Умер от “синдрома тоски по родине”. Родителям не говорят правду о смерти призывника


В начале ноября в Военно-морском госпитале Севастополя умер 19-летний срочник Андрей Лажиев из карельского города Питкяранты. Родителей Андрея не пускали к сыну в госпиталь, пока он был жив, не пустили и после его смерти. Теперь морг в Ростове-на-Дону не отдает его тело, чтобы родители могли похоронить его. Официальная причина смерти, указанная в свидетельстве, – “отек головного мозга, внутримозговое кровоизлияние в ствол мозга”. Близким погибшего так и не сказали, где и как он получил эту травму. По словам военных, у срочника Лажиева возник “синдром тоски по родине” из-за сильного нежелания служить.

Андрея призвали в армию в июне 2023 года. 24 июня ему вручили диплом – Андрей закончил колледж по специальности “машинист на открытых горных работах”. 26 июня, спустя два дня после выпускного, он отправился в военкомат.

«Вариант не идти в армию у нас в семье даже не рассматривался, – рассказывает Николай, отец погибшего. – Надо по закону – значит, надо. Мы, правда, думали, что он позже уедет, поэтому даже толком собрать его не успели».

Николай работает в Питкяранте машинистом паровой турбины, а его супруга – оператором-прессовщиком коры на целлюлозно-бумажном комбинате. Андрей – их единственный сын.

После призыва он оказался в учебной части в Буденновске. 26 августа принял присягу, а через три дня сообщил родителям, что его в составе группы из 50 человек переводят в воинскую часть №12676 в аннексированный Крым, в село Перевальное.

«После этого три недели связи с Андреем не было, телефон просто был выключен. 21 сентября Андрей позвонил сам и сообщил, что лежит в полевом госпитале. Где конкретно он находился, он не знал: сказал только, что все живут в палатках в поле, а вокруг горы. Говорил, что очень плохо себя чувствует, и жаловался на постоянную тошноту», – рассказывает Николай.

Родители Андрея обратились в военкомат города, но никакой помощи там не получили. Не ответили им и почему их сын, не прослужив и трех месяцев, оказался в госпитале.

«Мы обратились в наш военкомат (в г. Питкяранта), однако и там ничем не смогли помочь: военком только руками развел и сказал, что у него нет доступа к информации о том, где находятся срочники. А потом с нами вообще перестали разговаривать: то у них кто-то заболел, то отвечали “мы не знаем”. Пришлось искать контакты неофициально, через знакомых в Петрозаводске. Один отставник (отставной военный. – СР) знакомый мне помогал, он делами ветеранов занимался всегда», – рассказывает Николай.

Андрея выписали из госпиталя 23 сентября, 6 октября его перевели в Армянск, где связь с ним снова оборвалась.

15 октября с Николаем в соцсетях связался незнакомый мужчина, который оказался соседом Андрея по палате в госпитале. Он сообщил, что Лажиев лежит в Военно-морском госпитале в Севастополе в крайне тяжелом состоянии: плохо ходит, почти не видит, его постоянно рвет. Сосед предположил, что Андрей попал в госпиталь примерно 8 октября – никакой другой информации на тот момент у родителей не было.

Сосед по палате дал свой телефон Андрею, чтобы тот смог поговорить с родителями. По телефону Лажиев подтвердил, что он не может есть, не помнит, что произошло и как он вообще попал в госпиталь. Свой собственный телефон, по его словам, он потерял, но при каких обстоятельствах, тоже не помнил.

«Сосед по палате прислал нам фото Андрея. Мы его даже сначала на узнали. Зрелище было ужасное. На момент призыва в армию он весил больше 100 килограммов. А к тому моменту в госпитале он весил меньше 60 кг, – рассказывает отец. – Я сразу начал звонить в госпиталь. Но там никто с нами не разговаривал. Я хотел узнать у врачей диагноз сына. Одна из врачей заявила, что будет разговаривать только с “компетентными органами, когда увидит корочки”. Я даже не знаю, как звали врача – ни один из них не представился».

Родители сразу хотели поехать в госпиталь к сыну, но сотрудники медицинского учреждения предупредили: без специального разрешения родных не пустят. Несколько дней Николай с женой пытались оформить это разрешение, но ничего не получалось: никто не сообщал официально родителям, где находится их сын; в военкомате не было никакой информации о том, что Андрей в госпитале.

«Разрешение мы нигде не могли получить, так как в военкомате вообще не было информации о том, что Андрей госпитализирован. На тот момент мы даже не знали точно, в какой он был части до госпиталя», – рассказывает Николай.

18 октября Николай написал заявление в Петрозаводскую гарнизонную прокуратуру с требованием предоставить официальную информацию о состоянии сына. Все эти дни родители были с Андреем на связи: 21 октября ему сделали МРТ головного мозга.

