Когда вечером 21 ноября я пришел на практически пустой Майдан Незалежности, первое, на что я обратил внимание, были журналисты одного из телеканалов, которые задавали вопросы собеседнику – разделяет ли он мнение, что если бы не Майдан, Путин не напал бы на Украину?
Через десять лет после Майдана поиск ответа на этот вопрос, можно сказать, стал глобальным трендом – вне зависимости от того, как человек относится к событиям 2013-2014 годов. Мне самому пришлось разговаривать с поинтересовавшимся журналистом, вышли бы украинцы в 2013 году на Майдан, если бы знали о его последствиях – то есть о войне. И надо сказать, что в предыдущие годовщины Майдана такие вопросы не возникали – возможно, их порождает именно тупик военного времени, именно желание найти ответ на вопрос, можно ли было как-то предотвратить катастрофу.
Но для того, чтобы ответить правильно, нужно уяснить даже не причины Майдана, а причины войны. И понять, что к провозглашению нашей независимости в Украине и России относились совсем по-разному буквально с первого дня возникновения Украинского государства – как в 1918 году, так и в 1991-м. Для украинцев это государство было свершившимся фактом, константой. Для россиян – временным явлением, собственной территорией с вымышленным, даже «крамольным» суверенитетом. И оба раза Россия была готова отложить решение украинского вопроса до того момента, пока не будут решены ее собственные проблемы. Хотя в какой-то момент российскому правительству становилось ясно, что оккупация Украины должна способствовать решению этих проблем – победе большевиков (или врагов из Белого движения) в Гражданской войне или восстановлению Советской империи в ее привычных границах влияния.
Откладывать «окончательное решение украинского вопроса» – как, кстати, и других бывших советских республик – Москва была готова только при условии, если эти республики не найдут своего места в альтернативных интеграционных союзах. Очевидно, что вступление в НАТО и Европейский Союз накладывает на Запад обязательства по защите территории, которую россияне продолжали считать своей. Это считалось расширением сферы влияния – при том, что Запад и так «нелегитимно» расширил свои сферы влияния на страны Центральной Европы и Балтии, которые по праву принадлежат России.
Россия упорно – еще с начала 90-х годов – пыталась держать свои «окраины» (и Украину прежде всего) в этом политическом холодильнике. Одним из важных инструментов такого удержания – если местные политические элиты не желали воспринимать кремлевские сигналы, а общества пытались влиять на построение государства – была «ампутация», оккупация части территории. Так было с Молдовой, с Грузией – напомню, что эти страны решительно настаивали на своей независимости еще тогда, когда Украинская ССР была едва ли не главной опорой союзного центра в переформатировании СССР. А в 2013 году Украина – с точки зрения Путина – слишком близко подошла к интеграции с Евросоюзом, когда готова была подписать соглашение об ассоциации. Кремль несколько месяцев подряд «сигнализировал» Киеву о недопустимости такого подписания, в конце концов у Путина лопнуло терпение, и он просто заставил Януковича отказаться от соглашения, которое для тогдашнего украинского президента, жадного и недалекого, было просто денежным резервуаром. Почему Янукович не сознавал, что его политика вызовет гнев Путина? А потому, что он также не мыслил в категориях временной украинской государственности, имел классическое сознание воспитанника Советской Украины. Янукович готов был возглавлять марионеточную Украину, руководимую россиянами – но Украину, а не Киевскую губернию. А в сознании Путина никакой Украины не должно быть вообще, Путин пылает желанием исправить «ошибку большевиков» и стереть случайное образование с карты.
Майдан, приведший к краху Януковича, одновременно создал условия для подписания новой властью соглашения об ассоциации – и тогда началась не война, а операция «ампутация», ставшая войной уже на этапе попытки обособления востока. Но тут российский президент увидел, что просчитался. Что обособление территорий вовсе не создает надежный барьер между Украиной и Западом, а наоборот – ускоряет движение Украины от России. И что даже поражение постмайданной власти в 2019 году не создало возможности отказаться от этого движения.
И тогда возникает идея «надежной» смены власти – привезти в Киев на танках такую власть, которая гарантированно выполнит все желания российского президента не откажется от курса на ЕС и НАТО, а приведет Украину к союзному государству с Россией. Так и начинался блицкриг, который впоследствии – в связи с провалом планов Путина – был переформатирован в длительную войну на истощение.
Итак, если бы не было Майдана, не было бы захвата украинских территорий и последующей войны? Конечно, но только в том случае, если бы украинцы – все – окончательно согласились бы с курсом на ликвидацию собственного государства. Надо понимать, что в Украине всегда существовал консенсус по ее существованию, а в России был консенсус по ликвидации Украины как непременного условия «возрождения исторической России». Рано или поздно нам пришлось бы столкнуться. Единственным шансом избежать такого столкновения должно было быть построение сильного государства, подавляющее большинство граждан которого понимало бы, чего оно от этого государства и его ценностной ориентации хочет. Но чего не было – того не было.
Конечно, стоит ответить на еще один важный вопрос – а что, если бы Украина «просто» присоединилась к России, был бы мир? Нет, не было бы. Ведь Россия продолжает воспринимать бывшие советские республики и страны Центральной Европы и Балтии как добычу, которую у нее отобрали и которую нужно обязательно вернуть. А здесь еще такое усиление государства! Так что украинцы все равно погибали бы на других войнах, только в форме российской армии. В нашей истории это уже было.
Ну и в конце: что делать теперь? Во-первых, понять, что в истории нет движения назад. Майдан создал предпосылки для сохранения государственности, деградировавшей к моменту его взрыва. Украинская армия создает условия для обороны и восстановления территориальной целостности. И когда мы отвлечемся от России, нам нужно будет подумать о построении сильного государства, подавляющее большинство граждан которого будет понимать, чего оно от этого государства и его ценностной ориентации будет желать.
Если, конечно, мы не захотим попасть в вихрь новой войны.
Источник: Виталий Портников, Zbruc
