Известный московский священник, настоятель храма Святой Троицы в Хохлах Алексей Уминский запрещен в священнослужении. На его место назначен протоиерей Андрей Ткачёв.
Недовольство отцом Алексеем накапливалось у руководства РПЦ давно. Последней каплей, приведшей к запрещению, вероятно, стало его интервью Алексею Венедиктову, вышедшее 16 ноября прошлого года на ютуб-канале «Живой гвоздь».
В самом начале беседы Венедиктов зачитал вопрос слушательницы из Магнитогорска, пожаловавшейся на психологическую невозможность ходить в церковь, где читают молитву о победе над «ополчившимися на Святую Русь». Уминский посоветовал искать «храмы, где есть священники, которые стараются не очень сильно военный дух на литургии укреплять, больше молятся о мире, нежели о победе, и понимают, что любая победа — это пиррова победа, равная самоуничтожению; искать людей единомысленных, которые смогут понять, утешить на исповеди».
Эта реплика отца Алексея вызвала негодование одного из наиболее активных сторонников войны среди архиереев РПЦ, епископа Скопинского и Шацкого Питирима (Творогова), а также нескольких других Z-комментаторов в рясах и без.
Патриарший указ о запрещении Уминского в священнослужении пока не опубликован. Можно предположить, что формальным поводом для наказания там будет назван отказ отца Алексея возносить на литургии «молитву о победе» — ту самую, которая смутила прихожанку из Магнитогорска. За сходное «преступление» патриарх Кирилл около года назад запретил другого московского священника — Иоанна Коваля, позже извергнутого из сана. Возможно, церковный суд и лишение сана ждет и Уминского.
«Подарок» от патриарха Кирилла
Алексей Уминский — самая значимая и знаковая из церковных фигур, подвергшихся за последние годы гонениям. С 1993 года он настоятельствовал в храме в самом центре Москвы, между Китай-городом и Чистыми прудами. Параллельно вел авторские программы на телеканалах «Культура» и «ТВ Центр», написал несколько книг, много печатался, выступал в СМИ, активно занимался социальным служением, но, несмотря на это, воспринимался прежде всего как приходской священник, а не медийная персона или православный блогер вроде диакона Андрея Кураева.
Он посещал в колонии Михаила Ходорковского, во время голодовки Алексея Навального призывал допустить в зону врача, выступал в защиту «Мемориала», но вряд ли кто-то назовет его политическим активистом.
За 30 лет вокруг Троицкого храма сложилась большая община, в которой немало известных людей — писателей, журналистов, юристов. Отстранение Алексея Уминского в аккурат накануне Рождества — несомненно, личный «подарок» священнику и его пастве от патриарха Кирилла.
Считавшийся в начале своей карьеры ярким оратором, интеллектуалом и чуть ли не вольнодумцем, Кирилл превратился к старости в мнительного, мстительного и злопамятного бюрократа, изобретательного на мелкие и крупные пакости и искренне ненавидящего всех, кто шагает не в ногу и проявляет хоть какую-то самостоятельность.
Но кроме субъективных нюансов, в этой истории есть и, так сказать, объективная составляющая. Это внятное послание остающейся в церковной ограде интеллигенции — не только прихожанам отца Алексея, но и всем им подобным: «Вы нам не нужны, мы не собираемся вас окормлять и снимаем с себя духовную ответственность за ваше будущее. Рассеивайтесь по свету, уходите из церкви вовсе или переходите в другие юрисдикции — нам нет до этого никакого дела. От вас одни неприятности, так что вы больше не наша целевая аудитория, все свободны».
В общем, «дуля вам всем», как выражается новый настоятель Троицы в Хохлах, любящий сопровождать свои проповеди демонстрацией кукиша.
Кадровая рокировка
Замена Уминского именно на Ткачёва тоже, конечно, вполне символична. Бежавший из майданной Украины протоиерей не просто стал знаменем церковного обскурантизма. Он принес в церковь тот гопнический стилек, который служит фирменным знаком публичной сферы в России эпохи зрелого путинизма. К традиционной гомилетике проповеди Ткачёва имеют примерно такое же отношение, как спичи Марии Захаровой к традиционному искусству дипломатии.
«Конкретный баклан», «вонючая старуха», «дура стоеросовая», «шалава», «сиди в углу и не чирикай», «а кулака тебе не дать под челюсть?» — ткачевское гоп-стоп-православие словно бы сочинено создателями «Слова пацана».
Ткачёва часто называют консерватором, но это неверно. Он такая же обезьяна православного консерватизма, как Жириновский был обезьяной светского русского национализма. Малообразованный пошляк, носящий маску малообразованного пошляка, — фигура скорее постмодернистская, порождение XXI века, а не XIX-го. Пропасть между аудиториями Уминского и Ткачёва не только идеологическая, но и эстетическая.
Нет сомнений, что эта кадровая рокировка была продумана заранее. Доказательством тому хотя бы та стремительность, с какой Ткачёв объявился в Троицком храме. В пятницу отцу Алексею было объявлено о запрещении, а уже на следующий день с утра, в рождественский сочельник, Ткачёв провел первую службу на новом месте. И даже произнес проповедь — со своим характерным говорком, с не менее характерными метафорами («Мы солдаты, мы слушаемся командира. Генерал Иисус Христос ведет нас туда, куда надо»), с яркими каламбурами, над которыми по привычке сам же радостно смеялся: «Я вас еще хохольскому научу, вы не думайте. Вы в Хохлах живете, а по-хохольски мало знаете. Интересно вам будет, не бойтесь».
Верный солдат патриарха
Впрочем, в одном Ткачёв не соврал — он не более чем солдат, ну, пусть лейтенант. Вот только генерала его зовут не Иисус, а Кирилл. И спланирована вся эта «спецоперация», конечно, не Ткачёвым, а патриархом и его ближним кругом. Сам же Ткачёв — всего лишь инструмент в генеральских руках.
Патриарх в истории с Уминским ведет себя как типичный революционный матрос — не просто выгнать молящихся из храма и сбить с него купола, но и наложить в алтаре большую кучу, непременно побольше, попахучее и желательно прямо на престол. Ну или — щадящий вариант — ввести в алтарь свинью.
Без этого победа над врагом не в радость. А что в роли свиньи на сей раз было решено задействовать целого протоиерея, так это сути дела совершенно не меняет.
О последствиях такого поведения раньше и лучше нас сказал Гоголь: «Так навеки и осталась церковь с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги».
Источник: Михаил Эдельштейн, «ВотТак».
