инфраструктуру поддерживать. С начала войны, на мой взгляд, у них на это просто не остается времени, потому что им постоянно падают на голову новые и новые проблемы с импортозамещением, с необходимостью запуска военного производства в три-четыре смены и так далее. Поэтому сейчас, к сожалению, подобного рода прорывы разного рода теплотрасс и котельных – они будут встречаться чаще. В том числе потому, что на самом деле там много оборудования было импортного, там, где какая-то модернизация делалась. Сейчас с этим оборудованием проблема. Что-то поставляют китайцы, но это надо еще заменять, это надо еще купить, а времени на это очень много не остается, потому что они помимо импортозамещения должны еще заниматься в том числе организацией контрактного набора в армию. Это тоже их функционал сейчас у чиновников в администрациях, в мэриях. К сожалению, вещи, связанные с социальной инфраструктурой, со всеми отопительными системами, у них объективно оказываются на последнем месте. В плане денег, я здесь могу согласиться с Дмитрием, в каком аспекте, что мы действительно сейчас сталкиваемся с ситуацией и будем сталкиваться дальше из этого старого советского анекдота про папу-алкоголика, который пришел домой после повышения цен на водку, его сын спрашивает: “Ты, папа, будешь меньше пить?” А он отвечает: “Нет, вы, дети, будете меньше есть”. Скорее всего, будет нечто подобное. Да, действительно, на военные нужды будут отдавать столько, сколько нужно, и столько, сколько там запросили, а все остальное будет по остаточному принципу. Даже при номинальном сохранении вроде бы ассортимента в магазинах, объяснении, что у нас все услуги и образовательные, и медицинские предоставляются в том же объеме, будет падать качество, что, по сути, мы сейчас и наблюдаем.
Михаил Соколов: Какие проблемы сейчас в экономике видят российские граждане? Давайте посмотрим опрос.
Михаил Соколов: Мы видим то, что отражается в общественном сознании. Россияне достаточно болезненно отреагировали на рост цен на куриные яйца, на прочее. Правительство сняло пошлины на импорт, но это пока не помогло, есть и другие примеры взлета цен. Что можно сказать о росте цен и уровне инфляции в России?
Дмитрий Потапенко: По прошлому году рост цен, если взять товарную корзину, изначально было понятно, что это будет 25–35%. По этому году по расчетам, поскольку будет несколько больше вливаний, пока мы рассчитываем, что это будет 21–23% по корзине. Сужение ассортимента, рост цен – это нормальный процесс при том, что происходит во внешней политике, здесь иллюзорности не должно быть. Разгон инфляции, товарной инфляции, продуктовой не менее 20–25% – это “норма”. Повышение ключевой ставки, сокращение инвестиционной активности. Ключевой вопрос надо задавать: это влияет на СВО и ВПК? Это не влияет. Это раскручивается семимильными шагами. Поэтому потребительские истории всегда были, только они были не в том объеме. Если мы возьмем ЖКХ, то за последние 23 года ЖКХ выросло в 27 раз. Население России переваривает это и будет переваривать. Опять-таки ключевой является система управления. В феодальном государстве проблема индейцев шерифа не беспокоит и не должна беспокоить.
Михаил Соколов: Опять мрачный Потапенко. Почему при официальном уровне инфляции в 7% Центробанк поднял ставку рефинансирования до 16%? Вообще, что будет с ценами в 2024 году? Кстати, россияне свои инфляционные ожидания даже в официальных опросах вместо прежних 10% ставят 14%. Что будет в реальности?
Андрей Яковлев: Что будет в реальности, мы увидим. Безусловно, тренд к повышению инфляции есть, он в том числе обусловлен той девальвацией, которая была в летние месяцы, она была сильная и резкая даже не только по отношению к тому, что было с курсом на лето 2022 года, когда он был 50 рублей за доллар, но по отношению к тому, что было до начала войны, то есть там был подскок почти на 30%. Важно понимать, что корзина потребительская по-прежнему в значительной степени состоит из импортных товаров. Это касается и одежды, обуви и подобных вещей, это касается лекарств в значительной степени. Но эти товары сейчас в основном идут из Китая, отчасти из Индии, отчасти из Турции. Помимо инфляции как таковой важно понимать, что меняется качество. При всем уважении к китайским производителям, я просто помню разговор с одним предпринимателем весной этого года, который говорил про соотношение полтора и полтора: цена примерно в полтора раза дороже стала с учетом изменений в логистике, а качество стало примерно в полтора раза хуже. Речь конкретно шла не про потребительские товары, а про разного рода промышленную продукцию. Но это неизбежно влияет на потребителей в конечном счете в виде цен, в виде качества. В отношении конкретных ценовых параметров я бы сказал, что на самом деле многое будет зависеть от самого набора потребительской корзины. По разговорам со знакомыми, которые не так давно были в России после примерно трех лет отсутствия, товарный ассортимент конкретно у этой знакомой в ее понимании сократился примерно в два раза из того, что она покупала до начала войны. Поэтому на эту оставшуюся половину, по ее оценкам, цены выросли примерно на 40–50%. Но при этом полки не пустые, полки заполнены, но заполнены другими товарами, которых раньше не было, которые, как правило, хуже по качеству. При этом цена может быть даже не такая высокая именно за счет того, что другое качество. И вот здесь я бы говорил, что идет не только инфляция в виде изменения цен, но и инфляция в виде размывания качества ассортимента и тех услуг, которые могут получить люди, находящиеся сейчас в России.
