Не так давно можно было планировать военные операции, не задумываясь о стратегии общения в социальных сетях в режиме реального времени. Можно было пролистывать Facebook, не натыкаясь на видеозаписи боевых действий от первого лица и изображений жестокостей военного времени. Все сомнения в том, что сетевая информация станет главной проблемой современного конфликта, исчезли 7 октября, — пишут в Foreign Affairs P. В. Сингер и Эмерсон Т. Брукинг, авторы книги «LikeWar: социальные сети как оружие».
В считанные минуты после того, как рано утром в субботу, 7 октября, боевики ХАМАС перешли границу Газы с Израилем, видеоролики и пропаганда стали наводнять социальные сети. Каждое шокирующее видео или сообщение с места событий притягивало новые пары глаз, вызывало реакцию ужаса по всему миру, и… порождало спрос на новые материалы.
«В современной войне смартфоны и камеры транслируют в глобальное информационное пространство отчеты о почти каждом военном действии. Дебаты, которые они вызывают, в свою очередь, влияют на реальный мир. Они формируют общественное мнение, предоставляют огромные объемы разведывательной информации структурам по всему миру, даже влияют на дипломатические и военные оперативные решения как на стратегическом, так и на тактическом уровнях», – утверждают авторы.
Хотя связь между конфликтами и социальными сетями не нова, во время нынешней войны цифровая борьба достигла новых высот как по масштабу, так и по интенсивности. Даже во время вторжения России в Украину в 2022 году не было такого количества данных в режиме реального времени о каждом движении на земле. Изображения зверств и массовой гибели людей, часто оторванные от первоначального контекста, распространяются так широко, что их источники невозможно отследить.
Эта вирусность не является исключительно результатом работы алгоритмов социальных сетей. В исследовании 2013 года ученые из Университета Бэйхан отследили 70 миллионов сообщений на китайской социальной медиаплатформе Weibo и обнаружили, что сообщения, вызывающие гнев, достигают значительно большей аудитории, чем сообщения, вызывающие радость или грусть. Одних эмоций было недостаточно, чтобы побудить пользователей к действию. Но если сообщение о преступлении или несправедливости вызывало у них чувство возмущения, это провоцировало желание поделиться им. Во время войны любой человек, подключенный к интернету, может использовать эту силу для провокации.
Ярость пронизывает сегодняшнюю войну в гораздо большей степени, чем в конфликтах между Израилем и ХАМАСом в 2012, 2014 или 2021 годах.
Возьмем, к примеру, как израильская и палестинская сторона используют для продвижения своих нарративов гибель детей. Это, казалось бы, безупречное риторическое оружие, которое оправдывает действия на местах. Однако на фоне реальной трагедии, связанной с гибелью невинных людей, существует множество ложной информации.
В первый месяц войны между Израилем и ХАМАСом изображения детских жертв, сгенерированные искусственным интеллектом, распространялись как реальные свидетельства; старая, лишенная контекста фотография тайского ребенка в костюме для Хэллоуина была использована для обвинения палестинцев в инсценировке детских жертв; а самое ужасное, что фотографии настоящих мертвых детей были неверно представлены как подделки.
Дезинформация исходила со всех сторон. В одном случае израильское правительство ложно заявило на сайте X, что фотография мертвого палестинского ребенка была поддельной, но удалило это сообщение без комментариев и исправлений после того, как международные СМИ выступили против. В другом случае Турция и правительства многих арабских стран организовали массовые демонстрации по поводу предполагаемого израильского авиаудара, который, как выяснилось еще до начала протестов, не был ни авиаударом, ни делом рук израильских военных.
По мере того как правительства поддерживают ложные или вводящие в заблуждение заявления, а такие платформы, как X, становятся прибежищем для теорий заговора, правду становится все труднее найти.
Израиль начал всерьез разрабатывать собственные контрстратегии после того, как проиграл «войну в Твиттере», сопровождавшую операцию в Газе в конце 2008 — начале 2009 года. Тогда израильские военные пытались контролировать освещение событий в традиционных СМИ, но в значительной степени «проморгали» онлайн-дебаты. По мере того, как широко распространяемые свидетельства палестинцев усиливали международное осуждение числа жертв среди мирного населения, давление США на Израиль усиливалось. Израильские военные поняли, что игнорировать интернет было ошибкой.
В нынешней войне Израиль приспособился использовать свое обычное военное превосходство и огромный организационный потенциал в битве за информацию. Израиль задушил систему связи в Газе, препятствуя командованию и управлению ХАМАСа, нанес авиаудары по вышкам сотовой связи и лишил электричества палестинских интернет-провайдеров. К концу октября интернет-трафик в Газе упал на 80%. Во время некоторых военных наступлений Израиль полностью перекрывал доступ к коммуникациям.
В дополнение к атакам на коммуникационную инфраструктуру Израиль провел обширную юридическую и политическую кампанию, стремясь заставить компании-операторы социальных сетей удалить нежелательный контент, связанный с войной. В первый месяц боевых действий Израиль направил в Meta, TikTok, X, Google и другие сервисы около 9500 запросов на удаление сообщений, которые, по мнению властей, пропагандируют терроризм. Компании выполнили 94% просьб Израиля. Этот успех свидетельствует о способности Израиля, как государства, оказывать давление на цифровые платформы. ХАМАС, как негосударственный субъект и запрещенная террористическая организация, не обладает такими же возможностями. Не имеет таких возможностей и широкая палестинская диаспора.
Информационные стратегии, которые Израиль, ХАМАС и широкое палестинское сообщество применяют сегодня, почти наверняка повлияют на войны завтрашнего дня. Ключевой урок заключается в том, что в этих боях вирусность может взять верх над достоверностью. Онлайн-дебаты, в том числе и те, которые имеют мало общего с правдой, будут продолжать определять ход событий офлайн, изменяя общественное восприятие и корректируя официальные решения. Эти информационные битвы не заменят традиционные методы ведения войны, но они становятся центральным элементом того, как ведутся и выигрываются современные конфликты.
Подготовка к следующему информационному конфликту уже идет полным ходом. Исследователи из Китайского национального университета обороны изучают, как китайская армия потенциально может одержать верх в так называемой «когнитивной войне». Эффективная тактика, по мнению исследователей, включает в себя «соревнование дискурсов», которое манипулирует эмоциями глобальной аудитории; процесс «информационного нарушения» и «отключения общественного мнения», который включает в себя посев желаемых нарративов и обеспечение их распространения в критические моменты; и «блокирование информации», которое означает нарушение цифровых и физических коммуникаций противника и замену их сообщениями, предпочитаемыми Китаем.
Эти стратегии зеркально отражают те, что используются в текущем конфликте между Израилем и ХАМАСом. Китайские военные почти наверняка будут использовать их в потенциальной войне в Тихом океане.
Источник: Александра Аппельберг, «Детали».