23 октября с Николаем связался врач-психиатр и сообщил, что никакие жизненно важные органы не повреждены. Тогда же стало известно, что Лажиева перевели из неврологии в психиатрическое отделение. По мнению медиков, состояние Андрея было следствием психотравмы.

«Врач нам сказал, чтобы мы не переживали, что Андрея поставят на ноги. До 26-го числа мы продолжали с сыном разговаривать по телефону, голос у него в общем нормальный был, – вспоминает Николай. – Они мне сказали, что Андрей якобы так не хотел служить, что у него случилось что-то вроде нервного срыва. Они это назвали “синдром тоски по родине”. Но еще психиатр сообщил, что на теле Андрея он заметил явные следы побоев».

Во время телефонных разговоров с сыном Николай пытался узнать, что случилось и как Андрей попал в госпиталь. Но всякий раз, когда он задавал ему этот вопрос, Андрей отвечал, что не знает, что произошло, и не помнит, почему он оказался в больнице. В основном отец и сын говорили о самочувствии последнего. Сын все время жаловался, что плохо видит и его тошнит. В его речи отец замечал тянущие интонации.

После последнего разговора, 26 октября, Андрей попал в реанимацию. Родители узнали об этом не от врачей госпиталя, а все от того же соседа по палате. Лишь через какое-то время дежурный врач подтвердил информацию Николаю и его жене, лишь сухо сообщив, что состояние их сына тяжелое и он находится на ИВЛ.

«Нам удалось связаться с врачом-реаниматологом. Он сказал нам страшную вещь – что у Андрея отек мозга и кровоизлияние, и идет отрицательная динамика. Мы спрашивали, может, нужны лекарства какие-то, но нам ответили: мы морской госпиталь, у нас все есть», – вспоминает Николай.

Родители Андрея снова собрались ехать в госпиталь, но им вновь заявили: в медучреждение не пустят, так как “госпиталь находится в зоне СВО” (официальное российское обозначение войны в Украине. – СР). Врачи обещали, что Андрея будут эвакуировать из Севастополя, так как в городе слишком опасно. Но потом именно из-за тяжелого состояния перевозить Лажиева в другой госпиталь не стали.

Все это время родители пытались получить разрешение на посещение госпиталя, и, наконец, 1 ноября они выехали со всеми необходимыми документами. Но было уже поздно: на следующий день, когда Николай и жена находились в аэропорту Домодедово, им сообщили, что 2 ноября в 1:10 Андрей умер.

«Мы узнали о смерти сына только в 10 утра. В Домодедово нас развернули – сказали, возвращайтесь домой, вы ему уже не поможете, мы вас не пустим. Дальше будет врачебная комиссия, вскрытие. Нам четко сказали, и дежурный врач, и реаниматолог: в часть вы не попадете. Я связывался с петрозаводским военкоматом, думал, может, они что-то смогут сделать. Но там мне ответили то же самое: возвращайтесь, и всё».

Дома родители оказались только 4 ноября, а с 5-го числа начали снова звонить в военкомат. Трубку там не брали – праздники. Никакого официального извещения родные тоже на тот момент не получили. По словам Николая, о смерти его сына в Питкяранте в те дни вообще никто еще не знал.

«Нам же президент с экрана телевизора говорит, что в “зоне СВО” у нас срочники не находятся, а в военкомате мне прямым текстом сказали, что Армянск, куда переводили сына, находится в этой зоне. И что с Андреем случилось, я до сих пор не знаю. Я хотел спасти своего сына, я готов был забрать его из этого госпиталя. Нас просто никуда не пустили. И мы по телефону наблюдали, как он умирает, – говорит Николай. – Самое страшное, когда все видишь и ничего сделать не можешь. Хочется выть от бессилия. Это невозможно представить – вот так отдать свое единственное дитя и получить… Даже и не получили еще».

Через два дня в телеграмме с Николаем связался некий Виктор, который представился командиром по воспитательной работе. Ни фамилии, ни своего звания он не сообщил.

«Этот Виктор сказал, что сейчас они занимаются сбором документов. Я ему говорю: скажите по-человечески, что там произошло? Он ответил, что не знает, только скинул мне фото справки о смерти, которую ему выдали в госпитале. Там было написано черным по белому: заболевание – отек мозга, один месяц. А почему этот отек случился – неизвестно. То есть мой сын целый месяц лежал и умирал, а они ничего не сообщали. Если бы его эвакуировали, думаю, он был бы жив (в распоряжении редакции есть извещение от воинской части, где говорится, что Андрей умер от “отека головного мозга, внутреннего кровоизлияния в ствол мозга”. – СР), – рассуждает Николай. – Этот командир, который со мной в телеграмме списался, знаете что предложил? Самому приехать в Севастополь, за свой счет купить гроб и прочие ритуальные принадлежности и самому везти домой хоронить, потому что, как он мне сказал, у них нету на это никаких средств, им ничего не выделяется».