Михаил Соколов: Видимо, средний класс будет в проигрыше, судя по всему, поскольку он больших прибавок не получает, а кто в выигрыше? Было сообщение, что владельцы крупнейших состояний увеличили их на значительные суммы, по-моему, на 50 миллиардов долларов, то есть частично свои потери уже отбили. Они будут богатеть, а остальные будут терпеть?
Дмитрий Потапенко: Опять-таки бессмысленно обсуждать в феодализме, кто чего терпит, когда ты там уже живешь. Касаемо тех, кто богатеет, – это по большей части пересчет активов с учетом изменения курсов, в первую очередь, естественно, акций. Поэтому я не могу позубоскалить на сей предмет в данном случае. Если говорить о среднем классе, просто средний класс, надо определить, кто эти люди. Если вы определите их правильно, а определение – это чиновники, сейчас к этим чиновникам присоединились люди в погонах, еще с медалями. Этот средний класс, безусловно, будет богатеть, входить в советы директоров где-то покрупнее, где-то помельче компаний, то есть будет передел собственности. Их благосостояние в ближайшие годы будет небывалым образом расти. Средний класс другой, он просто будет весь в орденах и медалях. Как только вы воспринимаете эту чиновничью когорту как средний класс, всяких персонажей вроде коммерсов проклятых и иже с ними, то все встает на свои места.
Михаил Соколов: Действительно, правящая или близкая к правящему слою олигархия должна быть довольна происходящим? И вообще, силовики и бизнес приспособились к войне и приспособили к ней страну?
Андрей Яковлев: У меня более скептический взгляд, чем у Дмитрия. Потому что на самом деле число выигравших сокращается. Да, я согласен с тем, что есть люди, которые пытаются ловить рыбку в мутной воде, получить какие-то плюшки от участия в “СВО”, но даже на уровне карьерных чиновников мы пока не видели особо людей, которые сделали большую карьеру на том, что они поехали в эти так называемые “новые регионы”. Если брать бизнес, то все эти цифры, которые опубликовал “Блумберг” про 50 миллиардов дополнительных то ли доходов, то ли активов, которые приобрели богатейшие российские предприниматели, я бы сказал, что это очень большая условность. Потому что это рассчитывается исходя из котировок акций в рыночной экономике. На самом деле свободного фондового рынка в России нет. Мягко говоря, оценивать состояние людей, у которых основные активы находятся в России, такими метриками я бы поостерегся. Если же брать реальность, то мне кажется, что как раз крупный бизнес за исключением узкого круга людей совсем близких к Путину, типа Ротенбергов, Ковальчуков, Тимченко, они будут крупно проигрывать. В отношении нового среднего класса, да, я могу представить себе чиновников или каких-то бывших ветеранов “СВО”, получивших какие-то должности, но тоже важно понимать, что экономика тем не менее находится под санкциями, санкции – это большие издержки, экономика пока удерживалась, именно потому что были эти самые предприниматели, которые находили, извините, даже не ниши, а щели в мировом рынке и спасали свой бизнес, спасали экономику. То, что будет происходить в 2024 году, как мне кажется, будет происходить радикальное сокращение возможностей для нормального ведения бизнеса. Потому что пока в силу разных причин, я здесь не буду спорить с Дмитрием, но на самом деле последние 20 лет был контракт между властью и бизнесом, когда власть в обмен на то, что бизнес не участвует в политике принципиально после дела ЮКОСа: власть создавала условия для зарабатывания прибыли. Да, они были не идеальные, было силовое давление, но тем не менее была очень низкая стоимость рабочей силы, были все эти инициативы, дорожные карты по улучшению делового климата, по улучшению позиций России в рейтинге “Дуинг бизнес”. Причем я работал в России, видел, что, действительно, были большие усилия политические, административные по улучшению технических условий для ведения бизнеса, все эти подключения к электричеству, строительство и так далее. Сейчас это все закончилось, сейчас на самом деле на это уже не будет ресурсов у власти, бизнес будут стричь. Но когда бизнес остригут, на самом деле та экономическая основа нынешней модели исчезнет, мы вернемся в Советский Союз. Поэтому, скорее всего, это будет отнюдь не несколько десятилетий, которые существовал Советский Союз, а на самом деле реально несколько лет для того, чтобы это все в итоге рухнуло, как рухнул Советский Союз в конце 1980-х.
Михаил Соколов: А если это превратится в новый Иран?
Андрей Яковлев: Мне не кажется, что это превратится в новый Иран, потому что у нас сложнее социальная структура. Здесь опять же я бы не согласился с Дмитрием, что у нас феодализм, никто нигде никак не будет выступать. Извините, был путч Пригожина. Я бы ожидал на самом деле чего-то подобного, необязательно в текущем году, может быть, в следующем, но напряжения в элите сейчас хватает. Когда не будет у власти ресурсов, которые были в последние два года, чтобы давать компенсации, давайте поживем-увидим, насколько все спокойно будут в нынешней элите наблюдать, как их власть будет кушать.
Михаил Соколов: Ну что ж, Андрей Яковлев и Дмитрий Потапенко были сегодня в эфире Радио Свобода.
Источник: Михаил Соколов, «Радио Свобода».