Что случилось в части и почему сын оказался в больнице, семья Андрея не понимает. Николай рассказывает, что сына постоянно просили подписать контракт, но он отказывался. Отец не исключает, что его сына могли избить, требуя, чтобы он заключил контракт с Минобороны.

«Как мне сын рассказывал, после 21 сентября им каждый день там предлагали подписать контракт. Каждый день. Контракт, контракт, контракт. Я ему говорил: ты только не подписывай. Он не подписал. Но есть информация, что контракты якобы заставляли подписывать побоями. И я такого не исключаю. После смерти сына верить им не могу, не могу, и всё. Я им дал живого ребенка, а мне гроб приходит. Без каких-либо объяснений. Я думаю, их так заставляли контракт подписывать. Я боюсь, что это так и делается. Подозрения усиливаются тем, что никто ничего не объясняет, никто не говорит правды. Из Министерства обороны мне до сих пор официальной бумаги никакой не пришло, на мои запросы оттуда тоже ответов не было», – рассуждает Николай.

В военкомате Петрозаводска родителям сообщили, что тело Андрея перевезли в морг в Ростове-на-Дону, куда свозят тела погибших в Украине российских военных. В военкомате утверждают, что теперь тело Андрея должны привезти спецбортом в Петрозаводск. Однако спустя 20 дней после смерти тело так и не привезли. В том же военкомате говорят, что они до сих пор даже не получили никаких официальных документов о смерти Лажиева. В ведомствах ответ один: идет разбирательство.

«В четверг со мной связались из Буденновской гарнизонной прокуратуры – я же везде запросы делал. Сказали: мы не можем найти вашего сына, сообщите, пожалуйста, где сейчас находится ваш сын и номер части, где он служил. Это как вообще? Я, конечно, знал тогда уже, военком мне сообщил. Но если бы я сам Андрея не искал, то откуда бы знать? Я чувствую, что они начинают “мылить” дело моего сына. Понимаете, просто сливают. Закрывают и так далее. Я очень этого боюсь, поэтому решил все рассказать. Если бы я молчал, мой сын до сих пор там был бы, в Крыму. Военком сказал, что звонил в эту дивизию, так их командир даже не знает, что у него боец погиб. А военком мне прямым текстом сказал: да есть подозрение, что Андрей был избит, и избит неоднократно. Если тело все-таки привезут, я постараюсь повторную медицинскую экспертизу сделать».

Николай предполагает, что в части, куда отправили его сына, были неуставные отношения, и если это так, то командир вместе с другими офицерами этой части виноват в произошедшем.

«Кроме командира, есть взводный, ротный, командир по воспитательной части. Я сам в армии служил, знаю. Такого командира из армии гнать надо, он ее дискредитирует. Официально Армянск у них “зоной СВО” не считается. Но я из других источников знаю, у кого дети попали в этот Армянск – там стреляют, там настоящая война идет. Но они это скрывают, официально нам этого не говорят. У родственников сын служит в Белгородской области, прямо на границе. Там тоже стреляют, тут же контрактники воюют, как и мобилизованные».

Судмедэксперт, проводивший множество экспертиз гибели военных, говорит, что, скорее всего, Андрей Лажиев умер либо вследствие инсульта в бассейне задних мозговых артерий, либо от последствий черепно-мозговой травмы.

«Его могли взять за руки и за ноги и бросить на пол, при этом возникает соударение затылком, а затем вторичное кровоизлияние в мозг, – объясняет эксперт. – Родителям погибшего нужно писать жалобу в СК РФ и требовать проведения судебно-медицинской экспертизы (СМЭ) по имеющемуся протоколу патологоанатомического вскрытия с обязательным повторным исследованием гистологических препаратов в структуре СК РФ или в частной организации, так как военные СМЭ обязательно наврут».

В воинских частях бывают случаи, когда на призывников оказывают давление, чтобы они подписали контракты с Минобороны, говорит известный российский юрист, который специализируется на помощи военным. Призывникам угрожают, могут унижать словами или загружать тяжелой работой, но, по словам юриста, жалоб на побои пока не было.

«Необходимо тщательное, подробное и объективное расследование гибели солдата по призыву. Нарушение уже в том, что молодой человек умер на службе по призыву, находясь в медучреждении почти месяц. Родителям следует написать заявление с требованием провести расследование по факту гибели солдата. Там можно всё писать, что кажется подозрительным», – заключает юрист.

Источник: «Север.Реалии»

Рекомендованные статьи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *